Он перенес все столы в переднюю комнату, где должны были собраться гости, и поставил их один к одному. Потом притащил скамьи, постелил новую скатерть, которая нашлась в хозяйстве у Лузи, и начал сервировать стол, расставляя тарелки, раскладывая ножи, вилки и ложки, чтобы не случилось, как часто бывает у бедняков, что на весь стол оказывается один нож и не хватает ни ложек, ни вилок. Сроли все сделал особенно старательно, хотя на сервировку здесь смотрят сквозь пальцы.

Сроли позаботился и о съестном, и о напитках, и об остальном тоже. Все лампы он принес в переднюю и поставил на стол, чтобы сегодня было светлее, чем всегда. А когда все было готово, он оглядел свою работу глазом опытного сервировщика и, заметив, что не хватает вещей, которых у Лузи даже и нет, отправился к соседям и одолжил нужное.

Когда ему показалось, что вина мало, он еще раз сходил в город и пополнил запасы.

Вечером после молитвы, когда народ стал собираться, когда на столе зажгли не одну, а целых три лампы сразу и гости стали жмуриться от непривычно яркого света и от необыкновенно парадной сервировки, Сроли Гол, усталый, измотанный после целого дня забот и хлопот, уселся в углу, как если бы он ко всему проделанному и приготовленному в доме никакого отношения не имел, и стал ждать, когда нужно будет подавать то, чего на стол еще не принесли… Но и тогда можно было предвидеть, что он места среди приглашенных не займет, что он станет только подавать и прислуживать, как делают некоторые виновники торжества, которые ни к чему из наготовленного не притрагиваются и испытывают удовольствие от одного лишь обслуживания других…

Так оно и было. Когда гости наконец уселись, Сроли начал наблюдать, присматривать, подавать, если гостям чего-нибудь не хватало; он хотел, чтобы все чувствовали себя хорошо, чтобы не было обиженных даже среди тех, для кого места за столом не нашлось и кому пришлось стоять в стороне.

Это были обитатели «Проклятья», увидевшие необычное освещение в доме Лузи и почуявшие запах предстоящего торжества. Они, не стесняясь, вошли в дом без приглашения. Сроли старался, чтобы и эти остались довольны… Он впустил даже калек и помешанных, которых тоже привлек яркий свет. Они вошли тихо, словно на кончиках пальцев, столпились в кухне и начали заглядывать в большую комнату, надеясь, что и им перепадет лакомый кусок.

За столом сидели известные нам друзья Лузи — такие, как четырехаршинный портной с тощей шеей и сильно выступающим кадыком, красильщик Менахем с рассеченной губой, Янкеле-Затмение, «парочка» и многие другие, которых мы знаем и поэтому перечислять не станем. Пришли и новые знакомые, которые чувствовали себя не слишком свободно и даже немного отчужденно. Явился и Шмулик-драчун, который не позабыл о приглашении Сроли и не заставил себя упрашивать.

Гости уже успели отведать яств и напитков, которые Сроли принес днем с базара в кошелке и в карманах и которые он подкупил вечером в городе, подумав, что еды на всех не хватит.

После первых глотков у проголодавшихся гостей порозовели щеки, которые сначала были землистого цвета. Все почувствовали себя свободнее и бодрее, захотели петь, после чего, конечно, пустились бы танцевать до седьмого пота.

Но в тот момент, когда взоры гостей уже были обращены к главе стола, всегда начинавшему мелодию, которую за ним подхватывали другие, вдруг раздались странные звуки — звуки музыкального инструмента, доносящиеся из угла комнаты.

«Что такое? Что это?» читалось во взорах, обращенных в ту сторону, где стояли за неимением места незваные гости с «Проклятья».

И тут все увидали Сроли со свирелью у рта, которой он некогда увеселял новобрачных, как мы уже рассказывали… Взоры гостей обратились с немым вопросом к Лузи: хорошо ли, мол, что Сроли, вопреки обычаям, играет на нееврейском инструменте, на дудке? Прилично ли это, дозволено ли слушать?

— Это ничего, — добродушно ответил Лузи, да еще с улыбкой, означавшей, что и ему звуки показались странными, что ему тоже интересно, как и что сыграет Сроли на своем инструменте.

Гости были крайне удивлены — и те, кто сидел за столом, и те, кто стоял поодаль, все эти Среды и Коробки: услыхав звуки свирели, они подошли к порогу большой комнаты и, вытянув шею, стали прислушиваться к мелодии, которую наигрывал Сроли.

Сроли превзошел самого себя: чистота тона и музыкальность звуков заставили присутствующих забыть обо всем, что преследовало их на протяжении долгих лет… Гости словно перенеслись к дворцу, построенному где-то в воздухе, окруженному прекрасными садами и защищенному крепкими воротами, которые держали закрытыми для тех, кто недостоин сюда войти.

А Сроли со своей свирелью привел к дворцу людей и, играя, стал требовать, чтобы ворота отворились и чтобы хозяева оказали почести тем, кого он, Сроли, считает достойными и заслуживающими доверия.

«Они заслужили уважение, — как бы говорил он, играя, — хотя они бедны и обделены, ограблены и лишены своей доли, но кто знает, кому принадлежит завтрашний день и кто послезавтра получит власть над миром?»

И вот ворота отворяются, Сроли со своими друзьями входит, и видно, что они на первых порах чувствуют себя неловко и стесненно оттого, что попали сюда, кажется, незаслуженно, и, пожалуй, были бы рады, если бы их увели обратно…

Но Сроли не дает им чувствовать себя неловко, он ободряет и воодушевляет их, идет впереди и играет «встречу», как для самых желанных и долгожданных гостей.

Гости входят в роскошные залы, где щедро накрыты праздничные столы, за которыми уже сидят люди, ничем не отличающиеся от них самих, такие же убогие, так же бедно одетые, но чувствующие себя уже более свободно; и вот они радушно встречают новоприбывших, освобождают им места за столом и показывают, что все здесь могут ощущать себя легко и непринужденно.

Вскоре являются и владельцы дворца, одетые в пышные наряды. Они ведут себя так, будто никогда дела не имели и не встречались с гостями вроде тех, кого привел Сроли. Но они не пренебрегают ими, с удовольствием усаживаются рядом, они готовы есть и пить с ними из одной посуды. А когда гости, которых привел Сроли, закусив и выпив, принимаются танцевать, владельцы дворца тоже пускаются в пляс, да с таким жаром, что пятки у них горят и от всеобщей радости поднимается потолок, все кричат: «Пусть радуется целый мир! Пусть каждый, кто хочет, заходит и участвует в нашем торжестве! Пусть приходят все, все, не исключая самых последних и ничтожных, которых примут наравне с самыми первыми, с мудрецами. Все! Все! И не только люди, но и звери лесные, и скот с лугов — всем будут рады…»

Но тут потолок и вправду поднимается… Видно, что на дворе ночь, холод, темно и звездно… И вдруг из холода появляются старики, по-разному одетые, со свечами в руках, словно ведущие кого-то под венец, а за ними — толпа странников, ходоков с ореховыми палками в руках и с торбами — таких, которые никогда не имеют крова… А позади бредут коровы с пастбищ, нет, не с пастбищ, а из убогих хлевов, плохо защищенных от стужи. Коровьи шкуры заиндевели, и выглядят животные так, будто ищут теплого места, где они могли бы отелиться и освободить свои беременные утробы.

Вскоре так и происходит: слышно тихое мычание коров, блеяние коз и овец, они телятся и ягнятся на глазах у гостей, собравшихся во дворце, при свечах, которые старики держат молча и торжественно… А потом, когда детеныши появляются на свет, старики и странники восклицают: «Поздравляем! Поздравляем весь мир!..» И в холодном темном небе появляется зелено-золотистая звезда, которая сияет над головами людей, присутствовавших при родах.

— Ме-е-е…

— Поздравляем! Поздравляем!..

И тут Сроли оборвал мелодию — как всегда, посредине, но присутствующим казалось, что он продолжает играть, что свирель еще у него во рту, между тем как звуки затихли, а инструмент лежал уже у него в кармане.

Простая пастушеская мелодия поразила всех настолько, что сидевшие за столом раскрыли рты от удивления, а те, кто стоял, забыли о том, что они стоят; полоумные «среды», калеки, обитатели «Проклятья», напрягавшие шею и голову, чтобы слышать и видеть музыканта, который играл в большой комнате, под впечатлением от игры Сроли тихо посмеивались и даже взвизгивали от восторга…