Дама-Босс пригласила всех, кому от неожиданности некуда податься, к себе в гости — дескать, у нее в лондонском доме полно пустующих комнат. Сама она будет рада, а ее дражайший и любимейший Адам давным-давно оглох и не станет возражать. Многие вздохнули с облегчением — им и впрямь некуда было податься, а тут, представьте, предлагают дом Хэмблдонов. Там будет и электричество, и ванна, и душ, и горячая пища — одним словом, все, чем давно не мог нас обеспечить «Касл-спа». Кимберли уже наяривала по спутниковому телефону, улаживая вопрос безопасности Маникюрши.

На том мы и договорились. Железнодорожное сообщение, кажется, возобновилось — ведь Психологиня с Судьей, хихикая, сгоняли на великах в Лиммус, чтобы договориться насчет такси к вечернему поезду. А мы с Юаном и Мачехой напялили сапожищи и по слякоти почапали к сараю, где хранился запасной генератор, — хотели, чтобы джакузи показало себя во всей красе в последний раз. Майра сидела в оранжерее, в теплом гнездышке из средневековых гобеленов, которые посрывала со стен в восточном зале, пила виски и скулила по поводу Алистера. Напилась она быстро, что было видно по слезящимся глазкам. Сдирать со стен гобелены ей помогала Беверли — дешевые нейлоновые репродукции, грош им цена! Теперь, зная, что мы уезжаем, Беверли помогала нам во всем. Единственное; чего она, кажется, боялась — как бы мы дружно не передумали.

После подачи электричества замок начал оживать и джакузи забулькало и нагрелось до нужной температуры. Мне надлежало поведать свою историю после обеда. Главное, успеть сделать все до того, как кончится дизельное топливо. Дамы пошли собираться.

Я тоже направилась к себе. Но не собираться, а придумать, какую историю рассказать. В голову ничего не приходило. Там гулял ветер. Я постучалась в дверь к Мачехе — посоветоваться. Мы напрягли мозги — чем еще можно поразить и удивить слушателей? В греческой тюрьме мы уже были, держали лестницу Адама и не убили его, набрали бледных поганок и подмешали их в тушеное мясо, водили беседы с короновальным кубком, поменяли пол, спасли чужого кота и бог знает что еще сделали! Она предложила мне взбодриться амфетаминами, но я уже пробовала их когда-то и поняла, что тупею. В общем, я отказалась. А потом она вдруг показала на окно:

— Батюшки! Прямо deus ex machina — «бог из машины»! Только позови, и всегда придет! Ты спасена!

И я действительно была спасена. С небес донесся гулкий рокот. На площадку перед «Касл-спа» садился вертолет — не какой-то жалкий дребезжащий комарик, на котором передвигалась леди Кэролайн, а громадный страшный зверь из тех, что используются как транспортное средство в Афганистане, и площадочка здешняя явно была мала. Он сначала кружил, словно не решаясь, но все же рискнул — пошел на посадку. Забрызгал все вокруг слякотью и затих.

Я побежала в восточный зал, впитавший в себя столько наших житейских историй, и нашла там Майру, свернувшуюся калачиком в своем лжесредневековом гнездышке. Я не то чтобы пнула ее, просто треснула, чтобы растормошить. Когда она очнулась и села, вид у нее был ужасный. Типичная пьяная рожа — отвислая челюсть, бессмысленные выпученные глаза и заляпанная черт знает чем белая блузка.

— Он приехал за тобой! — сообщила я. — Твой Алистер примчался к тебе на крыльях любви!

— Передай ему, чтобы катился обратно к своей жене! Но тут сам Алистер вошел в комнату. Держаться он, скажу я вам, умел. Как умеют держаться люди, душившие кого-то голыми руками. Убивавшие, «мочившие» и «зачищавшие» от имени государства. Только, по мнению Майры, такие вещи нужно делать собственноручно. Лишь тогда души убиенных тобой вознесутся на небеса, хочешь ты того или нет. И Алистер этот, судя по всему, был как раз одним из таких. Я бы не назвала его красивым — обвисло-отекший, толстогубый, какой-то убогий клочок волос, насильственно зачесанный на облысевшую макушку, и все в таком духе. Но скажу вам так: большинство женщин побежали бы за ним вприпрыжку, только помани. Положение и власть — вот ответ.

Он рывком поднял Майру на ноги.

— Боже! Ну ты и выглядишь! Я за тобой вообще-то приехал. Семью бросил, между прочим. Жену я еще терпеть могу, но только не детей. Обещай, что никогда не будешь рожать.

К нам потихоньку подтягивались остальные. Бабонькам явно не понравилось услышанное.

— А у меня уже есть семья, — заявила она. — Я нашла ее здесь. И кому нужны эти мужики?!

Но Алистер ее не слушал. Заявил, что готов подвезти в Лондон всех, кто захочет. Места у него полно в вертолете, видишь ли. Только придется поторопиться со сборами, поскольку обещали новые снегопады.

Посовещавшись, мы дружно решили, что никакой истории я рассказывать не буду. Нам просто нужно выбраться отсюда. А эти такси, кто их знает — приедут или нет. Писательница пусть подождет со своим рассказом. А может, ей, Писательнице, и рассказать-то нечего?! В общем, выбора у нас особого не было — мы же хотели вернуться к горячей воде, пище и нормальным подсвеченным зеркалам, перед которыми можно прилично накраситься. Мы по-быстрому перелезли из банных халатов в обтягивающие юбочки и туфли на высоченных каблуках — то есть обрели форму и собрались в восточном зале, где я торжественно отключила джакузи. Мы дружно наблюдали, как затихают и умирают пузырьки. А потом гуськом потянулись к вертолетной площадке, такие разные и одновременно одинаковые, готовые к любым поворотам судьбы, к любым гримасам будущего. Я смотрела на них с такой гордостью, словно сама, как творец, создала и теперь радовалась. Психологиня с Судьей держались за ручки. Маникюрша забралась в вертолет последней. Она путешествовала отнюдь не налегке. Кимберли пришлось сделать три ходки, чтобы принести все ее чемоданы. Беверли ей помогала, а потом встала в сторонке, чтобы посмотреть, как мы улетим.

Мы уже сидели в вертолете и ждали, когда пилот закончит приготовления, когда увидели гаснущие, умирающие огни «Касл-спа». Дизельное топливо кончилось. Бедная Беверли! Мы звали ее с собой, но она сказала, что должна остаться. Это был ее долг. Она уроженка Новой Зеландии и не может подвести леди Кэролайн. Она одиноко стояла в сторонке и жалась от холода, обхватив себя руками. Моросящий дождь переходил в снег. Маникюрша подошла к открытой дверце и после небольшой потасовки с Кимберли, пытавшейся ее остановить, выбросила что-то наружу. Это была серебристая норковая шубка.

— Она, мать твою, не нужна тебе больше! — крикнула Маникюрша.

— Обойдусь без нее! — закричала в ответ Беверли, хотя я, честно говоря, уже не могла ее слышать, потому что дверь с грохотом захлопнулась и двигатель заработал, поэтому я скорее всего прочла ее мысли: «Да не люблю я этих мертвых животных!»