Вернулся Роман Семенович, явно сильно озабоченный. Глянул уже зло на Анфису, как будто и не было его спокойного и радушного разговора с ней, и резко сказал:

– Надеюсь, у вас больше нет вопросов? – и, не дав ей ответить, поспешно добавил: – Тогда все. Ко мне пришли.

Анфиса простилась и вышла.

«Что же случилось с ним? – думала она дорогой. – Так сильно изменился^выйдя на секунду. Кто же пришел? Повод должен быть очень серьезным, чтобы вывести такого непробиваемого человека, как Роман Семенович. А о наркотике он, ясно, ничего не знает. Так что же Антон? Его энергетический след в ангаре… Нет, Роман Семенович, ошибаетесь, нет там его следа».

Она вышла из подъезда. И вдруг ощутила, что почти не хромает. Нога болела куда меньше. Помог колдун-то. Или сама прошла? Поди разберись.

Анфиса добралась до метро. Зашла в магазин, сделала покупки.

Час пик был в самом разгаре. Ей страшно не хотелось лезть в метро, но и машину брать – уже не по средствам.

Ее поприжимали в метро, потом она прокатилась на автобусе, к счастью полупустом, – они шли один за другим.

Анфиса была недовольна состоявшимся визитом. Визит получился дурацким. Действовала она как идиотка. Вопросы задавала глупые. Черт, а ведь было все, кажется, продумано, просчитано. Теряется она перед этим колдуном. И ничего не может поделать с собой.

Углубившись в свои мысли, она подошла к дому и вошла в подъезд…

Когда Штырь открыл дверь своей квартиры, первое, что бросилось ему в глаза, так эго большая спортивная сумка, набитая вещами. Из комнаты вышла Катька. Она была в джинсах, свитере. Глаза заплаканы. Достаточно было одного взгляда, чтобы Штырь понял – она собралась от него бежать.

«Опять ревела», – отметил Штырь. Последнее время своим постоянным ревом она действовала ему на нервы. И так неприятностей куча, а тут еще она постоянно поскуливает.

– Куда намылилась? – спросил он, сбрасывая куртку.

– Зайчик, отпусти меня домой, – заныла Катька. – Я больше здесь не могу… Я боюсь… – и из ее больших глаз хлынули слезы.

– Ну, расслюнявилась… – брезгливо бросил Штырь и прошел в комнату. – Мне кто звонил?

Девица, прижавшись к косяку двери, кивнула, покачала головой.

– Ну, – зло гаркнул на нее Штырь.

– Они, – Катька ненатурально захныкала. – Зайчик, отпусти меня… – вновь застонала она.

– Хва реветь, что сказали? – Штырь с силой дернул ее за руку, отрывая от косяка, и она, крутанувшись, как балерина в пируэте, с размаху шлепнулась на диван.

– А мне это все зачем? Что, меня по кругу пустят? Что тогда? – начала она, размазывая слезы по щекам.

– Умрешь от удовольствия, – скривился он.

– Дурак.

– Дура… Да плевал я на тебя, ясно… Чего требовали?

– Они сказали, ты знаешь… И что час настал… И что, – она боязливо остановила свой взгляд на брюках Штыря. – Ну, ты понимаешь, – нерешительно продолжила она. – Тебе отрежут, – закончила она фразу.

– Сука, – Штырь со всего размаха ударил ее по лицу. Злость кипела в нем. Как будто это она угрожала ему. И он чувствовал, что злобу нужно на ком-то сорвать, иначе он просто не выдержит, слишком сильно было напряжение последних дней. Он ударил ее еще и еще раз… Она всхлипывала, пыталась увернуться от ударов, размазывала по лицу кровь из разбитой губы. Но в голос не кричала, зная по опыту, что нельзя, а то хуже будет…

Злость перешла у Штыря в возбуждение. Он навалился на нее и стал сдирать с нее одежду. Катька не сопротивлялась и даже помогала ему. Это было все же лучше, чем побои. «Зайчик, отпусти меня…» – продолжала повторять она. Когда он удовлетворил свою похоть, она отправилась в ванную. Штырь пошел за ней следом.

– Всего в кровище перепачкала, сука, – он залез к ней под душ и изо всех сил шлепнул ее по голому заду. На коже выступила алая пятерня. – Ладно, – уже более спокойно сказал он. Сейчас он мог рассуждать более здраво. – Катись к своей мамаше… – он ухмыльнулся. – Но чтобы как рыба… Поняла? А то сразу пришью. – Он выключил душ и протянул ей махровое полотенце.

Катька обрадованно схватила полотенце и, согласно кивая головой, начала его вытирать…

– Ну, я пошла, зайчик, – Катька стояла уже в дубленке, объемистая спортивная сумка висела у нее на плече.

– Катись, – отмахнулся от нее Штырь и снял телефонную трубку.

Поджали, ох как поджали. Ну, и ему есть кого поджать. И время настало.

Анфиса едва успела захлопнуть за собой входную дверь, как из-под лестницы выскользнул парень и преградил ей дорогу.

– Гора с горой, а человек с человеком, – сказал он ей, не пропуская к выходу. Анфиса от неожиданности отпрянула назад и тут же услышала, как в ее квартире надрывается телефон.

– Чего надо? – Она внимательно посмотрела на парня и теперь узнала его. Это был шофер, подвозивший ее до дома. Недоумение отразилось на ее лице: «И чего ему надо? Зачем приперся?»

– Никак не признали?

– Я с вами, кажется, как договаривались, расплатилась? Так что претензий быть не должно. – Она хотела отстранить его, чтобы пройти. Телефон, прервавшись на минуту, вновь начал звенеть.

– Со мной, может, и расплатилась, а вот перед друганом моим у тебя должок. Потолковать с тобой велел… – Глаза парня злобно заблестели. Вместе с тем в них была пугающая пустота.

«Наркоман», – как ошпарило Анфису. Действительно, она видела такие глаза и лица у прожженных наркоманов.

До нее начал доходить смысл его слов. В первый момент она не испытала ничего, кроме досады, теперь же предчувствие ей подсказывало, что эта встреча не из приятных, если не сказать больше..

Сзади хлопнула дверь. Она оглянулась, надеясь на спасение. Но перед ней стоял тот самый напарник Штыря, схвативший ее в арке. Ей стало все ясно. Путь в квартиру и назад был отрезан.

– Рад видеть, – Степан криво улыбнулся и потянул к ней свою лапу.

Анфиса прищурилась, сорвала с плеча сумку и попыталась ударить Степана. Если бы удар пришелся в цель, то малым не показалось бы–там лежала только что купленная бутылка мартини. Но Степан отскочил в сторону под лестницу, почувствовав, что в лоб ему сейчас влепится тяжелый предмет. Тем самым он открыл ей путь на улицу. Рванув дверь, она выскочила из подъезда. Сзади, матерясь, бежали парни.

Но убежать в длинной шубе от двух здоровых ребят уже шансов не было. А во дворе, как назло, ни души. Ее схватили сзади. Что-то уперлось ей в бок. Она почувствовала, как шуба треснула, располосованная, и холодная сталь ножа прошла сквозь кофточку.

– Не дергайся, стервь, – Анфиса даже не поняла, кто это прошипел ей на ухо.

Ее затолкали в уже знакомую машину. Степан сел за руль. Валет прижимал ее к сиденью и подпирал в бок ножом. Машина сорвалась с места и помчалась.

* * *

– Не нравится мне все это, – сказала вслух тетя Маша, отойдя от телефона. Весь вечер она никак не могла дозвониться Анфисе. – Куда она подевалась?

Сердце екало в нехорошем предчувствии.

В дверь позвонили.

– Наконец-то, – заворчала тетя Маша, прикидывая, что сейчас скажет племяннице. Но, открыв дверь, на пороге увидела не Анфису, а вернувшуюся с работы Анну Максимовну.

– Я за ключами, – пояснила та.

И вдруг тетя Маша вспомнила, за что ругала Анфису, и к чувству страха за племянницу примешалось чувство негодования к соседке.

– Я тебе вот что, Анна, скажу, – начала она, пропуская ее в квартиру. – Ты Анфису в свои дела не путай… Она молодая, нечего ей по складам с тобой шататься.

– Я не путаю, – опешила Анна Максимовна.

– А куда она подевалась? Как с тобой связалась, так и пропадает. Куда вот она сегодня поехала?

– Что ты, Маш, – Анна Максимовна начала приходить в себя от неожиданного напора соседки. – Она очень отзывчивая девочка… А куда поехала? – Она на секунду напрягла память. – Ах да. Наверное, к колдуну. Я ей телефон его давала.

– К какому еще колдуну! – взорвалась тетя Маша. – Ты что, Анна? На фига ей твой колдун? Ты чего девке голову морочишь? – Тетя Маша начала терять терпение, в такие минуты она, как правило, была очень несдержанной. – Опомнись! Горе у тебя. Сын пропал. Это всем понятно. Все тебе сочувствуют… Только зачем во все эти дела молодую девку путать? Ведь чего греха таить, Антон-то твой тоже не святой был. Кто знает, в какие дела он впутался. Наркоманов лечил… А у них, сама знаешь, сегодня светло в голове, а завтра – тьма сплошная. А ты во все это ее пугаешь.