— Я мечтала об этом с детства. Как о сказке наяву.

— А об Алеке ты не мечтала?

— Да, и об Алеке тоже. Ты довольна? — Глаза защипало от слез. — Неужели ты не понимаешь, что я рвусь на части? Это все равно что пытаться собрать одну картинку из кусочков от двух разных головоломок: как ни старайся, ничего не получится! Не знаю, будет ли это прослушивание успешным. Но если я останусь, нет никаких гарантий, что я буду счастлива здесь.

— Гарантий?! — почти взвизгнула Лави. — А какие могут быть гарантии? И потом, счастье — это то, что ты под этим понимаешь. Человек сам должен создавать свое счастье. Никто не сделает это за тебя.

— Лави, ну пожалуйста, я уже ничего не соображаю. Я знаю только то, что люблю Алека, и то, что хочу участвовать в этом прослушивании. Эти две вещи не сочетаются, но я не хочу противопоставлять их, понимаешь?

Лави несколько секунд стояла молча, потом резко тряхнула головой. Подойдя к кровати, она положила руку на плечо Гвин.

— Хорошо. Я поняла… — Она помолчала, закрыв глаза. — Так… ты все еще хочешь, чтобы я помогла тебе собраться на свидание?

Гвин кивнула.

— Тогда подними с кровати свою тощую задницу и посмотри на это платье. Мне кажется, оно должно быть тебе в самый раз. Не сомневаюсь, что у Алека потекут слюнки, как только он увидит тебя в нем.

Гвин встала, подошла к зеркалу и приложила платье к себе. Насколько она могла судить, вырез на спине опускался куда ниже пояса.

— Боже! Я это не надену!

— Почему?

— Да я просто отморожу себе… задницу.

— Не отморозишь. С твоими ногами и твоей фигурой надо носить только такие платья. И еще возьми вот это.

Гвин повернулась как раз вовремя, чтобы поймать летящий к ней лифчик. Рассматривая изящную вещицу с упругими чашечками и кружевами бронзового цвета, она состроила гримасу.

— Откуда ты его взяла? Сняла шкуру с броненосца?

— Броненосцы серые. Насколько я понимаю, у тебя примерно мой размер. Вот увидишь, это чудо современной инженерии.

Гвин пожала плечами.

— Ненавижу лифчики.

— Все женщины их ненавидят. Впрочем, в этом платье ты можешь обойтись и без лифчика. Кстати, в отличие от женщин, мужчины лифчики обожают. Особенно снимать их.

— Лави!

— Можешь не краснеть. Думаешь, я не знаю, что происходит между вами?

— Лави! — снова воскликнула Гвин.

— Хватит трепать мое имя. Даже если бы Мэгги мне не сказала…

— Постой-ка, тебе сказала об этом Мэгги?

— Да, после тех выходных, когда была сильная метель.

— А как она… Что тут смешного?

— Она пыталась говорить с невозмутимым видом, но на самом деле была очень смущена. — Лави снова прыснула со смеху. — Сказала, что у вас двоих были лица, как у новобрачных во время медового месяца. А потом ты как-то пошла к Алеку, а когда вернулась, от тебя пахло его одеколоном. И пуговицы на блузке были застегнуты неправильно.

Гвин покраснела еще больше. В тот вечер она действительно обнаружила неправильно застегнутые пуговицы, но надеялась, что остальные этого не заметили. Она недооценила орлиную зоркость старых глаз.

— Мне она ничего не сказала.

— А почему она должна была тебе что-то говорить? Это ведь твое дело.

— О-хо-хо, ты плохо знаешь Мэгги.

Лави пожала плечами.

— Одним словом, кошка выбралась из корзины и обратно ее не спрячешь.

Гвин и сама об этом догадывалась. И все же… Она снова опустилась на кровать.

— Знаешь, Лави, я думала, что справлюсь с этим. Но это невозможно. И как людям такое удается?

— Что именно?

— Заводить короткие романы. Поддерживать легкие отношения. Секс без взаимных обязательств.

Лави плюхнулась рядом с ней на кровать и сказала, глядя на нее в зеркало:

— Видишь ли, детка, на мой непросвещенный взгляд, большинство людей просто отъявленно лгут. — Она шлепнула Гвин по бедру. — Давай-ка займемся твоим лицом. Это потребует времени.

— Что ты собираешься делать?

— У тебя в бровях столько лишних волосков, что хватит на целую шубу.

Она подняла Гвин с кровати, подтащила к туалетному столику и заставила сесть. Потом разложила на столике косметику, как медсестра раскладывает хирургические инструменты. Гвин поморщилась от этой аналогии и тяжело вздохнула.

— Я купила самый светлый тональный крем, какой смогла найти. — С ее отливающих медью губ сорвался смешок. — Продавщица посмотрела на меня так, словно я сошла с ума. Еще бы, ведь у меня кожа примерно на двадцать оттенков темнее, чем этот тон. Повернись-ка и подними подбородок.

Гвин послушно выполнила указание, стараясь не морщиться, пока Лави размазывала крем по ее лицу.

— Ты действительно думаешь, что он относится к этому серьезнее, чем кажется? — с трудом проговорила она через плотно сжатые губы. — Я говорю об Алеке.

— Понимаю, что не о Гаррисоне Форде. — Лави на секунду прекратила пытку и поймала взгляд Гвин. — А ты подумай о том, что он сделал для тебя. Тогда и ответишь на свой вопрос, хорошо? А теперь посиди спокойно, я займусь твоими бровями. И не забывай, что красота требует жертв.

— Что? Ой!

По крайней мере, решила Гвин, прикусив губу, слезы, которые появились у нее на глазах, вполне можно отнести на счет неприятной процедуры выщипывания бровей.

Час спустя она стояла перед зеркалом в своей спальне в мансарде и не верила своим глазам.

У нее появились груди. Целых две штуки. И бедра. И губы, и высокие скулы, и глаза, как у Маты Хари. От нее даже пахло, как от женщины. Невероятно!

Гвин взяла свою сумочку, черное бархатное пальто, которое тоже одолжила ей Лави, и небольшой чемоданчик с минимумом вещей, необходимых для того, чтобы провести несколько дней в Нью-Йорке.

Это Алек предложил, чтобы она поехала в Нью-Йорк прямо из Бостона. За остальными вещами можно будет вернуться после прослушивания, когда она найдет себе жилье. А пока, на несколько дней, она могла остановиться у своей подруги Триш в Бруклине.

Они обсудили все это и приняли решение — так цивилизованно, так логично и разумно. Так по-взрослому. Гвин убеждала себя, что благодарна Алеку за то, что он так продуманно все организовал.

До отъезда оставалось еще двадцать минут, когда Гвин спустилась в вестибюль, чувствуя себя почти как гостья, которая собирается заплатить по счету. Впрочем, гости здесь обычно не носили слишком нарядную одежду, поскольку приезжали отдохнуть в глуши и на природе от городской суеты.

Близнецы, которые как раз собрались ехать к Мадлен Бакстер на бридж, заохали, заахали и захихикали, вставляя замечание типа «будь я моложе». Мэгги раскрыла рот и поспешно скрылась в кухне.

Поппи с хмурым лицом сидел в своей гостиной. Встретив его суровый взгляд, Гвин поспешила надеть пальто, чтобы не смущать старика своим видом. Она догадывалась, что он, по выражению Алека, уже все подсчитал, сделал выводы и остался не слишком доволен результатом. Поппи не одобрял сексуальной свободы, особенно, как догадывалась Гвин, когда речь шла о его внучке. Но и ему было совершенно ясно, что та собирается провести в отеле ночь с мужчиной. Тот факт, что отель назывался «Ритц», а мужчина носит имя Алек, служил слабым утешением. Неодобрение деда холодком витало в воздухе гостиной.

— Значит, уезжаешь? — спросил он.

— Поппи… Я должна сделать это. — Почему это простое заявление прозвучало как мольба?

— Объясни, зачем ты тащишь за собой Алека?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ладно, юная леди, придется объяснить тебе это. Ты моя внучка, Гвиннет, а Алек очень близкий мне человек. Что тебе делать, ты сама решаешь. Имеешь право, не спорю. Но не надо впутывать в это Алека…

— Она и не впутывала.

Услышав голос Алека, оба обернулись. В этом голосе, как всегда спокойном и ровном, сейчас прозвучали интонации, которых Гвин не слышала раньше. Алек был в темно-сером костюме в тонкую полоску, белой рубашке и консервативном полосатом галстуке. Солидный. Уверенный. Предсказуемый. И очень красивый. Неудивительно, что она так любит его.