Не все сразу, подумала Гвин. Не все сразу.

Она с извинениями протянула Теккерею пару морковок и вывела Вербу из конюшни. Гвин всегда любила морозную погоду. И снег. Она с улыбкой втянула в легкие холодный воздух. За последнюю неделю выпало уже восемнадцать дюймов снега, и завтра снова ожидалась метель. В большом городе снегопад вызывал только стоны и жалобы, здесь же, в провинции, он воспринимался как своего рода благодать: все садовые и огородные работы, которые не были сделаны до этого, теперь с полным правом можно было не делать.

Гвин направила лошадь в сторону дома Лави Филипс. Ничто не нарушало тишины, только разве что случайное «фюить» куропатки да шелест крыльев молодого вяхиря, взмывающего ввысь. Хотя большие озера еще не замерзли (обычно это случалось лишь после Нового года), на Саттерском озере лед был уже крепким, поэтому Гвин решила срезать путь.

В детстве Алек научил ее различать следы оленя, лисы и зайца, и Гвин с удовольствием отметила, что она до сих пор способна разобраться в сложной вязи палочек и точечек, оставленной на снегу обитателями леса. Дыхание клубилось облачками пара, но Гвин не было холодно — она предусмотрительно оделась как «капуста», так что под стеганой курткой-безкуравкой было несколько слоев одежды. Тонкие голые березы торчали, как огромные свечи на поверхности покрытого белой глазурью торта, а сосны, казалось, приветственно кивали, когда она проезжала мимо. Низкое послеполуденное солнце посылало косые лучи сквозь кроны деревьев, которые отбрасывали длинные голубые тени на сверкающее белоснежное полотно. Давно забытое чувство умиротворения охватило ее, почти осязаемое и такое желанное.

Как странно, подумала Гвин, я ведь по-настоящему наслаждаюсь своим вынужденным отлучением от большого города. Это нечаянное открытие смутило ее.

Начав заниматься приведением гостиницы в порядок, она неожиданно для себя обрела вполне реальную цель. А ежедневные верховые прогулки улучшили и цвет лица, и аппетит. Исчезла болезненная бледность, и она даже начала набирать вес. Сейчас — Гвин закрыла глаза, словно готовя себя к плохим новостям, — она даже не скучала по Нью-Йорку и этой нескончаемой череде прослушиваний и отказов. Нет, она не была готова признаться в этом перед кем-нибудь еще, но мысль о возвращении назад приводила ее в замешательство.

Впрочем, она приписывала это тому, что вымоталась, устала. И была уверена: очень скоро она не только полностью восстановит силы, но и пресытится прелестями провинциальной жизни. Во время учебы в колледже, каждый раз приезжая домой на каникулы, Гвин чуть не с первого дня начинала рваться обратно. Ей настолько не терпелось поскорее вернуться к друзьям и любимым занятиям, что она не могла думать ни о чем другом. Конечно, жизнь в Нью-Йорке была не такой радужной, как учеба в колледже, но ей все равно нравилось ходить на занятия и играть на сцене, даже если эта сцена была в пахнущем сыростью подвале какой-нибудь церкви на Ист-сайд, а публика состояла из трех человек.

Нет, она не останется в Лейквуде. Здесь нет ничего, что могло бы удержать ее надолго. Гостиница? Но у нее совсем не тот темперамент, чтобы работать в гостинице. Она поняла это еще в десятилетнем возрасте, глядя, как ее дедушка с бабушкой разрываются на части, заботясь о гостях. Она на такое не способна. Вот Алек — другое дело…

Алек, Алек, Алек — каким бы ни был ход ее мыслей, он все время приводит ее к этому имени.

Она подъехала к озеру. Лошадь послушно двинулась вперед. Ее голова невозмутимо покачивалась, а копыта безошибочно находили надежную точку опоры на занесенном снегом льду. На другом берегу показался дом Филипсов, двухэтажное здание в окружении высоких сосен и елей. Из трубы вился белый дымок, растворяясь в безупречно синем небе. Еще пять минут, и она будет там.

Еще пять минут мыслей об Алеке, хочет она того или не хочет. Гвин не знала, когда ей хуже — когда он рядом или когда его нет. Их отношения превратились в некую неполную копию того, что было раньше. Ни один из них не искал встречи — и в этом было отличие от прошлого, — но когда они встречались за работой в гостинице или за обедом, то шутили и смеялись, как всегда. Или так казалось. Больше не было ни объятий, ни прикосновений. После того, как Алек сделал ей массаж.

Гвин хотелось знать, понимают ли другие, что стоит за этим фарсом. Лави, наверное, понимает, решила она, проезжая через заснеженный луг позади дома Филипсов. Спешившись, она перекинула поводья через толстый сук яблони. Нет, конечно, Лави ничего такого прямо не говорила. Но Гвин знала, что та просто ждет удобного случая.

Сэм радостно выбежал ей навстречу.

— Привет, Гвин! — весело крикнул он. — Можно я покатаюсь на Вербе?

Следом за Сэмом топал Коди, неуклюжий в толстом комбинезоне, который явно был ему велик. Через каждые несколько шагов малыш падал и хныкал, пока брат не поднимал его.

— Может быть, немного погодя, — сказала Гвин. — После того, как я поговорю с твоей мамой.

За прошедшие две недели она уже успела привязаться к этим детям. Оставив их во дворе восхищенно смотреть на лошадь, Гвин поднялась по ступенькам заднего крыльца и вошла в прихожую. Она отряхнула снег с сапог, сняла несколько верхних слоев одежды и крикнула:

— Я здесь!

— Господи, я не глухая! — выглянула в коридор Лави. — Чайник как раз вскипел. Тебе какой чай — «Ред-Зингер» или «Грей-Эрл»?

— «Грей-Эрл», — сказала Гвин, входя в сверкающую чистотой синюю с белым кухню.

Лави начала разговор о Ванессе, которая еще не вернулась из школы. Она спросила, не может ли Гвин помочь девочке. И хотя озабоченность Лави была искренней, Гвин интуитивно почувствовала, что это лишь прикрытие. Но решила подыграть. Пока.

— Почему ты просишь об этом меня? Ведь я не психолог.

— Солнышко, мы были уже у десятка психологов. Это напрасная трата денег. И времени. И мне вдруг пришло в голову, что, может, стоит попробовать какие-то актерские упражнения. Это помогло бы снять напряжение, стать свободнее.

Гвин сделала глоток чая и покачала головой.

— Не знаю, Лав, — вздохнув, сказала она. — Боюсь, что это будет холостой выстрел. Я всегда считала, что для того, чтобы играть на сцене, надо уже быть достаточно раскованной. Упражнения помогают приобрести уверенность, но, в общем, актерское мастерство не для застенчивых и замкнутых.

— Я ведь не прошу превратить ее в Тину Тернер. Просто помоги ей приобрести немного уверенности в себе.

— Я бы хотела помочь, Лав, но… — Гвин с извиняющейся улыбкой пожала плечами.

— Хочешь помочь — так помоги. У тебя должно получиться, ты ей нравишься. — Она усмехнулась. — А я хорошо заплачу.

Похоже, отказаться не удастся.

— Да, ты знаешь, чем меня можно пронять.

— Еще бы. Ну что, начнем с понедельника, может быть, два раза в неделю, по вечерам?

— Хорошо, считай, что я согласна, — со смехом сказала Гвин. Потом спросила: — Кстати, как у нее идут дела с участием в пьесе? Она ведь отвечает за реквизит?

Лави хмыкнула и, скрестив на груди руки, отвернулась к окну, глядя на играющих детей.

— А ты видела Алека в роли постановщика спектакля?

Гвин хватило двух недель, чтобы разгадать тактику своей новой подруги. Каждый раз речь заходила о том, что Лави действительно волновало, она отводила взгляд в сторону, делая вид, что это ее не слишком интересует. Гвин знала и то, что бессмысленно пытаться вернуть разговор снова к Ванессе.

— Как я поняла, у него получается не слишком хорошо?

— Нет, не пойми меня неправильно. Он отличный преподаватель английского. И дети обожают его. — На ее лице появилась понимающая улыбка. — Мне кажется, девчонки в школе должны быть в него влюблены.

— Я в этом не сомневаюсь, — небрежно заметила Гвин, отхлебывая чай.

— Но при этом он совершенно не знает, что делать с детьми на сцене. Ему нужна помощь.

— Гм, — неопределенно хмыкнула Гвин.

Отсутствие реакции не остановило Лави.

— Послушай, солнышко, если бы ты только видела это душераздирающее зрелище! Он старается, но это не его стихия.