Он тяжело дышал, лицо раскраснелось. Рэйчел чувствовала, что еще немного — и он сорвется. Она поставила свою рюмку на кофейный столик, решив, что уйдет сейчас же.

— Извини, Дэвид, ты расскажешь все в другой раз. Сейчас у меня просто нет времени. Я…

Он схватил ее запястье, словно сомкнул стальные наручники.

— Не уходи… пожалуйста… ты еще ничего не рассказала мне о себе. Как там у тебя было в твоем Вьетнаме. И потом, ты даже не допила первой рюмки!

Дэвид попытался снова пустить в ход свое обаяние, но у него ничего не получилось, словно он хотел надеть маску, а она как назло сползала с лица. Ей уже не хотелось заглядывать внутрь личины, чтобы узнать, что же в конце концов скрывается за этими налитыми кровью глазами, этой ухмылкой маньяка.

„А ведь он не отпускает моего запястья, — пронеслось вихрем у нее в голове. — Он не…"

Она бессильно опустилась на диван — ноги сделались совсем ватными. Дэвид наконец отпустил руку, и теперь запястье слегка покалывало, хотя Рэйчел его и массировала. „Да нет, — утешала она себя, — ничего плохого у него на уме быть не может!" Все это просто игра ее воображения. Глупо думать, что от него может исходить какая-нибудь угроза. Она ведь пришла сюда просто поговорить с ним о делах в „Св. Варфоломее", об Альме Сосидо. Что ж, так и надо себя вести.

А когда Дэвид успокоится, решила она, тогда-то и можно будет встать, подойти к двери, спуститься со второго этажа, поймать такси и…

Десять минут — и все. После этого она отправится домой.

— Дэвид, я хотела бы узнать твое мнение насчет одной моей пациентки, — начала Рэйчел, как бы между прочим поворачиваясь лицом к двери, и стала перечислять симптомы состояния больной. — Мне бы не хотелось начинать курс лечения питосином. Ведь тогда у ребенка останется мало шансов на выживание. С другой стороны, если я буду тянуть с…

— В первый день на новой работе в вашей больнице я прошел по всем отделениям, — казалось, Дэвид полностью переключился на профессиональные темы. — Педиатрия? Да это же несерьезно. Хотя и в других отделениях не намного лучше. Ты сказала о малых шансах на выживание. Я бы дал сорок, может, и того меньше, если учесть, какая в детском отделении реанимация и что идиотка мамаша наверняка все восемь месяцев сидела на картофельных чипсах и кока-коле. Да и чего можно ждать от шестнадцатилетней первородки.

— Ты что-то слишком пессимистичен. Конечно, не приходится спорить, что условия в больнице не самые лучшие, но Альма умная девушка. Одни отличные отметки в школе. Она прекрасно понимает, в каком она положении и принимает все меры предосторожности.

— Если бы она на самом деле их принимала, то уж наверняка бы не подзалетела.

При этих словах Рэйчел почувствовала, как ее словно ударили по лицу. Дэвид глядел на нее в упор. Глаза его сверкали. Боже, да это вовсе не плод ее воображения. Он на самом деле замыслил недоброе!

Рэйчел осталась сидеть — у нее просто не было сил подняться. С ужасом проследила она, как он разом допил свой „скотч" — а ведь там оставалось не меньше чем на два пальца.

— Я сам ее осматривал, — продолжил между тем Дэвид. — Часа за два-три до того, как ты вдруг свалилась с неба. Не похоже, что она сможет взять приз на танцах… но на твоем месте я бы не паниковал. Подожди денек-другой, прежде чем накачивать ее этим своим питосином.

„Ага, — подумала про себя Рэйчел, — значит, это был ты! Как же я не догадалась? Такое же дерьмо, как и раньше…"

Рэйчел резко поднялась, ударившись коленом о кофейный столик. Рюмка тут же опрокинулась, оставив на светлой полированной поверхности мокрую дорожку. Ногу пронзила острая боль, заставив Рэйчел выругаться сквозь стиснутые зубы. Теперь, конечно, останется синяк. Ничего, утешила она себя. Это все потом. А сейчас самое главное — выбраться отсюда.

— Спасибо за выпивку, — сухо поблагодарила она, — но теперь мне пора уходить. Не надо меня провожать. Я сама как-нибудь найду дорогу.

Но он все-таки встал, чтобы проводить ее. Движения его казались неуклюжими, но в них явно сквозил свой тайный смысл: прежде чем она успела дойти до двери, Дэвид уже очутился там — первым. Сердце в груди громко стучало, живот сводили медленные отвратительные спазмы.

— А что, собственно, за спешка?

Рэйчел видела его разгоряченное лицо, выпирающие на шее жилы и сделавшиеся вдруг совсем узкими глаза.

— Семь лет! — продолжал он. — Семь лет, черт бы меня побрал. Целых семь лет мы не виделись — и ты прямо на ходу подметки рвешь, тебе, видите ли, не терпится поскорее убежать. Разве со старыми приятелями так себя ведут?

— Послушай, Дэвид. Не надо портить нашей встречи, хорошо? Приятно было снова повидаться, но, как я уже тебе говорила…

— А что, не только, значит, муженек тебя дожидается? А еще и ребенок. Может, и двое?

— Нет у меня детей, — отрубила Рэйчел.

Даже сами эти слова причиняли боль. Дьявол бы его побрал, не от него слышать напоминания о детях, которых у нее не будет из-за этого подонка.

— Странно, — продолжал Дэвид как ни в чем не бывало, — мне всегда казалось, что из тебя выйдет отличная мать, — и он прислонился спиной к двери, закрывая проход. — Вот моя мать, например. Никогда не вмешивалась в мои отношения с отцом. Даже когда он из меня кишки вытрясал. Мать всегда держалась в стороне. Учись быть такой!А я со своим стариком всегда был на ножах, — он поднял вверх два заметно дрожащих скрещенных пальца. — Но я на него зла не держу. И знаешь, почему? Не он тут виноват. Это все ее штучки. Сука дерьмовая. Что ни сделаешь, ей все плохо. Всегда чтоб только по еебыло. Она старика и довела. Как врубит последнюю скорость, так он и хватается за ящик с пивом. И так каждый вечер. А если маленький Дэви подвернется ему в это время под руку, то и черт с ним.

— Хватит, Дэвид.

Рэйчел стало теперь действительно страшно. У этого нового Дэвида даже голос стал другим. Жестче, грубее… Таким голосом разговаривают дворники на улице, а не тот Дэвид, которого она знала, — молодой обаятельный ординатор в ослепительно белом накрахмаленном халате.

— Ха… Да я только начал. Семь лет — это, знаешь, срок немалый. За семь лет с человеком многое может произойти. Я только теперь стал понимать, как ты напоминаешь мою старуху.

Он в упор взглянул на нее тяжелым, горящим взглядом. Рэйчел почувствовала, как вдоль позвоночника побежали мурашки.

— Дэвид, зачем ты себя накручиваешь? Тебе лучше сейчас расслабиться и лечь в постель. Выспишься, а утром мы поговорим. — И она сделала осторожный шаг в сторону двери.

Он отпрянул от двери, грубо схватил ее за плечи. Крик ужаса застрял у Рэйчел где-то посреди горла, но так и не смог выбраться наружу. Она была не в силах шевельнуться. Происходящее казалось кошмарным сном.

Его лицо всего в нескольких сантиметрах от ее. Запах алкоголя обволакивает ее отвратительным облаком. Теперь она видит, что скрывается под маской. Лицо сумасшедшего.

— Нет! — заорал он. — Мы будем говорить сейчас. Сейчас!

— Ты с ума сошел! — крикнула Рэйчел.

Она попыталась вырваться, но он резко развернул ее и буквально пригвоздил к стене. Она услышала, как что-то скользнуло мимо уха — и в голове у нее словно взорвался бенгальский огонь. Фонтан красных искр. Она ощутила привкус крови, похоже, у нее прокушена губа. Это было так, как в тот раз, когда она грохнулась с велосипеда, не сумев затормозить на длинном спуске с холма. Ей было тогда восемь лет, и до сих пор она помнит состояние онемения во всем теле и полной прострации. Неужели это происходит с ней? Да не может…

Дэвид впился ртом в ее губы.

О Боже милостивый, нет… НЕТ…

Она чувствует, как его язык, шершавый, будто наждак, проталкивается в ее рот. Причиняет ей боль. Опять на губах привкус крови. Господи… О Господи…

— Ну как, крошка, приятно? — хрипит он. — Кх, кх, я еще помню, когда ты визжала при этом. Ты же хочешь, чтоб тебе было больно, а? Ты хочешь, чтоб я тебя трахнул, как в старые времена, заставил тебя визжать? Разве ты не за этим сюда пришла?