Айан отложил в сторону вилку и внимательно посмотрел на Федру.

— Почему? — спросил он.

— Почему она переехала?

— Да. Вы же прекрасно уживались с ней до твоего отъезда в колледж. Почему же она не смогла остаться здесь?

— Ты что же думаешь, будто это я отправила ее отсюда?

— Это я сделал, — заявил Чарльз. — Эстер не может не работать, это у нее в крови. То там что-то подчистит, то здесь, то протрет, то переставит, то «слегка вытряхнет коврики», как она сама говорит. Пришлось буквально выставить ее для ее же блага. Я ведь был очень привязан к Эстер. Ты сам знаешь.

— Понятно, — сказал Айан, весьма разочарованный тем, что ему не удалось найти зацепку, чтобы упрекнуть их обоих в неблаговидном поведении, и переменил тему: — Так, значит, ты преподавала, Федра? Что же?

— Историю.

— И тебе пришлось оставить работу и ухаживать за моим отцом?

— Да. Но я не одна — дважды в день приходит медсестра, это она выполняет все предписания врача. Я же занимаюсь домом.

— Ясно. И вот ты решила получить награду за свою самоотверженность и окупить жертву, да? — поддел он ее наконец.

Федра даже бровью не повела, она только взглянула на него с некоторым сожалением.

— Да, действительно, — проговорила она, немного растягивая слова, — только вряд ли твой отец считает себя большой наградой.

Чарльз так и закашлялся.

— Это уж точно, — усмехнулся он. — Ну а мне достался настоящий приз, правда?

Он глянул на Айана таким красноречивым взглядом, явно желая поддразнить его, что тот не знал, как реагировать. Если бы Федра сама не сердилась на младшего Требэниана, она бы велела мужу немедленно прекратить эти идиотские выходки. Надо же, ведет себя как глупый старый сатир!

Но, с другой стороны, Доктор Полсон говорит, что Чарльзу не так долго осталось жить. Неужели стоит сердиться на него из-за такой невинной шутки? Он в прекрасном расположении духа, его все это веселит, так пусть потешится.

Айан вдруг улыбнулся одними уголками рта, потом посмотрел на Федру, и его улыбка стала шире. Похоже, он просто готов расхохотаться! Это разозлило ее еще больше.

— Да уж! Твоя молодая жена — это просто гран-при, папа! — заявил он, понимающе кивнув.

Федра резко встала и пошла на кухню готовить кофе.

Ей удалось остаться с Айаном наедине только позже, днем, когда старик отправился отдыхать.

Давным-давно, еще при жизни первой жены Чарльза Хелен, в скале над морем была вырублена площадка. Ее окружили со всех сторон парапетом и разбили там цветник. Здесь всегда было приятно отдохнуть, подышать свежим морским воздухом, полюбоваться видом. Сюда Федра и пришла, мечтая уединиться и немного отдохнуть после утомительных разговоров, а особенно тягостных намеков, колкостей и двусмысленностей, на которые не скупился Айан с самого своего появления в доме. Она принялась разрыхлять почву в клумбе, любуясь прелестными незабудками, как вдруг прямо над ее головой раздался голос Айана:

— Ты меня искушаешь, Федра! Какая очаровательная поза, однако. Жаль, что я не могу воспользоваться удобным случаем.

Она так резко обернулась, что даже пошатнулась и чуть не упала.

— Не смей подходить ко мне, Айан! — воскликнула она, но, увидев на его лице насмешливое выражение, еще больше рассердилась. — Что ты все время издеваешься надо мной? Я не сделала ничего такого, за что ты мог бы упрекнуть меня.

— Разве? — прищурился Айан.

Он стоял на зеленом газоне и смотрел на нее, и этот взгляд словно пронизывал ее насквозь.

— Нет, не сделала, — повторила Федра. — Зачем ты приехал? Если только для того, чтобы навредить…

— Вот именно. Я приехал навредить. Тебе.

Федра не удивилась ответу. У него такой вид, что ожидать можно все что угодно — глаза сверкают, рот кривится в злорадной усмешке, вся поза — широко расставленные ноги, руки в карманах брюк — выражает упрямую решимость.

— Почему? — спросила она. — Можно, конечно, тебя понять, ты сердишься на меня из-за того, что я вышла замуж за твоего отца. Думаешь, я сделала это ради денег… дома…

— А разве нет?

Он не поверит ей, что бы она ни сказала… Но надо попробовать.

— Нет. Вернее, это не совсем так. А даже если и так, ты ведь ничего не можешь сделать. Так какой смысл врываться сюда как вихрь и доставлять всем беспокойство, расстраивать всех?

— Пока что я никого, кроме тебя, не расстроил, а я намеревался это сделать. Отец, кстати, что бы он там ни говорил, в восторге иметь в моем лице мишень для своего остроумия.

Это правда. Федра не помнит, когда Чарльз был так оживлен, как сегодня.

— Я знаю, — согласилась она. — Только не испорти ему настроение.

— Разве я это делаю? Как вы оба правильно заметили, мне уже ничего не остается, как смириться с вашим решением. Но я могу, тем не менее, приглядывать за тобой. Мало ли что… Так что, учти, не вздумай его извести.

— Мне не нужны его деньги, — в сердцах воскликнула Федра. — Что бы ты там ни думал, Айан, я люблю твоего отца!

Он некоторое время смотрел на нее и молчал. Лицо его стало каким-то непроницаемым. Но потом он ухмыльнулся и прищурившись переспросил:

— Любишь? Ты что же хочешь, чтобы я поверил, будто ты вышла замуж за отца по любви?

— Нет, вовсе нет. Я не поэтому вышла за него замуж.

— Ну хорошо, что ты наконец в этом призналась. Наверное, я должен поблагодарить тебя за некоторую честность, но мне почему-то не хочется.

Он снял пиджак и перебросил его через плечо. Федра отвернулась, ей стало невыносимо больно от того, что он так говорит с ней — холодно, даже грубо. Может, сказать ему всю правду? Прямо сейчас. Все равно придется признаться рано или поздно. Но она не решилась, вернулась к клумбе и притворилась, что занялась цветами, а сама тем временем стала прикидывать все «за» и «против». Ну, допустим, она сейчас ему все объяснит. Поверит ли Айан ей, когда у него такое воинственное настроение? Он считает ее расчетливой, хитрой стервой, которая хочет лишить его наследства, вернее его дома. Вот чем он дорожит больше всего — домом, иначе не вернулся бы…

А если бы он не вернулся, то отец мог бы умереть, так и не повидавшись с сыном. А ведь Чарльз рад его видеть, рад, только проявляет эту радость по-своему.

Вот об этом и нужно помнить.

Допустим, она расскажет ему всю правду и он поверит ей. Что тогда? Айан же такой гордый, так ценит свою независимость, как же он примет от Федры такую услугу, которая заставит его чувствовать себя обязанным ей? А вдруг он начнет скандалить с Чарльзом, восстанавливать справедливость… Нет, будет лучше пока не говорить ему ничего…

— Ну что? — Айан прервал вопросом ее мучительные размышления. — Ты думаешь сознаться? Или готовишь новую ложь?

— Что ты имеешь в виду? Какую ложь? — Федра не поворачивалась к нему, якобы занятая делом.

— Ты заверила меня, что вышла замуж не по любви, сказала, что не из-за денег. Тогда ради чего? Согласись, что выбор у тебя небольшой. Неужели ты вышла замуж для секса?

Тут Федра выпрямилась и посмотрела на него — он улыбался, довольный собственной шуткой.

— Прекрати валять дурака! Ты не имеешь права смеяться над отцом.

— Я не смеюсь. Конечно, ему за семьдесят, но это не значит, что…

— Не значит. Но он же болен. Ты же сам видел, как он ослабел. Айан, доктор считает…

Но она не договорила. Как же сказать, что отец и года не протянет? Федра отвела взгляд и стала следить за полетом чаек над морем.

— Так ты хочешь сказать, что он умирает? — спросил Айан срывающимся голосом.

Федра вздрогнула. Так, значит, он волнуется за отца? Что бы ни говорил, он переживает. Это чувствуется по голосу, видно по выражению лица, даже поза его изменилась — он как-то вдруг ссутулился, словно на него свалилась тяжелая ноша… Айан любит отца, хотя и воюет с ним всю свою сознательную жизнь.

Она протянула было руку, чтобы как-то утешить его, но спохватилась. Айан не примет сочувствия от нее, даже никогда не признается, что подавлен этой новостью.