Федра осознала все не сразу, понимание того, что с ней происходит, пришло постепенно, по мере того как она натыкалась на разные мелочи, напоминавшие об Айане, — пустой стул у стола, откупоренная бутылка шерри, приоткрытая дверь в его спальню. Иногда она словно слышала его смех, его голос, его шаги. А по ночам, в полусне, ее губы вспоминали вкус его поцелуя, тело подрагивало, будто он прикасался к ней.

Она любит его по-настоящему, всей душой. Из любви к нему она боролась за Кайн-Клет. Для нее не существует никого, кроме Айана.

Но для него это все не так, и она хорошо понимает это. Может, она для него приятна и привлекательна, не больше, не исключено также, что он испытывает к ней некую привязанность как к подруге детства… Если бы она значила для него больше, то тогда он не уехал бы так быстро.

Федра принялась кидать мелкие камешки в воду. У него в Лондоне, видно, интересная и увлекательная жизнь. А ей там нет места, она не подходит для той его жизни, причем даже если изменит стиль одежды. Чтобы завоевать Айана, этого мало.

Федра решительно натянула капюшон и, придерживая его у ворота, пошла прочь от моря. Теперь она не брела по дороге, а почти бежала. Когда она уже подходила к дому матери, начал накрапывать дождь.

Эстер, увидев скорбное лицо дочери, инстинктивно потянулась за сигаретой.

— Мама! Ты же сказала, что бросила курить!

Мать испуганно спрятала пачку за вазу с цветами, которые ей подарил Ангус.

— Да я и не курю, — сказала она небрежно. — Только иногда.

— О, мама! — Федра укоризненно покачала головой.

Эстер вздохнула. Дочка, конечно, беспокоиться о ней, это ясно, но зачем все время упрекать за сигареты? Она терпеть не может этих разговоров. Ей легче притвориться, что курение дело прошлое, а потом продолжать все потихоньку.

— Я просто хотела привлечь твое внимание, — заявила мать, и это было отчасти правдой: Федра выглядела какой-то отрешенной.

Рагу удалось на славу, и они вкусно поужинали, потом убрали всю посуду и сидели вдвоем на кухне, слушая, как в окно монотонно стучит дождь.

— Тебе вовсе не нужно курить для того, чтобы я обратила на тебя внимание, — сказала Федра.

— Ну мне надо хоть чем-то себя занять, дорогая. Ты такая необщительная весь вечер. Тебе что, не хочется ехать на работу?

— Почему? Конечно, хочется, — сказала Федра без всякого энтузиазма.

— Тебе жаль покидать Порткелли, не так ли? — выспрашивала Эстер, надеясь, что именно в этом и состоит причина печали дочери, хотя сама, конечно, догадывалась в чем дело.

— Да нет. Разве что с тобой придется расстаться…

— Тогда это из-за Айана?

— Айан в Лондоне.

Эстер опять потянулась к пачке сигарет, но, увидев умоляющий взгляд Федры, передумала.

— Это точно из-за него, я вижу. Ты влюблена в него?

— О, мама… — проговорила та, отмахнувшись.

Но Эстер не проведешь, она уже по глазам дочери ясно видела, что все так и есть.

— Этого я и боялась.

Федра уставилась на мать.

— А что, разве по мне все видно? — удивленно спросила она, а когда та ничего не ответила, согласилась: — Хорошо, кажется, я действительно влюблена в него. Вот так-то, мама. Но это пройдет.

Разве это может пройти?

— Да, Требэнианы! — пробормотала Эстер задумчиво. — Они всегда были и проклятьем, и благословением для нас, Пенденингов…

Федра так и открыла рот от удивления.

— Почему? Почему ты так сказала, мама? Мистер… то есть Чарльз, был всегда так добр к нам. Разве можно расценивать это как проклятье?

Эстер только пожала плечами.

— Да я просто так сказала… Задумалась, мысли перепутались.

— Но… с тобой никогда такого не случается. Ты всегда рассуждаешь очень разумно…

— Я старею, дорогая.

Поверила ли Федра матери? Скорее всего, да, потому что никогда не сомневалась в ее искренности.

Но то, что Эстер сказала о Требэнианах, то, что случайно вырвалось у нее, без сомнения имело под собой основание, просто она не хотела делиться своими прошлыми проблемами с дочерью. Той самой сейчас хватает забот. Таким образом, история повторяется…

Нет, Эстер больше не станет думать о прошлом. Федра, которая не так давно жила мифами и легендами Древней Греции, теперь изменится, столкнувшись с жестокой реальностью. Может, это и хорошо — не стоит думать о том, что было раньше, лучше не мечтать и не витать в облаках. Мифы — это ведь сказки…

Эстер сама окунула свое дитя в атмосферу этой сказки, назвав ее по имени героини мифа, но от реальной жизни таким образом не скроешься.

Теперь Федра сидела грустная, опустив низко голову.

— Что с тобой? — испуганно спросила Эстер. — Что-то еще неладно?

— Нет. Просто я… не хочу, чтобы ты старела, мама. У меня никого кроме тебя нет.

Голос ее срывался, казалось, она вот-вот заплачет, и Эстер мысленно обругала себя: зачем затеяла эти жалобы на возраст, когда единственный ребенок завтра утром уезжает?

— Да я еще с тобой долго буду рядом, — заверила она Федру. — Ты не сомневайся. А насчет одиночества, брось. У тебя есть друзья, а когда-нибудь рядом окажется тот, кто полюбит тебя и кого полюбишь ты.

Эстер надеялась, что так оно и будет, да разве у молодых бывает иначе? Вот у пожилых… Да, она знает, что такое остаться одной.

— Не все выходят замуж, мама. Теперь не все.

Тут Эстер вспомнила о Фрэнсисе Пенденинге, вспомнила без горечи, без сожаления и без злости.

— Ничего плохого в этом нет, кстати, — заметила она. — Но ты выйдешь замуж.

— Может быть.

Федра постаралась улыбнуться, но получилась только страдальческая гримаса, отозвавшаяся тупой болью в сердце матери. Эстер встала и пошла упаковывать домашнее печенье в коробку. Она специально напекла вкусных вещей, чтобы Федра взяла с собой. Конечно, она уже не маленькая, но сладости любит…

Если бы Федра не была такой упрямой, если бы согласилась взять хоть немного денег, которые Чарльз оставил для нее. Конечно, за деньги счастья не купишь, но она могла бы тогда отправиться в путешествие, а там, глядишь, и встретила бы хорошего молодого человека, не такого, как эти заносчивые Требэнианы…

Через пятнадцать минут она наблюдала в окно, как ее дочка идет через двор к арке…

— Бедная девочка… — пробормотала Эстер и побрела в спальню.

Стоя перед кроватью, она поежилась: в квартире вдруг стало невероятно холодно… Достала из шкафа свитер, с трудом натянула его на себя и присела на край кровати. Господи, как же она устала!

Неожиданно Эстер увидела свое отражение в зеркале и ужаснулась, такой постаревшей и измученной себе показалась.

— Прекрати себя жалеть, Эстер Пенденинг, — сказала она громко. — Всегда есть…

Тут зазвонил телефон.

— Ангус, — закончила она фразу и лениво потянулась за трубкой.

— До свидания, мисс Пенденинг. А вы тоже поедете домой на каникулы? — крикнула на бегу долговязая девочка в очках.

— Да, собираюсь, Дженифер, — ответила Федра. — А что это ты несешься сломя голову? Бегать здесь не положено. Не волнуйся, твоя мама без тебя не уедет.

Дженифер остановилась рядом с учительницей и улыбнулась ей.

— Извините, мисс Пенденинг. Желаю вам приятно провести каникулы.

— Спасибо, Дженифер.

Федра проводила ученицу взглядом, которая сперва пошла медленно, а потом вдруг со всех ног бросилась к двери, споткнулась, чуть не упав, толкнула дверь и умудрилась зацепиться за косяк. Наконец она вышла. Эта Дженифер Рейли отличается удивительной неуклюжестью, над ней всегда все смеются. Федра очень сочувствовала ей, старалась как-то воздействовать на девочек, чтобы они перестали издеваться над одноклассницей. Но подростки, как правило, очень безжалостны, и несчастная Дженифер пролила немало слез. Неудивительно, что она с такой радостью уезжает на каникулы.

Федра же не испытывала никакого энтузиазма по поводу предстоящего отъезда домой. Что ее там ждет? Чарльз умер, мама не живет в Кайн-Клете, Джейд и Ллойд собрались на неделю в Лондон. Дом будет пустым, неуютным, холодным… Мама предложила ей остановиться у нее, но квартирка такая маленькая, что им будет очень неудобно вдвоем там. К тому же мама все равно покуривает, а запах табачного дыма Федра органически не переваривает.