Лу кивнула. Да, она физически ощущала ненависть, исходившую из темноты.

— Он вернется? — спросила Блэр.

— Очень даже может быть, — пожал плечами Витакер.

— И каков план наших действий? — не унималась Блэр.

— Вы будете жить у Лу. Никуда не выходить без нашего ведома и сопровождения: то есть без меня, Лу или Вейда. Держаться всем вместе.

Блэр кивнула, на мгновение положила руку на плечо отцу и тоже пошла наверх. Вейд повернулся к Витакеру.

— Я намерен жениться на вашей дочери, — заявил он.

Лу зажмурилась. Что-то сейчас будет. Но Витакер помолчал и спросил только:

— Когда?

— Сразу, как только она согласится.

— Не рановато ли вам?

Глаза Вейда превратились в щелочки.

— В самый раз.

И, не ожидая ответа, зашагал по лестнице.

— Черт возьми! — сказал Витакер. — Он спрашивал разрешения или ставил в известность?

— Понимаешь, он очень горд, — начала Лу. — И если что решил для себя, то его ничто не остановит, так что, с одной стороны — ставил в известность. Но с другой стороны, он хочет понравиться тебе, так что вроде бы и спрашивал разрешения.

— Очень все понятно ты разъяснила.

Лу подошла к полке с видеокассетами. Они все спеклись и покорежились, но названия прочитать было можно. Лу взяла одну и прочитала: «Нола и дети. Новый год. 1984».

— Раньше мне казалось, что слова ранят больнее всего, — сказала она, вертя в руках кассету.

Витакер отобрал у нее и тоже прочитал название, а прочитав — швырнул в черную стенку. И такая боль отразилась у него на лице!

Лу сжала ладони. Она столько лет смеялась над другими женщинами, которые старались угождать своим мужьям, что теперь, когда надо было утешить своего мужчину, когда надо было угадать, какими словами или действиями облегчить его страдания, она не знала, что надо сказать или сделать.

— Вот такие дела, — глухо сказал он. — Но главное — дети живы. Остальное можно перенести.

— Я не знаю, что сказать, — произнесла она. — Я плохой психолог. К тому же тут материя очень уж тонкая…

— Ты о Ноле? — Он посмотрел на ее вымазанные руки и взял их в свои. — Нола умерла. Ушла и больше никогда не вернется. Я давно смирился с этим.

— Пусть даже так. Но если ты думаешь, что она больше не занимает никакого места в твоей жизни, то глубоко ошибаешься. Просто так не зыбыть, не выкинуть, не зачеркнуть. Он сжег ваш общий дом, память о ней. Такой… подонок.

— Да, сгорело очень многое. — Голос Витакера стал резким и грубым. — Хочешь знать, что сгорело самое важное? Моя уверенность в том, что я могу защитить своих детей! Я как самодовольный болван дал интервью, а из-за этого мои дети оказались на волосок от гибели!

Лу растерянно отвернулась. У нее было такое чувство, что он смотрит ей в душу и она бессильна ему помешать. При других обстоятельствах, с другим человеком она знала бы как себя вести, но с Витакером…

— Знаешь, — пробормотала она, — я вряд ли буду хорошей женой…

— Нола бы одобрила мой выбор.

Лу шагнула к нему и положила руки ему на плечи. Он обнял ее и прижал к себе. Она поняла, что сделала именно то, что нужно. И не надо никаких слов.

Огнепоклонник ждал снаружи. В прошлую ночь он дождался, пока разъедутся пожарные, разойдутся соседи — журналисты к тому времени уже давно разошлись, — и, когда улицы стали пустынны, покинул свое убежище и смог наконец добраться до «кавалье».

Он смотрел в окна дома и видел только неясные тени, но хорошо представлял себе их потерянность и горе. Как они ходят и стонут. И Рыжая Сука вместе с ними.

Он закрыл глаза и перенесся в воображаемый мир. Как было бы хорошо запереть сейчас двери снаружи, плеснуть бензинчику и чиркнуть спичкой. Как все загорится, как они забегают, закричат… И она закричит!

Господи, как руки-то чешутся! Был бы хоть один шанс из тысячи! Но здравый смысл погасил порыв. Нет, не сейчас. Еще не до конца поборов искушение, он уже заводил машину, чтобы уехать.

Купив газеты, он стал просматривать их. Все они — и местные, и центральные — поместили цветные фотографии пожара на первых страницах. Это ему понравилось. Но чувство триумфа померкло, когда он стал читать заголовки.

ПОДЖИГАТЕЛЬ ПОКУСИЛСЯ НА СЕМЬЮ ПОЖАРНОГО ИНСПЕКТОРА.

ИЗВЕРГ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИЧЬЕ. КОГО ОН ВЫБЕРЕТ СЛЕДУЮЩЕЙ ЖЕРТВОЙ?

Ну вот, он уже и «изверг». «Сумасшедшего», значит, им мало. Он вернулся в машину и сел за руль. Ярость росла в нем.

Он скосил глаза на газету, лежавшую на сиденье рядом с ним, на красно-черную фотографию горящего дома крупным планом. И вдруг опять увидел ее! Рыжую Суку! Высокомерная, с гордо вскинутой головой; волосы сливаются с огнем, а глаза смотрят прямо на него! Смотрят и смеются! Смеются прямо ему в глаза!

Он еле сдержался прошлой ночью, когда она пошла прямо на него, как будто носом чуяла. Она смотрела прямо на него и кричала, называла его трусом! Она бросала ему вызов! А он сидел и не мог ответить! Сука!

Он глубоко вздохнул, потом еще раз. Успокоившись немного, доехал до бензоколонки на углу Семнадцатой и Тейлор-роуд, где фирма, заботившаяся о своих клиентах, установила телефон, которым можно пользоваться, не выходя из машины. Опустив монетку, он позвонил на телевидение и попросил позвать мистера Керска. Мистер Керск не заставил себя долго ждать.

— Добрый день. Чем могу служить?

— Я недоволен вами. И можете передать это своим дружкам из газет.

— Общественность не может реагировать спокойно, когда речь идет о жизни детей.

— Не кажется ли вам, что обзывать меня разными словами — это уже чересчур?

— А как вас еще называть?

Он видел, что Керск не хочет с ним разговаривать, но положить трубку не решается. И никогда не решится. Потому что он — профессионал, который думает о своем рейтинге. И правильно делает.

— Зачем вы это сделали? — спросил Керск.

— Витакер вышел за черту дозволенного. Его надо было поставить на место.

— Понятно, — сухо отозвался Керск. — Вы знали, что детей в доме нет?

— Не знал, — удивился вопросу поджигатель. — Какое мне до них дело?

Диктор немного помолчал.

— Да, наверно, никакого, — согласился он. — Вы думали, может быть, что Витакер ринется в огонь и забудет об опасности?

— Почему?

— Из-за детей.

Тут он понял. А! Дети! Для него они ничего не значат, но для других… Он-то хотел показать лишь одно: мощь огня беспредельна и перед ней все одинаково ничтожны, даже следователь пожарной охраны не сможет защитить свой дом.

Керск просто не понял. Он подумал, что дети — его цель.

И так подумали все остальные. И Витакер. И газеты. Полиция. Короче, все. Вот почему Сука взяла детей к себе.

Понятно.

— Алло? — заговорил Керск. — У меня есть еще один…

Поджигатель повесил трубку. Вот оно что! Теперь будет легче работать. Пока все сосредоточились на детях, у него развязаны руки. Он им покажет! Он заберет назад свою силу у этой воровки! Не так-то просто справиться с ним! Он уже чувствует прилив вдохновения!

Машина резко взяла с места, так что взвизгнули шины.

— Сволочь, — бормотал он сквозь зубы. — Сука!

Лу столкнулась с Луисом Делански в продуктовом отделе магазина. «Столкнулась» в буквальном смысле. Они, а точнее — их тележки, с шумом налетели друг на друга.

— Ого! — сказал он. — А, это вы, Малотти! Я вас не задел?

Лу стала пристально разглядывать его. До сих пор она редко сталкивалась с ним по работе и мало обращала на него внимания. Но то, что она знала о нем, давало основание подозревать его в темных делишках.

— Боже, — протянул Делански, рассматривая два двадцатипятифунтовых пакета с собачьим кормом у нее в тележке. — Кого вы кормите? Динозавра?

— Да так, одну маленькую собачонку.

Он рассмеялся. Золотое кольцо сверкнуло на его пальце, когда он пригладил жиденькие остатки волос правой рукой. В мозгу Лу зажглась и стала мигать яркая надпись: «Габриэлла». Вот он, человек, рискующий жизнями других ради своего благополучия. Она поморщилась. Ей стоило большого труда не взять его тут же, прямо на месте, за горло и… Но страх совершить ошибку остановил ее.