Но было и другое, в чем она убедилась: Джон Мильонни – мужчина, в которого она могла запросто влюбиться; поэтому Виктория отошла за стол, решив, что на этот раз лучше держаться от него подальше.

– Тут есть мини-бар, – сказал Джон, кивая на застекленный шкафчик за ее спиной. – Хочешь бокал вина? Это поможет тебе расслабиться. Или может быть, чашку чаю?

«Прекрати быть таким деликатным!» Пригладив растрепавшиеся волосы, она покачала головой:

– Нет, спасибо. Я думаю, что сразу лягу.

– Да, конечно. Тогда я оставлю тебя.

Он направился к выходу, и она отступила на шаг, позволив ему пройти мимо, не задев ее. Зачем рисковать? Нет, лучше избежать прикосновений. Но когда она подошла вместе с ним к дверям, то вздохнула с облегчением. Могло быть и хуже. По крайней мере ее голова на месте.

Без сомнения, всему виной эта вечеринка и эти бесконечные танцы…

Она открыла дверь, но придерживала ее рукой.

– Я заеду за тобой утром, и мы еще раз осмотрим веете улицы, где прячутся дети, но уже при дневном свете. В котором часу, как ты думаешь?

– Как скажешь. Лучше выехать пораньше?

– Не обязательно. – Он отвел пальцем прядку волос, упавшую ей на глаза. И внезапно желание, которое и раньше бродило в крови, заговорило в полный голос. Она подвинулась ближе.

Но тут же испугалась и отступила.

– Итак, – она прочистила горло, – в десять, хорошо? Или в одиннадцать?

– Пусть будет среднее: в десять тридцать. – Секунду-другую он смотрел на ее губы, затем снова заглянул ей в глаза. – Окей?

– Хорошо, я буду готова.

– Превосходно. – Неловко кашлянув раз-другой, он добавил: – Думаю, мне лучше уйти, чтобы ты могла лечь. – Его взгляд снова вернулся к ее губам. – Спокойной ночи, Виктория.

Она приоткрыла рот, и блеск нетерпения в его темных глазах окончательно лишил ее самообладания. Неслышно вздохнув, Виктория сдалась и, потянувшись вперед, вцепилась в его трикотажную майку обеими руками.

– О, ради Бога, сними это!

И, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в губы.

Джону не нужно было долго раздумывать, чтобы понять, почему возобновление отношений с Тори, прямо скажем, не самая удачная идея. Он знал это с того момента, когда судьба привела его к дверям ее дома. Но несмотря на все это, не мог отказаться от ее мягких, зовущих губ.

Открытие не было утешающим. Но, черт возьми, возможно ли, чтобы он, Мильонни, отказался от поцелуя с такой женщиной? Он был верен своему девизу «Любить – значит, жить», а его сексуальный опыт был побольше, чем у целой толпы моряков, ищущих развлечений на пляже.

Но сколько бы он ни увещевал себя, его решимости хватило секунд на пятнадцать, не больше.

Желание закипело в крови, и он сдался. Захлопнув дверь и не выпуская Тори из рук, он взял обеими ладонями ее голову и, притянув к себе, прижался губами к ее губам. Прошелся языком по нижней губе, потом проник в сладкую, зовущую глубину ее рта. Язык к языку… и тут же, услышав ее прерывистое дыхание, почувствовал себя завоевателем.

Но очевидно, Тори не получила того наслаждения, которого ждала, и прежде чем он смог ощутить себя хозяином положения, она глубоко вздохнула, переплетя свой язык с его. Приподнявшись на цыпочки, она обняла его за шею. Чувствуя каждый изгиб ее тела от груди до колен, Джон потерял последние остатки самообладания, за которые так цеплялся.

Продолжая обнимать Тори, он прижал ее спиной к стене, осторожно придерживая ее голову, чтобы она не ударилась о сгену, и, припав к ее губам, проник языком в глубину ее влажного рта. Господи, он помнил этот вкус, он никогда не мог избавиться от этих воспоминаний… Он знал ее… Он помнил ее… И он хотел от нее большего… Сейчас, немедленно…

Желание переполняло его, затмевая рассудок. Он склонился к ней, еще сильнее прижимая ее к стене. Она едва внятно проговорила что-то, и на какую-то долю секунды это отрезвило его. «Господи, старина…» Оторвавшись от ее рта, он посмотрел на нее. Что происходит с ним? Он всегда был мистер Невозмутимость, мистер Мне-ничего-не-надо-если-ты-не-хочешь. Он уже не был тем юным Джонни, который сходил с ума, запустив руку в первую пару трусиков. Тяжело дыша, он уперся лбом в ее лоб.

– Черт, мы должны вести себя благопристойно, да? – Слыша, как его сердце колотится в груди от тревоги, волнения, стыда и неутоленного желания, он выпрямился, глядя на нее.

Виктория заморгала, подняла на него затуманенные глаза, потом они прояснились… только для того, чтобы пристально посмотреть на него.

– К черту благопристойность! – Стянув резинку с его волос одной рукой и обвив другой его шею, она притянула к себе его лицо. – Я хочу тебя такого, какой ты есть, – прошептала она и прижалась к нему всем телом.

Задохнувшись от удивления, не веря своим ушам, он отступил назад, и на этот раз уже его спина оказалась припертой к стене. Покачав головой, сознавая, что никогда в своей жизни еще не попадал в ситуацию, которая бы настолько обескуражила его, он был снова сражен наповал, когда она, приподнявшись на цыпочки, впилась губами в его губы. Она целовала его с необузданной страстью: «я-умираю-от-желания-забудь-обо-всем-и-иди-ко-мне». Как ни странно, такой откровенный призыв имел мало общего с той Викторией, какой она стала; но короткая неделя, которую он провел с ней шесть лет назад, вдруг вспыхнула в его воображении с такой поразительной ясностью, словно это было вчера.

И он сдался окончательно.

Он обнял ее за талию и целовал, целовал, целовал… Чем сильнее она прижималась к нему, тем сильнее разгоралось его желание. И так продолжалось, пока он не почувствовал, что больше не в состоянии сдерживаться… Согнув колени, он привлек ее к себе, и тут же глубокий стон вырвался из его уст, когда она, шагнув к нему, прижалась бедрами к выпуклости под его джинсами. Словно ключ, входящий в замочную скважину. Если бы эта скважина не была экипирована ремнем целомудрия от «Леви Страус».

Взявшись за пояс ее джинсов, он оторвался от стены и, не выпуская Викторию из рук, сделал несколько шагов по направлению к спальне, продолжая возиться с застежкой. Они уткнулись в противоположную стену, сбив лампу со стола.

Ему казалось, что комната величиной с футбольное поле, пока он вел Тори к постели. Она упала на спину, увлекая его за собой. Прерывисто дыша, он смотрел на нее; на ее каштановые волосы, разметавшиеся вокруг лица, на пылающие щеки, на губы, покрасневшие и припухшие от его поцелуев.

– Боже, ты ослепительна! – прохрипел он.

– Гм… – Она закинула руки за голову, потянулась с чувственной негой и, распластавшись на шелковом покрывале, улыбнулась ему. – Это все мои покрасневшие от слез глаза. Последний писк в мире моды.

Так как ничего умного не пришло ему в голову, чтобы выразить переполнявшие его чувства, он саркастически улыбнулся:

– Да, ты обожаешь ходить по острию ножа – это первое, что приходит на ум, чтобы описать тебя.

Она засмеялась тихим грудным смехом, от которого его сердце заколотилось еще сильнее, и он, сняв с нее туфли, бросил их через плечо. Пока они осуществляли свой импровизированный танец, передвигаясь от стены к стене, ему удалось расстегнуть ремень на ее джинсах и спустить молнию, и теперь оставалось только снять их и отшвырнуть на пол. Под ними были крошечные бикини – черное кружево и нежный кремовый шелк.

И он отвел глаза, чтобы посмотреть на ее лицо.

– Черт, Тори. Я так сильно хочу тебя, что едва могу передвигаться.

– Да? – Ее глаза сверкнули и остановились на ширинке его брюк. – Тебе повезло, что я рядом, значит, доктор не потребуется. – С кошачьей улыбкой она оперлась на локоть и потянулась к его ремню.

Опустившись сверху, он переплел свои пальцы с ее и прижал руки Виктории к постели над ее головой, и теперь их тела соприкасались от головы до пальцев ног. И он снова стал целовать се сладкие, сладкие губы.

Это было прекрасно, но этого было мало, и вскоре все, что он мог слышать, было грубое, учащенное дыхание и стук собственного сердца. Чувствуя под собой ее распростертое тело, он наслаждался нежной упругостью ее груди. Короткий стон, а может быть, вздох слетел с ее губ и прозвучал как призыв продолжать дальше, отбросив контроль. Изнемогая от желания, он ощущал, как его мужское естество отзывается на каждое ее движение, пусть самое мимолетное, на каждый ее вздох…