Вот и сейчас я пристально всматривался в туман, но мысли мои возвращались к плану по спасению Клювокрыла.

Вдруг меня осенило, и я резко выпрямился.

— Что, что? — заволновалась Трелони.

— Темная тварь, — проговорил я. — Такая страшная!

— Какая темная тварь? — оживилась профессор.

— Похожа на скелет с очень длинной головой.

— О, — Трелони слегка удивилась. — И что она делает?

Я посмотрел в шар.

— Хм… Она… она нападает на гиппогрифа — наверное, на того, что привязан у Хагрида. Боюсь, что все кончится плохо, — сказал я, не объясняя, впрочем, для кого именно. Трелони воодушевилась.

— Темная тварь с длинной головой… — задумчиво сказала она; глаза ее сверкали за толстыми стеклами очков. — Воистину вы углядели саму тьму, что сгущается над несчастным созданием.

Произнеся еще несколько драматических фраз, я поспешил вниз. Нужно было поспеть к Хагриду и разведать обстановку. Весь план казался мне гениальным и простым, а о том, какие последствия могут у него возникнуть, я даже не задумывался.

Поданную ранее апелляцию Хагрид проиграл, и министр сообщил ему, что казнь гиппогрифа состоится на закате. Мне не хотелось надолго задерживаться в доме лесничего — я как мог подбодрил его и, наконец, сказал, что хотел бы попрощаться с Клювокрылом. Хагрид в отчаянии уронил волосатую голову на руки. Уже стоя у дверей, я повернулся и добавил:

— Перестань так убиваться! Не показывай, что тебе плохо, а то им от этого будет только приятнее… Хагрид! Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

— Слышу, — глухо ответил Хагрид. — Ты прав, Линг, не надо им этого показывать. Вот и Дамблдор говорит, что я должен быть сильным. Но как… как тут быть сильным!..

Он опять спрятал лицо в ладонях.

— Хагрид! — позвал я его. — А твои гриффиндорцы знают, что случилось?

Хагрид поднял голову.

— Точно, надо им сообщить… — он поднялся с табурета и начал нервно копаться в хламе, собранном на большой тумбочке рядом с кроватью. — Надо написать…

Я потихоньку выскользнул из дома и подошел к гиппогрифу.

Цепь была сделана на славу, крепясь с одной стороны к прочному заговоренному ошейнику, а с другой — к небольшому столбику, вбитому в землю.

— Не знаю, что ты за зверь такой, если не хочешь на волю, — сказал я гиппогрифу. — И охота тебе тут стоять посреди огорода? Тебе этот колышек выдернуть — что мне траву сорвать. Может, все же попытаешься?

Клювокрыл мрачно посматривал на меня, придерживая одной лапой окровавленную тушку кролика.

— Ладно, не собираюсь я отнимать твоего кролика, — сказал я и обернулся к замку. На берлогу Хагрида выходило довольно много окон, и мне следовало занять наилучшую позицию для наблюдения.

Остаток дня я посвятил разведке. Обойдя три последних этажа, откуда открывался вид на лес и огород, где стоял гиппогриф, я выбрал окно на шестом этаже. Правда, отсюда была видна лишь небольшая часть огорода, но на кой он мне сдался — важно было видеть Клювокрыла, дверь дома Хагрида и тропу, по которой палач с министром пойдут из замка. После ужина я потихоньку смылся от своих приятелей, поднялся на шестой этаж и устроился на подоконнике в ожидании министерской комиссии.

Впрочем, очень скоро я заскучал. В этой части замка не висело даже картин, а никакой книги я с собой не захватил, поэтому мое внимание постепенно начало рассеиваться, и я довольно поздно заметил подходящую к дому Хагрида группу людей. Вскочив на ноги, я прижался к стеклу, чтобы рассмотреть, кто же к нему идет.

То, что среди членов этой делегации был Дамблдор, меня совсем не обрадовало. Если Дамблдор увидит моего патронуса, кто знает, как он на него отреагирует? Вдруг решит, что это какая-нибудь темная тварь… или даже сам Волдеморт? Внезапно я понял, какую глупость сморозил на экзамене по прорицаниям. И зачем я рассказал Трелони о патронусе, нападавшем на гиппогрифа? Если дело обретет огласку, она непременно раструбит о моем предсказании, и тут уж директору не составит труда вычислить, кто за этим стоит… Но отступать было поздно — делегация зашла в дом, и мне нужно было срочно начинать действовать.

Я прогнал из головы все мысли, попытался утихомирить колотящееся сердце и сосредоточился на клочке земли прямо перед тем местом, где стоял Клювокрыл. Времени было мало — скорее всего, только одна попытка, — и сейчас я был обязан управлять патронусом так, будто он — мое послушное орудие. Не позволяя себе усомниться в собственных силах, я взмахнул палочкой, указав ею на окно, и мысленно произнес заклинание, одновременно направив свое сознание в вырывающуюся из кончика фиолетовую молнию.

Патронус, вопреки моим ожиданиям, не слетел по воздуху с вершины замка, а возник прямо перед гиппогрифом. Мое восприятие снова раздвоилось. Но я совершенно не ожидал того, каким мой патронус увидит живой, движущийся мир. Прежде мне доводилось наблюдать только пустую комнату, каменные стены и самого себя на приличном расстоянии. А сейчас я находился в траве рядом с лесом, под восходящей луной и зажигающимися на ясном небе звездами, и переполняющие меня ощущения просто ошеломляли.

Своим человеческим сознанием я бы никогда не смог воспринять столько информации одновременно. Мир вокруг был полон жизни. Я видел ее настолько отчетливо, что эта отчетливость и ясность пугали. Повсюду шевелились какие-то существа — насекомые, мелкие и крупные зверьки, птицы… Я воспринимал их сразу, всем своим существом, даже не фокусируя взгляда. Спроси меня, где на ветвях сидит дикий филин, я мог бы сходу указать на него, хотя сейчас, в данный момент, вообще не смотрел в ту сторону. Я знал, сколько муравьев карабкается по столбу забора, сколько птиц пролетает над озером позади меня, сколько фестралов, скрытых в теплых сумерках, кружит над Запретным лесом… Даже воздух был живым: патронусу он казался серовато-серебристым, где-то густым, холодным, наплывающим с остывающего озера, а где-то почти прозрачным, поднимающимся снизу и принимающим различные причудливые формы. Все это пронеслось сквозь меня за несколько секунд, пока я и патронус привыкали к новой обстановке.

А потом Клювокрыл взбесился.

Увидев моего патронуса, он взвился на дыбы и издал хриплый, протяжный вопль. Если бы цепь позволяла, он бы наверняка на меня бросился. Впрочем, я того и ждал и послал патронуса ближе, чтобы раззадорить ленивого зверя. Клювокрыл рванулся вперед и вбок, пытаясь то ли достать меня, то ли оторваться от привязи. Я прыгнул к цепи и легко выдрал из земли столб, к которому та была прикована. Почуяв свободу, гиппогриф перемахнул через забор и забил крыльями, угрожающе надвигаясь на меня.

Драка в мои планы не входила. К тому же, еще секунда, и делегация, сидевшая в доме Хагрида, увидит, что происходит на улице. Не хватало только, чтобы Дамблдора обвинили в использовании Темных искусств… Я бросился вперед и замахнулся на гиппогрифа лапой. Острый коготь прочертил на его груди узкую рану, которая сразу же наполнилась кровью. Гиппогриф попытался долбануть меня клювом, но я легко избежал удара, отпрыгнув в сторону.

— Да улетай же, идиотская зверюга! — заорал я, и к моему изумлению, из горла патронуса вырвался высокий, пронзительный визг. Клювокрыл снова встал на дыбы, замахал крыльями и начал подниматься в воздух, волоча за собой цепь и столбик. В ту же секунду я почувствовал, что на меня смотрят. Резко обернувшись, я увидел раскрытую дверь дома Хагрида и одинокую фигуру, замершую на крыльце — крепкого мужчину средних лет, — но это было все, что я позволил себе рассмотреть. Вырвавшись из сознания патронуса, я взмахнул палочкой, и он исчез.

Это оказалось очень вовремя, потому что как только патронус пропал, на крыльцо вышли остальные члены делегации, в том числе и Дамблдор с Хагридом. Они смотрели, как Клювокрыл делает разворот над опушкой и летит в лес, издавая вопли, которые слышал даже я на своем шестом этаже. Кто-то из делегатов оживленно жестикулировал; палач — тот самый мужчина на крыльце, видевший моего патронуса, — что-то говорил, обернувшись к остальным. Потом четверка побрела в замок, а Хагрид исчез в доме. Когда я снова взглянул на лес, гиппогрифа уже не было видно.