— Отец говорит, там война, — ответил Пирс. — Не какие-то масштабные действия, а так, мелкие стычки между племенами, но все равно бывает опасно. Тем более что пирамиды, лабиринты и руины находятся как раз в джунглях, где эти племена и живут. Я тоже склоняюсь к Южной, но Полина против… и ее можно понять.
— Кстати, а чем она собирается заниматься? — поинтересовался Нотт. — Если, конечно, это не страшная тайна…
— Рунами, наверное, — сказал я. Пирс кивнул.
— Точно, рунами. Асвинн уже свела ее с нужными людьми.
Нотт засмеялся.
— С нужными людьми? Это что, какая-то тайная организация?
— Тайная не тайная, но очень похоже, — серьезно ответил Пирс. — По крайней мере, обучение там индивидуальное, у конкретного мастера и только по рекомендации другого. Вот Асвинн ее кому-то и порекомендовала.
Некоторое время мы молча обдумывали новую информацию. О палеоритуалистике я никогда не слышал, хотя несколько раз встречал упоминание о древних заклинаниях, наложенных на раскопанные археологами артефакты.
— А ты? — спросил Пирс, глядя на Нотта. — Давай, признавайся, что там у тебя на уме?
Мне казалось, Нотт не ответит — еще на пятом курсе я безуспешно пытался разузнать его планы на будущее, — но с тех пор прошло два года, и сейчас он был готов ими поделиться.
— Собираюсь на архитектуру заклинаний, — сказал он. — Скорее всего, поеду в Европу.
Об архитектуре заклинаний я знал. Эта ветвь магической науки была важной областью производственной и любой другой магии, где на объект требовалось накладывать несколько заклинаний или совмещать в работе отдельные предметы, подвергшиеся различным заклятьям. Она имела дело с совместимостью заклинаний, ритуалов и иных магических операций. Слои элементарных заклятий можно было накладывать без опасения негативных побочных эффектов, но чем сложнее становилось колдовство, тем более значительными оказывались вероятные результаты их совмещения. Два сложных заклинания, наложенные последовательно или одновременно на один предмет без должного изучения их совместимости могли породить непредсказуемые и разрушительные последствия.
Из нас четверых не определился только Флетчер, который, помахивая своей тетрадкой, сказал, что учиться он вряд ли будет, а лучше займется каким-нибудь делом.
Пока большинство преподавателей готовили седьмой курс к выпускным экзаменам, Кэрроу все дальше заводил нас в дебри исследования «темнейшего из темных» существ. Перед каникулами мы закончили изучать Адский огонь — а если точнее, остановились на полпути, поскольку мадам Помфри заявила Снейпу, что если его не интересуют бесконечные ожоги учеников, то, может, его заинтересуют траты школы на необходимые для их лечения дорогостоящие мази? С Адским огнем мы работали на улице, поближе к озеру, хотя эффект от него был только психологическим — обычная вода не могла затушить магическое пламя.
Мало кому удавалось вызвать настоящий Адский огонь: большинство колдовало без особого энтузиазма, то ли принципиально не желая заниматься Темной магией, то ли из страха, что у них получится. Утихомирить стихию было гораздо сложнее, но когда это не удавалось ученикам, пламя тушил Кэрроу. В который раз я думал о том, что немалый уровень магического таланта вполне может принадлежать деформированной личности.
Если у Лонгботтома была вендетта с Пожирателями Смерти, то у конкретного Пожирателя Смерти Амикуса Кэрроу намечалась вендетта с Лонгботтомом. На данном этапе эскалации взаимной вражды Кэрроу решил спровоцировать Невилла на такое нарушение, за которое его можно будет арестовать и отправить с Азкабан. Его, а заодно и весь активный ОД.
После каникул он придумал нечто новое. Для обучения семикурсников заклятью Круциатуса он предложил нам упражняться не на искусственно созданных жертвах любого вида, а на наказанных студентах. Я не представлял, чем он руководствуется: само исполнение этого заклятья и связанные с ним эмоции вызывали отторжение, а тренироваться на учениках не был готов никто, кроме самых бесчувственных, не способных к эмпатии студентов. Но не мог же Кэрроу всерьез рассчитывать на одних только Гойла да Крэбба?
Известие о новых правилах мы встретили молчанием — такое надо было переварить. К моему большому удивлению, после завершения урока, когда Кэрроу покинул аудиторию, все претензии и неудовольствия начали предъявляться мне.
— Как это понимать? — воскликнула Полина, вскакивая из-за парты и тыча в меня пальцем. — Что это за извращенные фантазии?
— Мало того, что он учит Темной магии, так теперь хочет сделать из нас палачей? — ввернул Финниган. — Мы не станем никого пытать!
Сперва мне хотелось возразить: а я-то здесь причем? Ведь правила составляю не я. Кэрроу отвечают за дисциплину и ради ее поддержания, да еще и в свете указа о предателях крови, могут делать едва ли не все, что им заблагорассудится. Однако критики было слишком много. Возмущались не только из-за конкретной «фантазии»; всем хотелось сбросить накопившееся напряжение и усталость, выбрав для этого самую безопасную мишень. Конечно, ведь я никого не потащу в тюрьму и не стану применять те болезненные заклинания, которыми Кэрроу наказывали учеников… Позволив всем желающим выпустить пар, я дождался, пока поток претензий иссякнет, и ответил:
— Если вы так недовольны, напишите письмо с протестом на имя директора, поставьте свои подписи, и я передам его Снейпу. Только подписывать должны все, а не десяток энтузиастов. Иначе вас не послушают.
— Мы подпишем, — уверенно произнес Лонгботтом.
— Вы-то подпишите! — усмехнулся я. — А остальные?
Остальные действительно притихли; многие больше не смотрели на меня, отводя или опуская глаза. Ничего другого я и не ждал. Одно дело — возмущаться властями в относительной безопасности аудитории, где все говорят хором, и есть поддержка толпы, но совсем другое — поставить свою подпись под выражающим неповиновение текстом, чтобы конкретные имена и фамилии прочел директор-Пожиратель Смерти.
— Я тоже подпишу, — сказал Полина среди всеобщего молчания.
— Ладно, ты подпишешь, он… — я кивнул на Лонгботтома. — Может, еще человек десять наберется. Но это даже не половина, а для таких заявлений нужно либо всё, либо ничего. Иначе это будет выглядеть как эксцентричная, бессмысленная выходка кучки подстрекателей, которая только усугубит ситуацию.
— Хочешь сказать, ты бы подписал? — спросил протолкавшийся вперед Крэбб. — А ничего, что ты староста и вроде как должен помогать налаживать тут дисциплину, а не наоборот, письма всякие писать?
«Еще один умник выискался», подумал я и ответил:
— Да, я бы подписал. Только вот нечего подписывать.
Студенты действительно начали расходиться, все еще недовольные, но после моего предложения утратившие боевой пыл. Слух о новом наказании быстро облетел школу, и к Снейпу отправилась делегация возмущенных деканов, но так ничего и не добилась. До конца недели дисциплина была идеальной — все боялись Круциатуса. Мне хотелось узнать, что Снейп ответил профессорам, и в субботу я спросил об этом у Флитвика.
— Ему все равно, — огорченно сказал тот, махнув рукой. — Он говорит, что если, по мнению Кэрроу, это улучшит общую ситуацию и остановит «партизанские выступления», то причин, по которым ему следует запрещать такое наказание, нет. В конце концов, не сами же Кэрроу станут исполнять Круцио… — Флитвик фыркнул. — Еще не хватало! Эти двое и так достаточно распускают руки. Некоторые ученики ходят в порезах и синяках, будто каждый день дерутся! А душевное состояние тех, кого заставят пытать своих товарищей? Нет, это его тоже не волнует… — Флитвик вздохнул. — Ох, Линг, Хогвартс уже не тот, каким мы его знали. На моей практике — да и не только на моей, — не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало творящееся в нем сейчас. — Профессор некоторое время молчал. — И то ли еще будет, — с грустью завершил он свой монолог. — Вот увидите, Линг, это не конец.
Большинство студентов, к числу которых принадлежал и я, все же надеялись, что замдиректора только пугал и не собирается претворять в жизнь свои грозные обещания. Однако целью Кэрроу была не дисциплина. Скоро он подыскал нарушителей, но «тренировать» Круциатус вызвал не первых в списке и даже не членов ОД, а тех, на кого, по моему мнению, не мог всерьез полагаться. «Тренировочные наказания» проходили индивидуально, в кабинете Кэрроу. Крэбб и Гойл остались вполне довольны полученным уроком и оживленно обсуждали свой успех, вызывая этим видимое отвращение даже у сопровождавшего их Малфоя, который после пасхальных каникул окончательно утратил свой прежний статус. Что ж, как бы я не презирал его за трусость, садистом он все-таки не был.
