— Но ведь там были следы! — вскричал я. — И драгоценности в снегу! И шарф!
Залесский улыбнулся.
— Грабители, — промолвил он, — это простые, недалекие парни, они обычно прикидывают ценность украденного на глазок. Вряд ли грабители стали бы бросать в снегу дорогие украшения и уж точно не взяли бы с собой человека столь неопытного, что он обронил свой шарф. Вся эта затея с ворами — совершенно бездарная постановка, недостойная ее автора. Та легкость, с какой Рэндольф обнаружил занесенные снегом украшения, имея при себе лишь слабый фонарь, уже должна была навести какого-нибудь сообразительного полицейского на мысль, что тут что-то нечисто. Драгоценности были нарочно подкинуты туда с тем, чтобы бросить подозрение на несуществующих грабителей. С той же целью кто-то сорвал оконный притвор, открыл окно, намеренно оставил следы и забрал драгоценности из комнаты лорда Фаранкса. Все это было сделано намеренно, но мы слишком поторопимся, если сразу скажем, кем именно.
Поскольку наши подозрения становятся все менее расплывчатыми и теперь ведут нас в совершенно определенном направлении, то давайте-ка обратим внимание на слова Хестер Дайетт. Я совершенно уверен в том, что во время публичного слушания показания этой женщины не были восприняты всерьез. Никто не усомнился в том, что это жалкий образчик рода человеческого, недостойная и жадная до сплетен служанка, злая карикатура на женщину. Ее показания хоть и занесли в протокол, но не поверили им, а если и поверили, то не отнеслись к ним с должным вниманием. Никто и не попытался извлечь из ее слов что-то полезное. Что до меня, то если бы я искал самые надежные показания, то обратился бы за ними именно к такой особе.
Позвольте мне в нескольких словах обрисовать вам склад ума этой породы людей. Они жаждут знаний, но лишь самого практического толка. Они не жалуют вымысел; их страсть к тому, что есть на самом деле, рождается из недоверия к воображаемому. Их муза — Клио, другой они не знают. Они алчно собирают знания через замочную скважину, подглядывать — дело всей их жизни. Но им недостает воображения, и поэтому они не лгут; стремясь познать реальность, они почитают искажение фактов чуть ли не святотатством. Их влечет все насущное, все бесспорное. Именно поэтому все эти Пеникулы и Эргасилы Плавта [38]кажутся мне более правдоподобными, нежели образ Поля Прая в фарсе Джерролда [39]. Правда, в одном пункте показания Хестер Дайетт и впрямь кажутся заведомо ложными, — но лишь поначалу. Она утверждает, будто видела в комнате круглый белый предмет, который двигался вверх. Но на дворе была ночь, ее свечу задуло ветром — Дайетт должна была при этом очутиться в кромешной тьме. Как же она могла разглядеть этот предмет? Можно предположить, что ее свидетельство было намеренной ложью или же (учитывая ее возбужденное состояние) она стала жертвой разыгравшегося воображения. Но я утверждаю, что люди такого сорта, будь они в нервном или даже невротическом возбуждении, все равно не способны что-либо вообразить. Поэтому я считаю, что ее показания правдивы. И заметьте, к чему нас это приводит? Я склонен думать, что свет в комнату все же проникал — но настолько слабый и рассеянный, что это ускользнуло от внимания Хестер.
Если так, то источник света должен был находиться либо наверху, либо внизу, либо в самой комнате. Других вариантов нет. Комната была погружена во тьму, в спальне внизу, как мы знаем, тоже было темно. Свет шел сверху — из классной комнаты — и просочиться в нижнюю мог только одним способом: где-то между перекрытиями должна была быть дыра. Итак, можно предположить, что в полу верхней комнаты было проделано какое-то отверстие. В этом случае раскрывается и загадка круглого белого предмета, якобы «летящего» вверх. А что, если его тянули вверх при помощи нити, настолько тонкой, что ее нельзя было заметить в полумраке? Разумеется, так оно и было. Ну, а раз мы установили существование отверстия в потолке комнаты, в которой находилась Хестер, будет ли слишком смелым предположить — даже не имея на то достаточных доказательств, — что такое же отверстие было проделано и в полу этой комнаты? Впрочем, доказательства у нас имеются. Кинувшись к двери, Хестер упала, сломала лодыжку и потеряла сознание. Если бы она, как вы и предположили, упала, споткнувшись о какой-то предмет, дело тоже могло бы закончиться переломом, но не лодыжки. Такая травма возможна только в том случае, когда нога человека неожиданно попадает в дыру или отверстие, в то время как корпус по инерции продолжает двигаться вперед. Это происшествие позволяет нам узнать приблизительный размер нижнего отверстия — в него пролезает нога, а значит, оно достаточно велико и для «доброго мотка шерсти», о котором говорила женщина. Зная размер нижнего отверстия, мы знаем теперь и размер верхнего.
Но почему же ранее никто не упоминал об этих отверстиях? Да потому, что их никто не видел. Однако полицейские обыскивали все комнаты, и будь там дыры, их бы непременно заметили. Значит, их больше там не было, иными словами — отверстия в полу и потолке к тому времени тщательно заделали, а отверстие в полу к тому же прикрыли ковром, который Рэндольф с таким шумом убирал в день трагедии. Хестер Дайетт могла заметить по меньшей мере одно отверстие, но она потеряла сознание прежде, чем сумела разглядеть, что явилось причиной ее падения, а часом позже сам Рэндольф, как вы помните, вынес ее из комнаты на руках. Но уж собравшиеся в классе фермеры должны были заметить отверстие в полу? Конечно, если бы оно находилось прямо посередине комнаты. Но его не заметили, следовательно, оно могло быть только в одном месте — за машиной, которая использовалась как научное пособие. Итак, существовала цель, которой служила эта машина и ради которой были затеяны все эти лицемерные игры с занятиями, предвыборные выступления и выборы. Это была лишь завеса, прикрытие. Была ли эта цель единственной и в чем она заключалась? Догадаться несложно, вспомним, какие наглядные пособия можно использовать для иллюстрации основ механики. Винт, клин, весы, рычаг, ворот и машину Атвуда [40]. Математические принципы, которые эти предметы, а особенно первые пять из них, призваны проиллюстрировать, разумеется, будут непонятны таким ученикам, но фермеров все же надобно для виду чему-то обучать. Именно поэтому я останавливаю свой выбор на машине Атвуда, и мою догадку легко подтвердить, если вспомнить, что в момент выстрела Рэндольф опирается на некую «машину» и стоит в ее тени. Любые другие предметы, за исключением ворота, слишком малы, чтобы отбрасывать тень сколь-нибудь значительных размеров, но на ворот опереться нельзя. Итак, то была именно машина Атвуда, состоящая из грузов, укрепленных на концах нити, которая переброшена через закрепленный на двух шестах блок. Она призвана демонстрировать движение тел под воздействием постоянной силы — точнее, силы гравитации. Только представьте себе, как удобно с помощью этого приспособления незаметно поднимать и опускать через два отверстия тот самый «моток шерсти», пока другая нить с прикрепленными к ней грузами болтается перед глазами ничего не подозревающих фермеров. Мне остается только напомнить вам, что когда все они вышли из комнаты, Рэндольф покинул ее последним, и теперь нетрудно догадаться почему.
Итак, в чем же можно обвинить Рэндольфа? Мы доказали: заранее оставленные следы свидетельствуют о том, что причину смерти графа с самого начала хотели скрыть. Значит, и смерть эта не была неожиданной, о ней знали заранее. Таким образом, мы обвиняем Рэндольфа в том, что он знал, что его отец умрет. Ясное дело, он не ожидал, что граф падет от руки Мод Сибрас, — об этом свидетельствуют его уверенность в том, что она покинула эти места, его неподдельное изумление при виде закрытого окна и, более всего, его страстное желание обеспечить себе надежное, неопровержимое алиби поездкой в Плимут восьмого января — в тот день, когда граф послал приглашение Сибрас и та могла убить его. То же страстное желание обеспечить себе непреложное алиби мы видим и в роковой вечер: Рэндольф находится в комнате наверху вместе с толпой свидетелей. Не правда ли, это алиби почти столь же надежно, как и поездка в Плимут? Но почему же тогда, зная о надвигающемся событии, Рэндольф снова куда-нибудь не уехал? Очевидно потому, что его личное присутствие было необходимо.Вспомните: во время всех этих махинаций с Сибрас занятия прекратились и возобновились сразу же после ее неожиданного отъезда; значит, смерть лорда Фаранкса требовала личного присутствия Рэндольфа вкупесо всеми этими политическими выступлениями, выборами, занятиями для фермеров и машиной Атвуда.
