К этому моменту Персис уже решила для себя, кто преступник; но ради леди Маклур она ничего не сказала детективу. Тем временем этот непоколебимый представитель закона начал задавать вопросы, причем некоторые из них показались Персис чересчур личными. Где она была вчера вечером? Она точно надевала рубины? Как она вернулась домой? Уверена ли она, что сняла ожерелье? Горничная помогала ей раздеться? Кто сопровождал ее в экипаже?
На все эти вопросы, градом сыпавшиеся на нее, Персис отвечала с американской прямотой. Она уверена, что рубины были на ней, когда она вернулась в Хампстед, поскольку сэр Джастин О'Бирн, приехавший с ней в карете своей сестры, обратил на них внимание и на прощание посоветовал ей беречь их.
При упоминании этого имени детектив многозначительно улыбнулся. (Многозначительная улыбка — обычный прием детективов.)
— Сэр Джастин О'Бирн! — повторил он, скрывая торжество. — Он ехал с вами в карете? А сидел он, случайно, не рядом с вами?
Леди Маклур возмутилась (этого мистер Грегори и добивался).
— Право же, сэр, — гневно сказала она, — если вы не доверяете таким джентльменам, как сэр Джастин, мы, чего доброго, все окажемся в списке подозреваемых.
— Закон, — ответил мистер Грегори с видом крайне напыщенным, — не делает исключений для знатных лиц.
— Но должен бы делать для лиц, ничем себя не запятнавших, — с чувством произнесла леди Маклур. — Кому нужна безупречная репутация, если… если…
— Если она не позволяет безнаказанно совершать ограбления? — вставил детектив, по-своему закончив предложение. — Что ж, это так. Это действительно так. Вот только репутацию сэра Джастина вряд ли можно назвать безупречной.
— Он джентльмен, — вскричала Персис, и глаза ее сверкали, когда она обернулась к детективу, — и он не способен на то низкое и подлое преступление, в котором вы осмеливаетесь его обвинять!
— О, я понял, — произнес офицер, словно узрел долгожданный луч света в глубокой тьме, — сэр Джастин — ваш друг! Он проводил вас до крыльца?
— Да, — ответила Персис, густо покраснев, — и если вы посмеете обвинить его…
— Успокойтесь, мадам, — холодно сказал детектив. — Ничего подобного я делать не собираюсь, по крайней мере пока. Возможно, никакой кражи и не было. На данном этапе мы не должны исключать ни одной возможности. Это… довольно деликатный вопрос; но прежде чем мы продолжим, подумайте: быть может, сэр Джастин унес рубины по ошибке, они просто зацепились за его одежду, скажем, за рукав его фрака?
Это была лазейка, но Персис ею не воспользовалась.
— Он никак не мог этого сделать, — мгновенно парировала она. — И я точно знаю, что они были на мне, когда мы расстались, потому что напоследок сэр Джастин взглянул на мое окно и сказал: «Этот балкон будто создан для грабителей. Следите хорошенько за вашими фамильными драгоценностями». Я вспомнила его слова, когда снимала ожерелье прошлой ночью; поэтому я так уверена, что рубины были еще у меня.
— И вы спали с открытым окном! — произнес детектив, по-прежнему улыбаясь. — Похоже, у нас получается первоклассный детективный сюжет.
— 4 —
В ближайшие несколько дней в деле о рубиновом ожерелье ничего не прояснилось. Ко нечно, оно попало в газеты, как все в наше время, и весь Лондон говорил о нем. Персис прославилась как та самая американка, у которой украли драгоценности. Люди показывали на нее пальцем в парке, пристально разглядывали ее в бинокль в театре И в самом деле, раньше, как обладательница знаменитых рубинов Реманетов, она при влекала меньше внимания чем теперь, став жертвой ограбления. Почти стоило их лишиться, думала Персис, чтобы стать заметной фигурой в обществе. Все понимают, что молодая леди готовая заплатить пять сотен фунтов тому, кто вернет ей безделушки стоимостью в шесть тысяч, должна что-то собой представлять.
Сэр Джастин как-то встретил ее на верховой прогулке.
— Так, значит, вы не едете в Париж, пока они не найдутся? — очень тихо спросил он.
А Персис ответила, покраснев:
— Нет, сэр Джастин, пока нет; и… я почти рада этому.
— Неужели это правда? — вскричал молодой человек с мальчишеской пылкостью. — Признаюсь, мисс Реманет, когда я прочитал о случившемся в «Тайме», я сразу подумал: «Так, значит, она пока не уедет в Париж!»
Сэр Джастин как-то встретил ее на верховой прогулке.
Персис прямо взглянула на него и, затрепетав, произнесла:
— А я нашла утешение в Браунинге. Как вы думаете, что я у него вычитала? «Я учусь ценить верное сердце выше рубинов». Книга открылась именно на этих словах, и в них я нашла утешение!
Но когда сэр Джастин вернулся тем вечером к себе, его слуга сообщил:
— Сегодня днем вас спрашивал какой-то джентльмен, сэр. Гладко выбритый. Не очень приятный тип. И мне показалось, сэр, что он пытался у меня что-то выведать.
Сэр Джастин помрачнел. Он сразу же прошел к себе в спальню. Он знал, что было нужно тому человеку, и потому направился прямо к шкафу и внимательно осмотрел фрак, который был на нем в тот памятный вечер. Всегда что-то может пристать к рукаву, зацепиться за манжету или случайно оказаться в кармане. Или это что-то могут туда подложить.
— 5 —
В последующие десять дней мистер Грегори развил бурную деятельность. Без сомнения, он был самым активным и энергичным детективом на свете. Он настолько строго придерживался своего принципа, подозревая всех и вся от Китая до Перу, что под конец бедная Персис совсем запуталась в лабиринте его версий. Никто не был защищен от его подозрений, крайне изощренных благодаря многолетним тренировкам: ни сэр Эверард в своей студии, ни леди Маклур в будуаре, ни дворецкий в буфетной, ни сэр Джастин О'Бирн в апартаментах на Сент-Джеймс. Мистер Грегори учитывал все варианты. Он не доверял даже попугаю и считал вероятной причастность крыс и терьеров. Персис порядком устала от его хитроумных схем, тем более что сама она, с присущей ей проницательностью, уже поняла, кто украл рубины. Однако когда детектив выразил некоторые сомнения по поводу честности сэра Джастина, Персис отреагировала на эти намеки очень болезненно и отказалась слушать мистера Грегори, хотя тот упорно пытался донести до нее, в теории и на практике, свою любимую мысль, что преступником оказывается тот, кого подозревают меньше всего.
Как-то утром, день или два спустя, Персис, укладывая волосы, выглянула из окна. Она теперь делала прическу сама, хотя и была богатой, а следовательно, крайне ленивой американской наследницей; но по непонятной причине она невзлюбила эту тихоню Берту. И вот тем утром, выглянув из окна, Персис увидела Берту, поглощенную беседой с хампстедским почтальоном. Эта сцена нарушила и без того хрупкое душевное равновесие Персис. Почему Берта вообще вышла к почтальону? Ведь в обязанности горничной леди Маклур явно не входило забирать почту. И с какой стати она интересуется письмами мисс Реманет? Дело в том, что прямо сверху лежало письмо от сэра Джастина — Персис узнала его сразу, даже на таком расстоянии, по крупному конверту из грубой бумаги и, следуя женской логике, сделала вывод, что Бертой движут тайные мотивы, имеющие к ней, Персис, непосредственное отношение. Мы привыкли смотреть на все с личной точки зрения; что делает мужчину или женщину писателем, хорошим, плохим или посредственным, так это способность ставить себя на место многих разных людей. Этим даром обладают в лучшем случае один мужчина из тысячи и одна женщина из десяти тысяч.
Персис принялась что было силы звонить в колокольчик. Берта вошла к ней, сияя улыбкой:
— Что вам угодно, мисс?
Персис была готова ее придушить.
— Мне угодно знать, — сказала она прямо, беря быка за рога, — с какой стати вы сейчас внизу рылись в чужих письмах с почтальоном?
Берта взглянула на нее, неизменно вежливая, и ответила, не задумываясь ни секунды:
