Беседуя с представителем посольства, Збигнев молил Бога, чтобы тот не додумался связаться с криминальной полицией Варшавы

—

подобное означало бы неминуемую высылку в Польшу, где пану Звежинецкому, убежавшему от правосудия, наверняка бы впаяли срок на полную катушку. Но, к счастью, дипработнику было явно не до земляка

—

ознакомившись с материалами обвинения и переговорив со следователем и арестованным, он лишь равнодушно передернул плечами: мол, пан Збигнев не первый поляк, нарушивший российские законы. И уж наверняка не последний

...

Зато адвокат разочаровал: с его слов, подобные преступления в России еще очень редки, прецедентов мало, и потому защита обещает быть затяжной и сложной.

И в тот же день пана Звежинецкого отправили в следственный изолятор № 5...

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:

Следственный изолятор № 48/5, более известный в криминальных и милицейских кругах как «Водный стадион» (названный так из-за близости к одноименной станции метрополитена), — первая тюрьма, построенная в постсоветской России. Эта тюрьма открыта в 1993 году.

Строительство начато в 1989 году. Первоначально в корпусах нынешнего СИЗО предполагалось разместить образцово-показательный ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий) — учреждение, предназначенное для содержания лиц, получивших в судебном приговоре «принудительное лечение от алкоголизма». С ликвидацией в Российской Федерации системы ЛТП вновь построенное здание передано в ведение Главного управления исполнения наказаний. После модернизации (монтажа сигнализации, установки стальных решеток и дверей) ИЗ № 48/5 гостеприимно распахнул двери перед первыми арестантами.

Следственный изолятор «Водный стадион» представляет собой типичный комплекс зданий тюремного типа, огороженный высоким забором. Место расположения выбрано на редкость удачно: в отличие от всех остальных московских ИЗ, эта тюрьма не окружена жилым массивом. Период с 1994 по 2000 год отличался на «Водном стадионе» либеральностью порядков.

Арестованных, словно по инерции, продолжали свозить в Бутырку и Матросскую Тишину, и потому заполняемость СИЗО № 5 не превышала 70%. Подследственные, которым приходилось пребывать в стенах «Водного стадиона» до середины 2000 года, единодушно отмечают чистоту, непривычную для прочих следственных изоляторов Москвы. При формировании администрации и охраны часть сотрудников была набрана по лимиту из провинции, часть — переведена из Бутырки и Матросской Тишины.

Первые полгода контролеры не получали обмундирование, внешне почти не отличаясь от арестантов, так же как и они предпочитая в качестве повседневной одежды спортивные костюмы. Заключенные, впервые попавшие в стены «Водного стадиона», отличали сокамерников от конвоиров лишь по наличию резиновой дубинки и связок ключей в руках последних. Ввиду относительной комфортабельности условий содержания первыми заключенными вновь построенной тюрьмы стали криминальные авторитеты уровня выше среднего.

Значительную часть арестантов составили лица, так или иначе связанные с контрабандой, наркобизнесом и нарушением правил воздушных перевозок. Последнее объясняется  относительной  близостью  ИЗ  №  48/5   к  международному аэропорту

Шереметьево-2, где пограничники, таможенники и оперативники ФСБ с похвальной регулярностью задерживают наркокурьеров, чаще всего зарубежных.

Видимо, это обстоятельство привело к тому, что с недавних пор за «Водным стадионом» закрепилась репутация «тюрьмы для иностранцев». В иные времена граждане дальнего зарубежья составляют до

30%

от общего числа арестантов. Немалую часть подследственных составляют бывшие сотрудники органов МВД, обвиняемые в превышении власти и коррупции. В частности, на «Водный стадион» нередко направляются работники бывшей Госавтоинспекции, обвиняемые в вымогательстве. Отдельных помещений для иностранцев и для россиян не существует: как правило, администрация не делает разницы между гражданами дальнего зарубежья и гражданами Российской Федерации, заселяя и тех, и других в одни и те же камеры. Различие в религиозных взглядах, традициях, воспитании, темпераменте и менталитете нередко приводит к конфликтам.

Предыдущий опыт подсказывал Збигневу: бояться тюрьмы не стоит. Гарантированное трехразовое питание, бесплатная медицинская помощь, комфортное помещение с телевизором, микроволновкой, холодильником, а если повезет, и с компьютером, внимание благотворительных фондов, масса свободного времени для самообразования и предупредительность обслуживающего персонала

—

так, во всяком случае, было в Голландии. Да и камера Центральной варшавской тюрьмы на Раковецкой, 37, где хакер промучился несколько месяцев, мало чем отличалась от среднего гостиничного номера. А потому, идя за охранником по ярко освещенному коридору ИЗ № 48/5, пан Звежинецкий сохранял полное спокойствие.

Не тюрьмы надо бояться, а возможного звонка в Варшаву...

Первые впечатления не внушали оптимизма: камера, куда определили молодого поляка, выглядела не лучше солдатской казармы времен Герека и Ярузельского. Двухъярусные нары, серые казенные одеяла, спертый дух грязных человеческих тел — все это было более чем неприятно для первохода. Ни холодильника, ни микроволновки, ни тем более компьютера не наблюдалось. Поражала жуткая перенаселенность: в пространстве не более тридцати квадратных метров вмещалось целых десять человек! Правда, как выяснилось чуть позже, эта камера, заполненная лишь на три четверти, считалась в следственном изоляторе самой комфортной.

После краткого знакомства староста камеры, долговязый неулыбчивый русский, представившийся Семеном, указал новичку его спальное место, почему-то назвав его непонятным словом «шконка». Поляк не стал уточнять: определившись с вещами, он уселся на кровать, принявшись осторожно изучать сокамерников — а вдруг повезет, вдруг в этой до неправдоподобия жуткой камере окажется хоть один земляк!

Надеждам Звежинецкого не суждено было сбыться: хотя камера, населенная гражданами шести государств, и являла собой эдакий криминальный интернационал, других поляков тут не оказалось...

Спустя несколько дней Збигнев уже знал о сокамерниках многое.

Пятеро негров проходили по наркоманским статьям: это были задержанные в Шереметьево-2 «глотатели» (кокаин, упакованный в презервативы, наркокурьеры транспортируют в собственных желудках, предварительно проглатывая упаковки — откуда само понятие). Чернокожие, не владевшие ни русским, ни английским, держались замкнуто, обособленно и растерянно: долгое пребывание в российском следственном изоляторе сильно подорвало их психику. В распространении героина и связях с международной наркомафией обвинялся и бородатый серб Милош. Этот арестант, исколесивший полмира, знал едва ли не все европейские языки и потому часто выступал для сокамерников переводчиком. Почти все время он отдавал чтению иностранных газет и журналов — прессу вместе с передачами доставляли осевшие в Москве земляки. Двое вьетнамцев подозревались в незаконных махинациях с драгметаллами. В отличие от большинства арестантов, эти регулярно получали передачи с воли; когда азиаты жарили

на электроплитке селедку, камера заполнялась жирным зловонным чадом. Пожилому иракскому курду Омару, бежавшему в Россию от ужасов Саддама Хусейна, вменялось несколько квартирных краж.

Староста камеры Семен, бывший офицер московской «дорожной полиции», именуемой тут ГАИ, обвинялся в превышении власти и нанесении средней тяжести телесных повреждений. Его товарищи Коля и Витя в недалеком прошлом также были «полицьянтами»; последние обвинялись во взяточничестве. Это обстоятельство очень смутило Збигнева: в родной Польше даже рядовой полицейский, обвиняемый в коррупции, сразу же становится героем газетных хроник и телевизионных репортажей. А тут — три сразу, да еще в одной камере...