—
Ту ест правдзивы шок,
—
часто повторял он самому себе: мол
—
это настоящий ужас; как и многие люди, лишенные постоянного общения, поляк нередко разговаривал сам с собой.
Но сделать все равно ничего не мог: как объяснил ему адвокат, знавший тюремные порядки, в любой другой камере «шныря» ожидала та же участь.
Перспективы хода уголовного дела внушали еще меньший оптимизм: и адвокат, который делал для клиента все, что мог, и представитель посольства, постоянно державший контакт со следователем, в один голос уверяли, что знакомство с российской пенитенциарной системой продлится как минимум еще несколько лет. Контакты по линии Интерпола, протоколы технических служб ФСБ и ФАПСИ убедительно доказывали не только попытку несанкционированного копирования компьютерной информации на Кипре, но и инфицирование ЭВМ в венгерском банке. Да и «русские мафиози», давно выпущенные на свободу, дали показания против Збигнева, ставшего для них отыгранной картой. С их слов выходило, что поляк просто нанял их для охраны. Мол, ни Антон, ни Паша компьютерной грамоте не научены, у обоих одинаковое образование по 10 классов да по пять лет лагерей общего режима... Какие там еще ЭВМ? Просто сидели, мол, рядом, в квартире, охраняли — а вот и соответствующий договор Звежинецкого с охранным агентством «Марс», которое имеет соответственную лицензию. А что, мол, этот польский «ботаник» на компьютере своем вытворял, не в их компетенции. Так что, гражданин следователь, все по закону...
И получалось, что виноват в этом преступлении исключительно хакер — специально, гад такой, приехал в Москву, специально снял квартиры в Измайлове и Сокольниках, специально поставил там компьютеры, чтобы под черным флагом пиратствовать в Интернете.
— И цо мне светит? — на ломаном русском спросил поляк.
— Максимальный срок — пять лет лишения свободы, — вздохнул адвокат. — Видимо, учитывая особую тяжесть содеянного, обвинение будет настаивать на таком приговоре. Я, конечно, буду настаивать на том, что тебя завлекли обманом, но ведь оба эпизода компьютерного взлома доказываются неопровержимо. — Несомненно, защитник имел в виду протоколы технических служб ФСБ и ФАПСИ. — Да и ты во всем признался. Вряд ли суд согласится применить к тебе штраф, даже максимальный, хотя такое наказание и предусмотрено по двести семьдесят второй. Хакерство еще довольно редко, и потому из твоего дела попытаются сотворить образцово-показательный процесс, чтобы другим неповадно было. Так что думай, как будешь на зоне сидеть. А пошлют тебя, скорее всего, на Урал — есть там одна ИТК для иностранцев.
Думать об этом не хотелось. Уж если тут, в самой лучшей московской тюрьме Збигнев попал в столь незавидное положение — страшно подумать, что ждет его на какой-то страшной «зоне»! Последнее слово стойко ассоциировалось в сознании иностранца с ГУЛАГом, Солженицыным, диссидентами и Сибирью. Збигнев вроде бы слышал, в русских лагерях заключенные голодают, воруют у панов вертухаев немецких овчарок, крутят из них котлеты и режут друг друга ножами из-за буханки хлеба. Он даже слышал, что российские зэки в этих страшных «зонах» склонны к неслыханным извращениям, совокупляясь со всем, что движется, включая домашних животных, птиц и чуть ли не насекомых. Но, опять-таки по слухам, любимым русским извращением является однополая любовь — говорят, что любой зэк, не понравившийся паханам, то есть самым страшным уголовникам, обязан отдаваться анально и орально всем желающим.
Несколько месяцев назад Збигнев ни за что бы не поверил, что в конце второго тысячелетия возможно подобное варварство. Но после всего пережитого в российской тюрьме поляк поверил бы и не такому...
Звежинецкий размышлял над своими перспективами несколько дней. И чем больше размышлял, тем тверже утверждался в мысли: необходимо как можно скорей признаться в бегстве из-под следствия варшавской криминальной полиции. То, что сравнительно недавно казалось ему худшим исходом, теперь выглядело единственным спасением.
И потому, едва переступив порог следовательского кабинета, подследственный с ходу заявил:
— Хцял бы зробиць заяву... Мол, хочу сделать заявление.
— Делай, — вздохнул следователь и, разложив перед собой чистые листки протокола допроса, приготовился записывать...
После своего заявления Збигнев Звежинецкий пробыл на «Водном стадионе» еще полтора месяца: сперва ждал ответа из Варшавы, затем — окончания бюрократической волокиты между российским МВД и варшавской криминальной полицией, затем — конвоиров из Польши: по нормам международного права его должна была экстрадировать на Родину польская полиция.
После долгих консультаций с МИДом, РУОПом, ФАПСИ, Минюстом и Следственным комитетом было принято решение: выдать Звежинецкого польскому правосудию.
Что и было сделано.
Следствие в Польше длилось почти полгода — все это время Збигнев сидел в родной тюрьме на Раковецкой, наслаждаясь комфортом, либеральностью порядков и благодарностью сокамерников за умело сваренный чифирь. Варшавский воеводский суд определил ему меру наказания в пять лет лишения свободы. Хакер выслушал приговор на удивление спокойно, мысленно радуясь, что наказание придется отбывать среди цивилизованных сограждан, а не жутких российских уголовников на какой-то кошмарной «зоне».
Публикации об этом громком уголовном деле, интервью осужденного и его портреты украсили собой многие польские газеты. В то время один из авторов этой книги жил в Варшаве, где по материалам в прессе и ознакомился с делом компьютерного взломщика, столь же захватывающим, сколь и поучительным.
Возможно, невероятные приключения польского хакера для России, где излюбленным оружием со времен Родиона Романовича Раскольникова является не персональная ЭВМ, а обыкновенный топор, выглядят чуть нетипично.
Однако с компьютеризацией страны прогрессирует и компьютерный взлом, и вполне возможно, лет через десять хакерство станет не менее популярно, чем понятное всем и каждому убийство неверной жены или надоедливой тещи.
А потому, на наш взгляд, это экзотичное преступление, равно как и перипетии наказания за него, достойны украсить собой наше невыдуманное повествование о Москве тюремной.
СЛЕДСТВЕННЫЙ ИЗОЛЯТОР Г. СЕРПУХОВА
«МЕНТ»
Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.
1.
Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности — наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.
2.
То же деяние, соединенное с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, — наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет.
Статья 299 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Дмитрий Иванович Макаров никогда не причислял себя к неудачникам. Скорее наоборот: оснований радоваться жизни было более чем достаточно. Собственный бизнес (небольшая сеть продуктовых магазинов в Подмосковье) приносил стабильный доход. Жена по-прежнему оставалась скромной, покорной и ласковой. Новенький джип «Линкольн Навигатор», стоящий во дворе на Кутузовском, радовал сердце. А богатый жизненный опыт позволял надеяться, что жизнь и впредь будет такой же стабильной, спокойной и размеренной...
В свои неполные сорок четыре года Дмитрий Иванович сменил несколько занятий. Но пятнадцать лет, отданные службе в милиции, до недавнего времени составляли предмет особой гордости коммерсанта. Ведь именно с этой службы и началось его восхождение к жизненным вершинам.