Валерий Карышев, Федор Бутырский

Москва тюремная

ОТ АВТОРА

Человек совершил преступление, едва появившись на свет. Первопреступниками, согласно Библии, стали Адам и Ева, укравшие из райского сада яблоко, а организатором и наводчиком похищения выступал Змий-искуситель. Это деяние, совершенное группой лиц по предварительному сговору, позволяет говорить о первой в мире организованной преступной группировке. Таким образом, первую, «райскую» ОПГ составляло все тогдашнее человечество.

Адам родил Каина. Каин родил Еноха. Енох родил Ирада...

И каждое новое поколение обязательно преступало закон: Каин убил Авеля, Хам оскорбил Ноя, а сыновья Иакова и вовсе продали своего брата Иосифа в рабство. Преступления, большие и маленькие, стали неизбежным спутником человеческой истории.

Шло время, народонаселение плодилось и размножалось, прогрессируя в разделении на преступников и потерпевших. Первые — убийцы, бандиты, мошенники и маньяки — продолжали душегубствовать, грабить, обманывать, насильничать и бесчинствовать. Вторые же — терпилы, то есть жертвы, — придумывали все более и более изощренные законы для наказания первых. Эти законы и определяли, какое злодеяние чего стоит. Преступников закапывали живьем, сбрасывали со скал, побивали камнями, сажали на кол, рубили им головы, топили, вешали, четвертовали, колесовали, ссылали на галеры и в рудники, но перед вынесением приговора, как правило, изолировали от общества.

Так появились тюрьмы.

За многотысячную свою историю человечество не стало умней и гуманней. Простенькое бытовое убийство Каином своего брата Авеля меркнет перед кровавой чеченской бойней, а примитивный разврат Содома и Гоморры — легкая эротика по сравнению с продукцией современной порноиндустрии. Преступность неискоренима, как неискоренимы человеческие пороки: алчность, зависть, скудоумие, озлобление, леность мысли. И пока будет существовать преступность, будет существовать разделение на тюрьму и волю.

Так будет всегда и во всем мире.

Так будет и в России...

Тюрьма в России — больше чем тюрьма. Это — и образ жизни, и способ мышления, и система ценностей, и даже система цен. Ни одна мировая культура, ни одна национальная ментальность не впитала в себя столь много зэковских понятий, сколько русская; так, к сожалению, сложилось исторически.

Криминал воспринимается естественной составляющей российской жизни. Тюремный сленг, то и дело прорезающийся в речах депутатов Государственной думы, понятен электорату без перевода. А специфические слова вроде «кидалово», «лавэ», «мусора» или «замочить» встречаются не только в беседах татуированных завсегдатаев Бутырки да Матросской Тишины, но и в повседневной речи законопослушных граждан; выражения эти канонизированы телевидением и десятки раз обыграны поэтами-песенниками.

Самые высокие рейтинги на российском телевидении — у бандитско-ментовских сериалов.

Самые популярные песни — про «Владимирский централ», «Кресты», «Таганку» и «Малолетку — небо в клетку». Куплеты, взлелеенные блатной музой, давно стали в России фольклором. Юноши, прикидывающие, с кого делать жизнь свою, мечтают делать ее с товарищей Япончика, Солоника, Мансура, Сильвестра и прочих жиган-лимонов. Молодых пацанов, отмотавших срок, уважают сверстники и норовят полюбить сверстницы.

Книги про «братву», «воров в законе», «жуликов» и «ментов» традиционно являются национальными бестселлерами; это — один из источников познания современного мира.

Впрочем, интерес к жизни в неволе, столь странный на первый взгляд, объясняется просто. От тюрьмы да сумы в России не застрахован никто — ни всесильный министр, ни преуспевающий олигарх, ни последний ханыга из пивной. Даже там, где нет никакого нарушения закона, дело могут запросто «сшить». Ведь милицию в России боятся не меньше, чем самых отмороженных уркаганов, а пресловутое «внутреннее убеждение» судей и «телефонное право» работников прокуратур давно стало притчей во языцех. Наверное, любой средний налогоплательщик запросто приведет три-четыре случая из жизни родственников, друзей или просто знакомых, когда ни в чем не повинного человека посадили «ни за что».

И, может быть, это — одна из причин, по которой многие люди подспудно готовят себя к жизни за решеткой и колючей проволокой?

Именно потому мы и решили написать этот своеобразный путеводитель по столичным следственным изоляторам, по невидимому, но огромному городу в городе.

По Москве тюремной.

И хотя наше повествование более художественное, чем документальное, многие наши герои — реальные люди, прописанные под собственными именами, фамилиями, оперативными псевдонимами и блатными погонялами. В силу вполне объяснимых причин нам пришлось отказаться от детального изложения некоторых реальных фактов и сцен, сократить некоторые фрагменты служебных документов МУРа, РУОПа, ГУИНа, ФАПСИ и ФСБ, а также изменить имена и фамилии людей, согласившихся стать консультантами по наиболее спорным и деликатным вопросам.

Мы сделали это по просьбе как влиятельных уголовных авторитетов Москвы, так и «компетентных органов». Мы не хотим, чтобы по нашей вине звучали выстрелы наемных убийц и гремели взрывы, не хотим, чтобы лилась кровь — чего-чего, а крови в истории Москвы тюремной пролилось много больше, чем баланды... Надеемся, что читатель поймет нас правильно и не осудит за то, что подчас мы вынуждены прерваться «на самом интересном месте».

Завсегдатай столичных СИЗО из братвы наверняка встретит в этом художественном исследовании знакомые приметы и образы тюремного мира, а может быть, даже узнает кентов, подельников и знакомых. Работники Главного управления исполнения наказаний Минюста, скорей всего, обвинят авторов в «очернении тюремной действительности». А рядовому читателю, который пока еще не сталкивался с тюремным бытом и зэковскими нравами, книга будет полезна в качестве своеобразного учебного пособия: как вести себя при «заезде на «хату», какие «подлянки» могут ожидать неопытного «первохода», как организовать свой быт, каких следовательских подстав надобно опасаться.

Мы понимаем, что клиенты московских следственных изоляторов — далеко не ангелы. И подавляющее большинство подследственных изолировано от общества совершенно справедливо. Каждому свое: маме — мыть раму, бизнесмену — зарабатывать деньги, поэту — писать стихи, строителю — класть кирпич, честному милиционеру — охранять покой законопослушных граждан, а вору — сидеть в тюрьме.

Мы далеки от примитивного морализаторства. Мы не судьи, не прокуроры и не народные заседатели, и потому не собираемся никого обвинять, а тем более — выносить однозначные оценки людям и событиям. Тем не менее мы убеждены: главная причина всех преступлений мира — в иллюзорной надежде безнаказанности. Еще две тысячи лет назад было сказано, что «всякого будут судить по делам его», но эти слова так и остались гласом вопиющего в пустыне.

Но ведь приговор не обязательно выносится судебными инстанциями и исполняется не только работниками Главного управления исполнения наказаний. Законам жизни присуща тайная потребность в равновесии: как пущенный бумеранг всегда возвращается на прежнее место, так и совершение преступления предопределяет неизбежность кары. А потому любой, преступивший закон, подсознательно ощущает, что так или иначе будет наказан.