Двое бойцов из отряда Ю А принялись что-то путано объяснять, но их быстро угомонили соседи. Раненый опустился на доску и замер, прикрыв глаза.
— Ши Же-Мэн, — задумчиво спросила Чи-Ю, перебирая монеты. — Как бы вы поступили сейчас?
— С Ю А?
Встречный вопрос был задан, чтобы оттянуть неизбежное. Сен-Жермен понимал, что любое его решение лишь увеличит разрыв между ним и защитниками Мао-Та, но он также отчетливо сознавал, что Чи-Ю не имеет права замять случившееся и что ей сейчас крайне необходима поддержка.
— Я бы его обыскал.
Чи-Ю резко кивнула.
— Обыщите его, — приказала она носильщикам и отвернулась, чтобы не смотреть на постыдный процесс.
Ю А изрыгал проклятия, но они звучали все глуше. Одежду с него срывали с брезгливой поспешностью, и первый мужчина заставы увядал на глазах. Щеки его ввалились, лицо посерело, разум мутился от боли в разбитых костях.
Линг стянул с капитана обмотки. В них что-то белело. Он вопросительно взглянул на Чи-Ю.
— Тут какой-то листок.
— Дай его мне.
Военачальница развернула бумагу, и по спине ее пробежал холодок. Это был небрежно выполненный чертеж укрепления, две жирные линии указывали, как подобраться к нему. Непроизвольно ее пальцы сжались и смяли предательский план.
— Что это? — тихо спросил Сен-Жермен.
У нее хватило сил лишь на то, чтобы протянуть ему скомканное свидетельство черной измены. Лицо Чи-Ю застыло, как маска, она не могла говорить.
— Надеюсь, это единственный документ, который вы подготовили для монголов? — Сен-Жермен говорил очень ровно и словно бы равнодушно, казалось, совсем не заботясь, слышит его Ю А или нет. Носок его сапога задел перебитую ногу предателя. — Вам, право, не стоит молчать.
— Осквернитель гробниц своих предков! — брызжа слюной, взвизгнул Ю А и затих.
— Я жду ответа.
Прошло какое-то время, и носок византийского сапога снова пришел в движение.
— Покрыватель свиней! — корчась от боли, простонал капитан. — Останови его, Тьен!
Чи-Ю даже не повернулась.
— Ты должен благодарить небо, что с тобой разбирается Ши Же-Мэн. На его месте я бы размозжила тебе и здоровую ногу.
Лежащего офицера тревожили еще трижды, однако безрезультатно. Ю А заходился от боли и нес какую-то чушь.
— Думаю, мы ничего не добьемся, — сказал наконец Сен-Жермен. — Раны его опять кровоточат, и… — Он неопределенно махнул рукой, чувствуя неодолимое отвращение как к тому, чем ему только что пришлось заниматься, так и к себе самому.
Ополченцы убито молчали. Капитана любили, капитаном гордились, и чудовищность происшедшего не укладывалась в их головах.
— Да, — кивнула Чи-Ю. — Этот путь никуда не ведет. — Она резко хлопнула в ладоши. — Приведите Ки-Джая.
По толпе ополченцев пронесся ропот: Ки-Джай был палачом.
Третье тело повисло на дереве близ Мао-Та еще до заката, являя собой молчаливое предостережение монгольским лазутчикам и шпионам.
* * *
Отчет военачальника крепости Шуи-Ло Тана Манг-Фа главному судье округа Шу-Р By Синг-Аю.
Четвертый день праздника бога Огня, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла.
Сегодня до крепости Шуи-Ло дошла весть, в которой военачальник Канг Же сообщает военачальнику Тану Манг-Фа о том, что на его земли напали монголы. Нет сомнений, что в настоящий момент все хозяйства, вверенные защите Канга Же, либо пылают, либо уже догорели. Враги безжалостно убивают селян, спасаются от них только те, кто знает горные тропы.
Военачальник Канг пожелал предупредить всех жителей округа Шу-Р, что силы кочевников неимоверны и что варвары намереваются захватить всю территорию нашего края еще до сезона дождей, весьма затрудняющих передвижение конников Тэмучжина.
Посыльный, доставивший в Шуи-Ло столь печальную весть, вскоре истек кровью и испустил дух, однако перед кончиной он все же успел сообщить военачальнику Тану, что видел воочию, как военачальник Канг Же, пронзенный множеством вражеских пик, пал под копыта монгольских коней и тут же был ими растоптан.
Военачальник Тан, в свою очередь, сообщает главному окружному судье By Синг-Аю, что, кроме этого нарочного, никто из земель военачальника Канга не добирался до крепости Шуи-Ло.
Начертано писцом Хсо-Ю и заверено личной печатью военачальника Тана Манг-Фа.
ГЛАВА 10
В укреплении Мао-Та царила непривычная тишина. Все факелы были потушены, караульные, охранявшие стены, перекликались лишь шепотом, молчали даже казармы, погруженные в темноту.
Чи-Ю беспокойно расхаживала по своему кабинету. Скудный свет бледного полумесяца, проникавший в раскрытые окна, чуть приглушался тенями набегающих облаков. Военачальница выглянула во двор и улыбнулась, заметив там человека в черном. Она махнула рукой, показывая, что ему следует подняться наверх. И вдруг осознала, чего целый день ждала. Свидания с ним, о небо, свидания с ним! Молодой китаянке понадобилось огромное волевое усилие, чтобы не броситься к двери и не распахнуть ее широко-широко.
Наконец раздался негромкий стук, и едва различимый голос назвал ее имя.
— Чи-Ю.
Ей захотелось припасть к нему, но она удержалась. Любовь любовью, однако в военное время имеются и дела поважней.
— Ши Же-Мэн, — кивнула военачальница, пропуская гостя в покои и проверяя, вошла ли задвижка в паз.
Он был одет во франкский военный костюм, которому недоставало всего лишь меча и кольчуги, однако именно эти вещи носить ему было строжайше запрещено. Чи-Ю сама наложила этот запрет, ибо защитники Мао-Та так и не захотели принять в свой круг инородца, а как-то давить на них в этом случае она не могла.
— Я обдумала все ваши предложения в области обновления нашего арсенала. У Тана Манг-Фа, например, уже есть медная пушка, но стрелять из нее ему не дозволено. Чиновники центра отнюдь не хотят иметь сильную периферию. Именно такие посевы и дают ростки мятежа, говорит наш император, а он далеко не дурак.
— Вы думаете? — спросил Сен-Жермен, хорошо понимая, что ему незамедлительно возразят.
— Возможно, он глуповат, но все-таки не дурак. — Чи-Ю сложила ладони и принялась рассматривать свои пальцы.
— Одно стоит другого, — пробормотал Сен-Жермен и тут же осекся, не желая ссориться по-пустому. — Так что вы решили? Ведь время не ждет.
— Наиболее приемлемыми мне кажутся длинные стрелы. Применение черного порошка незаконно, да и людям моим все это не по душе. — Китаянка вздохнула. — Они считают порох порождением дьявола. Я вынуждена с ними считаться. Ополченцы — тяжелый народ.
— Значит, стрелы годятся, а порох — нет? А как насчет греческого огня? Он пылает в воде. — Сен-Жермен с тревогой вгляделся в Чи-Ю. — Монголы ведь не заявят протест, даже если и заподозрят, что с нашим оружием что-то не чисто.
Чи-Ю шутки не приняла.
— Мои люди, — медленно сказала она, — не станут сражаться, если сочтут, что их оружие проклято. Таким оружием, по их мнению, нельзя убивать, ибо дух убитого станет преследовать душу убийцы в загробном мире.
— Но вы-то сами должны понимать, что кочевников великое множество! Что они просто-напросто вас сомнут! Что их могут остановить только порох или жидкий огонь! Неужели нет способа убедить ваших людей, что другой возможности победить для них просто не существует?
Ее лицо хранило спокойствие. Без малейших признаков отчужденности или высокомерия Чи-Ю тихо сказала:
— Я и не ожидала, что вы поймете их чувства. Вы — чужеземец, и наша жизнь — это не ваша жизнь. Я поклялась, как и мой отец, защищать эту заставу, эти земли и весь этот край. Но главная ценность здесь — люди. Позволив себе насмеяться над тем, во что они верят, я нарушу свою клятву, чем навлеку на свой род проклятие и заслужу презрение каждого из тех, кто меня знал.
Сен-Жермен молча взял в свои ладони руки Чи-Ю и, склонившись, поцеловал их.