Ему пришлось-таки повозиться, укладывая на их место окоченевшее тело. Выбросив из головы посторонние мысли, он почти справился с этой задачей. Мешал обломок копья, зажатый в руке Чи-Ю. Сен-Жермен попытался разогнуть холодные пальцы и вдруг с ослепительной ясностью вспомнил, как эта рука прикасалась к нему. Совсем недавно, еще прошлой ночью.
Чи-Ю была с ним, живая, горячая, она обещала вкусить его кровь. В ужасе он отшатнулся от скорбной укладки, потом решительно вдвинул в нее останки отважной воительницы — с пустыми ножнами и с обломком вражеского копья. Пусть все остается как есть!
Полночь давно миновала, когда человек в черном закончил свой труд. Он чувствовал себя совершенно разбитым, зато Чи-Ю теперь не валялась в канаве, как падаль, а покоилась в глубокой могиле, и гробом служил ей добротный ящик из-под греческого огня, на внешней стенке которого были вырезаны ее имя и звание вкупе с датой кончины. Чуть ниже Сен-Жермен указал причину смерти Чи-Ю и поместил иероглиф, символизирующий понятие «доблесть», надеясь, что тот достойно представит покойную пращурам рода Тьен.
Рассвет приближался, но путник еле полз по тропе, усталость одолевала его. Впрочем, он был даже ей благодарен. Тупое оцепенение позволяло ему шагать и шагать, ни о чем не задумываясь и ничему не давая оценок.
Послышалось позвякивание медного колокольчика, из кустов выступил Руджиеро. Он внимательно оглядел своего господина и едва заметным кивком указал на холмы и на простиравшиеся за ними туманные дали.
* * *
Письмо главного судьи округа Шу-Р By Синг-Ая в военное министерство Кай-Фенга.
Канун праздника бога Сердец, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла. Бей-Во.
Самый презренный из окружных судей страны берет на себя смелость сообщить достойным чиновникам военного министерства Кай-Фенга о том, что сейчас происходит во вверенном его попечению округе Шу-Р. Несомненно, многим из указанных выше чиновников известно, что сей жалкий судья некогда уже умолял их найти возможность защитить вверенный ему край от врагов. Ответом на это прошение было пространное письменное заверение в том, что округу Шу-Р не грозят никакие опасности. Ничтожный судья, в свою очередь, поспешил уверить министерство в обратном и попросил центр прислать в округ комиссию, способную обстоятельно разобраться в действительном положении дел. Однако его заявление либо посчитали не заслуживающим внимания, либо отложили в сторону ради более насущных забот, связанных с освобождением захваченного Тэмучжином Пекина. Тем самым ни помощи в наш край не пришло, ни комиссия, могущая составить благоприятствующее нам заключение, в округе нашем не появилась.
С тех пор минул год, и в его рамках монгольские набеги на наш край не только не сократились, но, вопреки прогнозам власть предержащих лиц, даже усилились, результатом чего стало падение крепости военачальника Канга Же, о чем недостойный судья уже извещал вас, не получив на то никакого ответа.
Теперь же тут происходит вот что. Застава Мао-Та сожжена, равно как и обе охраняемые ею долины — Со-Ду и О-Ду. Население их уничтожено, а военачальница Тьен Чи-Ю и ее ополченцы погибли в неравной схватке с врагом. Крепость Шуи-Ло, вверенная заботам военачальника Тана Манг-Фа, разрушена и разграблена, так же как и все деревни на расстоянии шести ли от нее. Самая западная застава на перевале Ци-Гай (ее защищал военачальник Шао Чинг-По) стерта с лица земли четырьмя сотнями конников Тэмучжина. Военачальники Хуа Дьо-Танг и Су Сон-Тай изнемогают в битве с монголами, и недостойный судья, подносящий свою кисть к баночке с тушью, даже не знает, живы они сейчас или нет.
Поскольку высокопоставленные чиновники, погруженные в государственные заботы высшего плана, не имеют возможности уделять много внимания округу Шу-Р, самый презренный из судей хотел бы им со всем тактом напомнить, что перечисленные военачальники и их ополченцы — это все, чем располагал наш край в оборонительном плане. Гибель этих отважных бойцов означает гибель округа Шу-Р, ибо теперь у монголов развязаны руки.
О том говорят пепелища на месте недавно цветущих селений и пирамиды, сложенные из отрубленных голов наших людей. Небо над округом почернело от дыма, словно стыдясь того, что творится внизу. Уцелевшие земледельцы ослепли от слез. Они бродят туда-сюда без цели, без пищи, без крова, охваченные таким безразличием к своему положению, что и пальцем не шевельнут, когда их начнут убивать.
Возле ничтожнейшего из судей стоит посыльный, готовый отбыть в столицу, и поглядывает на объятые пламенем крыши Бей-Bo. Было бы неразумным задерживать его долее. Архивы округа спрятаны в пересохшем колодце у западной городской стены. Они могут и сохраниться, но горожанам не выжить.
В связи с тем, что ничтожная личность не справилась со своими обязанностями, чем показала себя недостойной имени, унаследованного ею от прославленных предков, она покончит с собой сразу же после того, как посыльный отправится в путь. Как-либо чтить кончину этой особы вовсе не обязательно, а всяческие упоминания о ней предлагается незамедлительно вымарать из родословной семейства By.
Начертано тем, кто еще недавно являлся судьей округа Шу-Р By Синг-Аем, что удостоверяет приложенная печать.
ЧАСТЬ 2
Ши Же-Мэн
Письмо Мея Са-Фонга к Наю Юнг-Я.
Праздник бога Вина, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла, одна тысяча двести семнадцатый год от Господнего Рождества.
Возлюбленному пастырю Наю Юнг-Я и общине истинно верующих в Лань-Чжоу шлют свои приветствия и добрые пожелания Мей Са-Фонг, Мей Су-Mo и Чанг-Ла.
Мы прибыли в порт Ту-Ма-Сик, лежащий много южнее нашей страны. Торговый корабль, взявший нас на борт, заходил еще в Ви-Джа-Я, прежде чем достичь оконечности очень длинного и узкого полуострова. Здесь нам придется пересесть на другое судно (так как наше уже зафрахтовано и уходит в рейс, не предусматривающий захода в Тьен-Ду), что нас, конечно же, беспокоит. Впрочем, капитан нашего корабля свел нас со своим знакомцем, тоже капитаном, тот из Пе-Гу, он возвращается через проливы домой, а затем поплывет на запад — к городу, именуемому Дра-Кса-Ра-Ма, стоящему в устье реки с совсем уж немыслимым названием Го-Да-Ва-Ри. Выше по течению этой реки находится еще один город — Хан-Ам-Кон-Да, где, как все уверяют, проживает множество христиан. Нас, правда, предупредили, что в тех краях существуют различные враждующие между собой людские сообщества, среди которых есть и такие, что нападают на странников, чтобы потом принести их в жертву своим божествам.
Разумеется, мы будем вести себя осмотрительно, но без излишней робости. Не подобает тем, кто внимает Учителю, отступать от его учения лишь потому, что им угрожает опасность. В Лань-Чжоу, например, тоже опасно. Опасность грозит людям везде — даже в постели. Что же говорить о странниках, удаленных от родных очагов, от тех, кого они любят и с кем разделяют веру!
Чанг Ла в море страдает. К счастью, мне и сестре колыхание корабля не доставляет особенных неудобств. Правда, однажды во время бури я слег, решив, что меня поразили все мыслимые болезни. Можете вообразить мою радость, когда я узнал, что в этот день вахту несли только самые опытные матросы, а остальная команда тоже лежала пластом!
Капитан заверил меня, что доставит это письмо в Хан-Чжоу и проследит, чтобы его переправили дальше. Здешняя община также пообещала без проволочек пересылать наши весточки вам.
Всюду говорят о монголах и о том, как велика их мощь. Один матрос, год назад побывавший в Пекине, сказал, что через пару десятилетий Чингисхан (или Тэмучжин, как у нас его называют) подомнет под себя и Кай-Фенг.
Капитан ждет. Не сомневайтесь, что в Дра-Кса-Ра-Ма мы непременно изыщем возможность дать вам о себе знать. Путешествие будет долгим, но нас это не удручает. Пусть все идет, как идет, раз уж мы забрались так далеко.
Начертано лично мной в городе Ту-Ма-Сик и обращено ко всей пастве нашей общины
Мей Са-Фонг
