Прячущийся в глубоком ущелье поселок Хэй-Жо оседлал оба берега стремительно бегущей реки. Своим существованием он был обязан восьми мостам, переброшенным через быстрые воды, ибо те позволяли многочисленным путникам беспрепятственно продвигаться в любом направлении, не заботясь о поисках другой переправы. Людям, особенно путешествующим, свойственно время от времени отдыхать, вот почему поселок практически целиком состоял из гостиниц, трактиров и постоялых дворов.

Владелец одной из таких гостиниц печально вздохнул. Оборванный человек, чье имущество умещалось на повозке, влекомой козами, особенного доверия ему не внушал. Как втолковать этому олуху, что бедняков здесь не привечают, а уж тем более — бедняков-чужеземцев?

Олух в ответ вытащил из кармана пять вязок монет и пояснил, что они со слугой бегут от монголов, а на тележке лежит только то, что им удалось с собой прихватить, остальное пришлось бросить. Хозяин гостиницы тут же смягчился и, сочувственно цокая языком, выразил сожаление, что бесчинства кочевников доставляют достойным людям столько страданий.

Краткое обсуждение различных покоев гостиницы закончилось тем, что, к великому удивлению ее содержателя, чужеземец выбрал комнату, наиболее удаленную от реки.

— Убежден, что лишаю себя удовольствия любоваться прекрасными видами, — заявил он, — но, к несчастью, я плохо сплю, и шум бегущей воды будет меня беспокоить.

Хозяин уважительно поклонился, но, проводив клиента до облюбованного им помещения, скорчил пренебрежительную гримасу. Чужеземцы всегда чужеземцы, никогда не знаешь, чего от них ожидать.

Через какое-то время Сен-Жермен велел слуге побродить по поселку и разузнать, что тут к чему, а сам отправился в ближайшую баню, где с облегчением смыл с себя девятидневную грязь.

— Я поговорил кое с кем, — доложил вечером Руджиеро, — новости неутешительны.

— Я тоже кое-что слышал, — кивнул Сен-Жермен. — Что, Шелковый путь и впрямь перерезан?

— Похоже, — кивнул слуга. — Не только Шелковый путь, но практически каждая из дорог.

— Вот как, — рассеянно пробормотал Сен-Жермен. Он еще не вполне оправился после смерти Чи-Ю, и реальность, какой бы она ни была, волновала его очень мало. — Можно сплавиться по реке, но мне это было бы тяжело.

— Тут есть торговцы, имеющие к монголам подход. Один только-только вернулся из Самарканда. За разумную плату он мог бы…

— Торговцам, якшающимся с монголами, нельзя доверять. Мне не хотелось бы вновь оказаться в Каракоруме — с ярмом на шее и колодками на ногах. Я был рабом, но с этим покончено и, надеюсь, навеки. — Сен-Жермен оглядел комнату. — Здесь довольно уютно. Если потребуется, мы можем и подождать. — Его взгляд упал на ящики, выгруженные из козьей повозки. — На них замечательно спится, — заметил он вдруг.

Привыкший к безмолвному подчинению, Руджиеро на сей раз не смолчал.

— Вы хотите остаться в Китае?

Сен-Жермен отвернулся к окну.

— Нет, — ответил он после небольшого раздумья.

— Тогда нам надо как можно скорее покинуть эту страну.

Вывод был очевидным, и Сен-Жермен согласно кивнул. Поколебавшись, Руджиеро продолжил:

— Я взял на себя смелость выяснить, где тут находятся кварталы тайных услад.

— О-о-о, — тоскливо простонал Сен-Жермен, прикрывая глаза.

— Вы голодаете больше недели, — менторским тоном сказал Руджиеро. — Вам необходима… поддержка. Или нам ничего не останется, как покупать кроликов и собак.

— Кролики и собаки, — мрачно пробормотал Сен-Жермен. — Что ж, это экономно. Мне достанется кровь злополучных животных, тебе же — их плоть. Хороша парочка — кровосос и мучитель. Нашествие варваров, подобно лавине, влечет с собой всякую грязь! — Он сел на самый вместительный ящик. — Почему бы тебе не закопать меня в этом гробу? Я пролежал бы в нем долгие годы.

— И остались бы живы? — спросил Руджиеро.

— Ну разумеется, — кивнул Сен-Жермен. — Мне удавались подобные штуки. Прежде, еще до встречи с тобой. — Он лег, заложив руки за голову. — Нет, старина, это теперь не по мне. Я для того чересчур приохотился… к человеческой жизни.

Руджиеро пожал плечами, его хозяин зевнул. После непродолжительного молчания до слуги донеслось:

— Эти тайные заведения… насколько они надежны?

— Там… не чураются чужеземцев. Даже тех, чьи вкусы… несколько необычны.

Не получив возражений, Руджиеро рискнул заявить:

— Собаки и кролики многого вам не дадут. Я помню наши скитания в польских чащобах. Конечно, веселый дом не лучшее из решений, но в сложившихся обстоятельствах оно кажется самым разумным.

— С одной стороны — неуемная жажда, с другой — дурацкая щепетильность, — пробормотал Сен-Жермен и вздохнул. — Я чувствую, что начинаю сдавать. В былое время подобные ситуации меня ничуть не смущали.

Руджиеро опустился на стул. Хозяин бодрился все девять дней нелегкого перехода, но сейчас было явственно видно, как он устал. Слуга опечаленно мотнул головой и, стараясь не очень шуметь, потянулся за пледом.

— Я не сплю, — проговорил Сен-Жермен.

— А почему бы вам не вздремнуть? — возразил Руджиеро.

— Я размышляю.

— О визите в веселый квартал?

— Нет. О том, как нам быть. Реки… они не для нас, Шелковый путь слишком опасен. Полагаю, мы двинемся в горы. К Тю-Бо-Тье — царству вечных снегов. Я, правда, никогда прежде там не бывал, однако…

— Однако? — Руджиеро подался вперед, упершись локтями в колени.

— Мы могли бы присоединиться к какому-нибудь торговому каравану, но…

Руджиеро приподнял бровь.

— Но? — бормотнул он нетерпеливо.

— Нам пришлось бы ко многому приспосабливаться. И потом, меня не очень устраивает роль разменной монеты в чьих-то руках. Случись что, чужеземцами тут же пожертвуют. С легкостью и без раздумий…

— Как это было с нами по дороге в Багдад?

— Да, — уронил Сен-Жермен и пошевелился, меняя позу. — Лучший выход — сыскать толкового проводника.

— Где же? — Поймав взгляд хозяина, слуга прикусил язык.

— Реши это сам.

— Что я могу ему предложить? — смущенно спросил Руджиеро.

— Вязку монет, но не более. Золото и серебро исключаются, показывай медь и латунь. Не сули слишком многое, иначе все подонки округи начнут к нам приглядываться. — Сен-Жермен умолк, на него накатила тоска. Ему вдруг представились иные — совсем не похожие на здешние — горные кручи, сплошь поросшие лесом, затейливо нависающим над извивами плодородных долин.

Руджиеро кивнул.

— Ладно, хозяин. — Он поднялся на ноги, намереваясь уйти. — А как же веселый квартал? — В брошенном вскользь вопросе звучала надежда.

— Не сегодня, я думаю, — пробормотал Сен-Жермен.

Досадливо мотнув головой, слуга вышел из комнаты. Он бродил от трактира к трактиру, прислушиваясь к разговорам и наводя осторожные справки, но ни этот вечер, ни следующие два дня результатов не принесли. Чтобы не вызывать подозрений, ему приходилось приобретать у торговцев то уток, то кроликов. Руджиеро носил эту живность с собой и, не спрашивая нигде ни выпивки, ни еды, все же производил на окружающих впечатление человека, всегда готового основательно закусить.

— Что, собственно, справедливо, — заявил он на третий день своему господину. — Я действительно пускаю их в пищу.

— Но далеко не сразу принимаешься за готовку, — усмехнулся его хозяин, завернутый в плотный халат.

— К счастью, на причуды чужеземцев тут смотрят сквозь пальцы, — пожал плечами Руджиеро.

— Ты думаешь, они ничего не почуяли?

— Нет.

— Но… — Сен-Жермен умолк, глядя на дверь, в которую коротко постучали. — Кто это?

— Не знаю. — Руджиеро взялся за ручку. — Открыть или подождать?

— Открывай, мой нож наготове, — шепнул Сен-Жермен.

На пороге стоял приземистый человек в меховых сапогах.

Два слоя верхних длиннополых одежд придавали ему сходство с медведем. Бусинки черных, глубоко посаженных и полускрытых складками кожи глаз обшарили комнату. Заметив нож, незнакомец одобрительно крякнул.