Когда Вова протянул Люсе кусок белого хлеба с колбасой, она даже рот открыла от удивления:

— Ты у Эльзы украл?

— Не украл, а взял, — спокойно ответил Вова.

Сам Вова съел крохотный кусочек колбасы и два сухаря, остальное спрятал в карманы пиджака и брюк. «Этого, — думал он, — должно хватить для Люси, а я как-нибудь пробьюсь на объедках фрау Эйзен».

В город, где жили родственники Эльзы Карловны, въехали поздно вечером. В сплошном мраке долго пробирались по узким улицам, заваленным обломками. Эльза Карловна сокрушённо вздыхала: «И здесь война…»

Обессиленные долгой дорогой и голодом, Люся и Вова сидели в кузнице, куда их втолкнули, как только все вещи Эльзы Карловны были перенесены из автокачки в дом. Дверь хозяин запер снаружи на засов.

— Почему нас посадили сюда? — спросила Люся, беспокойно осматриваясь.

— Не расстраивайся, завтра будет видно.

Вова догадался, почему их заперли здесь, только не хотел огорчать Люсю. Но в душе он ругал себя за легкомыслие. Он должен был предвидеть, что с ними поступят именно так.

Вечером, перетаскивая вещи, он незаметно бросил маленький мешок с хлебом под автокачку, рассчитывая потом взять его на обратный путь. И вот рушились планы. Их бросили, как преступников, в клетку и заперли. «Не может быть, чтобы хозяин всё время сторожил нас! — размышлял Вова. Но тут же рождались другие тревожные мысли: — А если вдруг Эльза Карловна не поедет обратно? Или сама уедет, а нас оставит здесь! Нет, бежать, бежать сегодня же! — решил Вова. — Теперь уж выбора не оставалось. Что бы ни случилось в дороге, хуже, чем здесь, не будет».

Он предложил Люсе поужинать остатками сухарей, а сам принялся обследовать кузницу.

Люся, смертельно уставшая, давно спала, когда Вова разыскал кусок железа, молоток и осторожно принялся выламывать железную решётку на узком окне кузницы.

Самолёты появились над городом перед рассветом, в тот самый момент, когда Вова почти доломал решётку и собирался вылезть во двор. Рёв моторов придал ему новые силы.

Вова оказался на свободе. Неподалёку; что-то горело. От зарева на дворе было светло, как днём. Вова забрал мешок с хлебом, быстро открыл дверь и вошёл в кузницу.

Люся не сразу проснулась и со сна плохо понимала о чём говорит Вова.

— Бежим, Люся, бежим! Оставаться нельзя, до утра надо выбраться из города.

Вова выбежал из кузницы посмотреть, нет ли кого-нибудь поблизости. За калиткой он лицом к лицу столкнулся с Эльзой Карловной.

— Ти, русский свинья, почему ходишь ночью? — закричала она.

Вова опешил. Эльза Карловна вцепилась в рукав его пиджака. Рванувшись изо всех сил, он бросился к кузнице. Почти одновременно с ним вбежала Эльза Карловна, и не успел Вова опомниться, как на него посыпались удары, Люся вскочила и бросилась к двери. Вова защищался яростно. Перед его глазами мелькнул молоток, неизвестно как оказавшийся в руках Эльзы Карловны. Вова повернулся, с силой толкнул немку и бросился к выходу. Вместе с Люсей он очутился за дверью, захлопнул её и задвинул засов.

Среди грохота и стрельбы до их слуха донёсся вой падающей бомбы.

— Ложись, ложись! — закричал Вова, схватив Люсю за руку.

Они ничком упали в канаву. Сильный взрыв оглушил ребят. Вова еле поднялся. Во рту он ощущал какую-то горечь, хотелось поглубже вздохнуть. Пыль заволокла двор, пахнуло едкой гарью. Услышав стон Люси, Вова подбежал и помог ей подняться. Они огляделись. Стена кузницы обвалилась, провисшая крыша горела. Вова вспомнил про хлеб и бросился к кузнице. Тут он увидел Эльзу Карловну. Она лежала на земле, до пояса придавленная грудой кирпичей. Лицо её, выпачканное грязью и кровью, исказилось от ужаса. Вова не раздумывая, кинулся ей на помощь. Он было уже схватил её за руки, но взгляд его неожиданно упал на молоток, валявшийся рядом, тот самый молоток, который несколько минут тому назад был занесён над его головой. Вова невольно отбежал прочь. В это мгновение крыша рухнула и погребла под собой Эльзу Карловну. Люся ахнула и закрыла лицо руками.

Через несколько минут Вова и Люся бежали по разрушенным улицам ночного города.

В этот же день Вова и Люся были доставлены в лагерь. Никто не знал, откуда они, куда бежали. Их поймали случайно. Получилось это сразу после того, как они миновали окраину города. Уставшие, они решили немного отдохнуть и обдумать, как и куда им бежать. Настроение было тяжёлое, голод и страх окончательно надломили Люсю. Присели на обочину дороги и заговорились. Вдруг по дороге из города показалась автомашина. Вова и Люся поднялись, чтобы отбежать от дороги, но было уже поздно, всюду виднелась голая степь. Машина остановилась. Шофёр и охранник, везшие продукты, решили, что ребята — беглецы из лагеря. Посадили их в машину и доставили в тот самый лагерь, откуда они были проданы Эльзе Карловне. Когда Красная Армия подошла к границам Германии, этот лагерь, как и многие другие, был переведён в глубь страны, за Эльбу.

Здесь в таких же, как и раньше, длинных бараках с узкими окнами и низкими потолками, жили их сверстники. Небольшой двор был обнесён простым забором. Охраны совсем не было. Только по верху забора в две нитки тянулась колючая проволока. Гитлеровцы знали, что отсюда, далеко от восточных границ Германии, бежать на восток невозможно.

На территории лагеря стояли два низких закопчённых здания. Из труб валил чёрный дым. Это был завод, изготовлявший противогазы, мины и фаустпатроны, принадлежащий разбогатевшему Штейнеру.

Русских ребят здесь было сравнительно немного. Жили они в двух отдельных бараках. Но зато всюду слышалась незнакомая речь подростков, привезённых сюда из Чехословакии, Польши, Болгарии…

В обед на площадке Вова снова увидел Штейнера, Глайзера, Дерюгина. Штейнер показался ему ещё более сухощавым и злым, чем тогда, в первые дни их «знакомства». У Глайзера вырос живот, и от этого он казался совсем коротконогим.

На перекличке Вова стоял в первом ряду.

Перед ребятами только что выступал Штейнер. Сейчас он говорил о чём-то с Глайзером, неприятно шевеля бледными губами. Глайзер услужливо изгибался перед ним, как провинившийся. Вова заметил: с ребятами он держался осторожней, чем раньше. «Может, сейчас Штейнер ругает его за это?» — подумал он.

Погружённый в свои мысли, Вова не почувствовал, как его взяли за руку. У самого уха кто-то прошептал:

— Я тебя знаю… И Жору, твоего друга, помню…

Вова обернулся. Рядом с ним стоял высокий худой юноша с длинными руками и бледным лицом. Он радостно улыбался, но где-то в глубине его больших серых глаз светилась тревога и усталость.

— Андрей? — обрадовался Вова, узнав товарища.

Ведь это Андрей первый вслух назвал Дерюгина предателем, это Андрей вместе с Жорой объявил борьбу «гроссмясорубке» на торфяном болоте!

— Ишь, паразит, как заигрывать стал! — сказал Андрей, кивнув на Глайзера.

Вова прислушался.

— С завтрашний день, — жевал тот по-русски, — с завтрашний день будет другой порядок. Понимайт? Кормить будут карашо, порядок будут карашо, если ви рапотать будут карашо. Понимайт?

Ребят разбили на группы по десять человек. С первых же слов товарища Вова понял, что Андрей не знает о происходящем сейчас на немецких дорогах.

Вечером, когда в бараке у Вовы собрались ребята, выяснилось, что в лагере, действительно ничего не знают о положении на фронте и о событиях в Германии.

Вова с радостью рассказал товарищам и про немецких беженцев, которых они с Люсей видели по дороге от Загана до Эльбы, и о том, что Красная Армия уже за Одером, в Германии.

С какой жадностью, с каким восторгом слушали его! Все сразу воспрянули духом. Кто-то даже вспомнил старую песню и тихонько запел: