Старик стоял посредине и сердито что-то бормотал, указывая на электрическую лампочку. Ребята, в свою очередь, доказывали старику на постели: дескать, постели надо было приготовить. Немец пыхтел трубкой, повторяя: «Зер шлехт, зер шлехт…» [12]. Когда Жора появился, старик повернулся в его сторону и опять начал бормотать: «Зер шлехт».

— Я на двор ходил, до ветру.

Старик постоял ещё две-три минуты, покашливая и попыхивая трубкой, и отправился восвояси. Не успел он закрыть дверь, как Вова погасил свет. Это, очевидно, успокоило старика; спускаясь по деревянной лестнице, он уже больше не ворчал. Жора тут же подскочил к двери, приоткрыл её немного и стал смотреть в темноту, напрягая слух.

— Ти-иш-ше! Ти-ихо-о! — зашикал он на товарищей, заспоривших между собой.

Когда ворота скотного двора скрипнули, Жора обернулся к товарищам и, вздохнув полной грудью, облегчённо объявил:

— Вот это да! Чуть не засыпался.

— Ты где был?

— В коровнике.

— Зачем?

— Так…

— Как это «так»? — недоумённо произнёс осторожный Костя. — Смотри, добегаешься, потом пожалеешь.

Все скоро успокоились, только Жора ворочался на диване.

— Ты чего не спишь? — спросил Вова.

— Да мне вниз сходить надо.

— Ну так иди.

Жора вышел осторожно, бесшумно, как тень, и быстро вернулся. В узкое окно ребячьей каморки светила луна. Жора стал посредине комнаты, где недавно стоял немец, и проворчал, передразнивая старика:

— Зер шлехт, зер шлехт. Коммен зи млеко тринкен.

Ребята не поняли.

— Ну, вставайте и становитесь в очередь! — торжественно пригласил Жора.

Он первый приложился к банке и, захлебываясь, пил жадными глотками. Ребята с удивлением смотрели на него, глотали слюну и ждали своей очереди. Жора передал банку Вове. Потом она перешла к Юре и Косте.

— Пейте, пейте! — радовался Жора и, подняв палец кверху, добавил: — Высший сорт, от натуральной коровы.

— Вот это здорово! — сказал Юра. — Ну и Жорка!

— Хорошо, молодец! — согласился Костя.

— Перехвалите, другой раз не принесёт, — пошутил Вова.

А Жора ответил:

— Нет, принесу. Только крови своей я испортил столько, что это молоко и половины её не пополнит.

Ребята, довольные и уже не такие голодные, быстро улеглись и мгновенно уснули.

Эльза Карловна — полновластная хозяйка богатого имения. Землю она сдавала в аренду — это было выгодно и не особенно хлопотно. Остальное хозяйство вела сама. Муж её и сын, совсем ещё юнец, находились в армии. Муж — на Восточном фронте, сын — в Африке. У Эльзы Карловны работали трое пленных французов и немец-инвалид Макс. Недавно французов забрали по приказу властей на постройку подземного военного завода, из работников остался один Макс. Эльза Карловна забеспокоилась.

Когда ей предложили по дешёвой цене подростков, присланных из России, она решила, что семь подростков вполне заменят трёх взрослых работников. «Это же совсем пустяки — тысячу марок в год за всех семерых», — думала Эльза Карловна. Главное — не упустить время, сохранить хозяйство в полном порядке, а если удастся, то и приумножить его. Еще муж мечтал завести хороших, породистых свиней и открыть колбасную. Когда он вернётся, она покажет ему, что значит хорошая немецкая жена и умная хозяйка.

Эльза Карловна ежемесячно получала от мужа тысячу марок. «Офицеру великой германской армии не нужны деньги, — писал он. — В России всё для нас организовано». Сын тоже посылал марки. Да и сама Эльза Карловна не зевала: она сбывала молоко и другие продукты по очень выгодной цене. В хозяйстве появились породистые свиньи, прибавилось несколько коров. Правда, с неё стали больше брать молока и мяса на нужды войны. «Но ведь это не бесплатно», — рассуждала Эльза Карловна.

В имении Эйзен для батраков не существовало дней отдыха. Макс тоже работал с утра до ночи, как заведённый автомат, но Эльза Карловна и Максом недовольна. Искусный Макс мог сделать всё, начиная с простой кормушки для скота и кончая аккуратно отполированной мебелью. Но ему приходилось быть ещё и механиком, и электриком, и печником. С трудом передвигая натёртую протезом ногу (он в первую мировую войну потерял ногу и побывал в плену в России), Макс всегда занят бесконечной работой. То костыляет в дом — чинить мебель, исправлять электропроводку, то спешит в сарай — ремонтировать инвентарь, машины. И горе было ему, если вдруг не удавалось справиться с поломкой, хозяйка звала механика, а стоимость работы удерживала из скудного заработка Макса. Таков был неписаный закон в имении Эйзен, заведённый ещё мужем Эльзы Карловны.

Ребята быстро поняли, что и Макс ненавидит хозяйку, но сдерживает себя из-за куска хлеба и только иногда, доведённый до отчаяния, угрожает, что уйдёт из имения, как только найдёт подходящее место.

Но всё оставалось по-старому. Как видно, нелегко было батраку Максу найти лучшее место в фашистской Германии.

Когда у Эльзы Карловны забрали пленных французов, она совсем пала духом. Но получив русских подростков, — снова ожила.

— О, это так прекрасно, так выгодно! — восклицала она в сотый раз, рассказывая отцу о том, как ей удалось «надуть» легкомысленного Штейнера, коменданта лагеря. — Вы и представить себе не можете, папа, как я одурачила его. Он так и крутился возле меня, как мальчишка, а потом выстроил в цепочку полсотни этих русских мальчишек и сказал: «Выбирайте». И девчонок тоже. Из ста я выбрала семь. Семь из ста! — гордо восклицала Эльза Карловна.

А старик кряхтел, раздувая трубку, и улыбался:

— Ты у нас умница, умница!

— Теперь, папа, за дело. Я не позволю лентяйничать этим русским дикарям, и, думаю, они заменят нам потерянных французов, — Эльза Карловна понизила голос: — а может быть, и Макса.

Перед сном Эльза Карловна ещё раз с удовольствием вспомнила, как ловко удалось ей провести Штейнера. Она незаметно для других вручила ему взятку. Штейнер отблагодарил фрау Эйзен — он уступил ей этих «дикарей» на пятьдесят марок дешевле за «штуку» и позволил отобрать самых здоровых.

— Только вам, дорогая фрау, я отдаю так дёшево! — приговаривал он.

Эльзу Карловну беспокоило, как она будет контролировать своих невольников. «Говорят они лентяи, воры, обжоры. Конечно, папа — хороший хозяин, он поможет, но всё-таки многое придётся делать самой — не доверять же Максу, этому оборванцу! Придётся ежедневно вставать рано утром из-за этих русских, за которыми надо следить, чтобы ровно в пять они приступали к работе».

Эльза Карловна вздыхала, просила господа бога послать армии Гитлера быструю и полную победу над русскими. Тогда уже непременно вернётся Фриц домой, если не зимой, то весной. Не исключена возможность, что им в имение дадут из России ещё десятка полтора мужчин и женщин для ведения хозяйства, чтобы самим обрабатывать всю землю, а не сдавать её в аренду.

Эльза Карловна закрывала глаза и блаженно представляла себе стадо свиней, множество коров, птицы, полный двор даровых батраков из России и деньги, много денег. Это должно случиться скоро, очень скоро. Не зря же пишет муж, что дела идут прекрасно, что уже завоёвана лучшая часть России. Об этом же ежедневно объявляют по радио, пишут во всех газетах, говорят в каждом порядочном немецком доме, в каждой настоящей немецкой семье.

Эльза Карловна засыпала с такими мыслями, и на её пухлом, широком лице застывала счастливая улыбка.

Несколько дней шли проливные дожди. Эльза Карловна была взбешена — полевые дороги превратились в сплошное болото, незаскирдованная солома размокла, а вывозка кормов для скота, совсем прекратилась.

Фрау Эйзен назначила Костю старшим. На его обязанности лежало теперь вовремя поднимать ребят на работу, проверять выполнение сделанного ребятами и два раза в неделю возить молоко на строящийся неподалёку завод. Такое «доверие» хозяйки, оказанное Косте, совсем не нравилось ребятам, и Жора нередко подтрунивал над ним при удобном случае.