В это же время Шура сидела на мокрой поваленной сосне и думала о том, как они с Костей выведут пленных к дороге. Вдруг ей представилось, будто пленные уже рядом и они с Костей ведут их по просеке на опушку леса, а оттуда — полями в сторону усадьбы, к дороге, где их должны встретить Вова и Жора. «А если провал?» — в страхе подумала она.
Ребята условились говорить, если вдруг их станут допрашивать, что они ходили собирать гнилую картошку в поле и заблудились. Чтобы отвести подозрение, Костя взял мешочек, Шура — корзинку, а Жора с Вовой — ржавое ведро, и у всех было по нескольку гнилых картофелин. Однако теперь это представлялось Шуре наивным, плохо продуманным планом. «Нет, если попадёмся, это не спасёт», — решила она.
Тяжело одной сидеть ночью в лесу, да ещё ждать и думать, будет или не будет удача. Шуре казалось, что время идёт очень медленно, что пришли они слишком рано, поэтому и сидят зря, в напрасной тревоге. «А что, если всё это ни к чему? Вдруг Павлов раздумает бежать. Может быть, пленные проспали или им что-нибудь помешало?»
Шура машинально обрывала маленькие хвойные веточки и, перебирая пальцами, отрывала длинные иголки одну за другой, шепча: «Встретимся — не встретимся, встретимся — не встретимся…»
Это успокаивало. Шура постепенно привыкла к одиночеству, к темноте и только не решалась подняться, хотя ей очень хотелось пройтись немного или потоптаться на месте, чтобы размяться и согреться…
Вова заранее высмотрел столбы. Они были очень толстые, высокие. Два из них покосились набок.
— Если мы успеем благополучно подпилить и они упадут, обрыв будет наверняка, — взволнованно прошептал Вова.
Оставалось ждать гудка. Мальчики прижались к столбу и тихо переговаривались.
— Как-то там Костя с Шурой? — беспокоился Вова.
— Шура, по-моему, ничего, а вот Костя может струхнуть.
— Нет, не может!
— Ну, скоро ли гудок? — нетерпеливо поёжился Жора.
Они стояли у столба, промокшие, тревожно вслушиваясь в завывание ветра.
— Мы во сколько вышли? — спросил Жора.
— Люся сказала, в час.
— Значит, скоро гудок…
Прошло минут десять, но гудка всё не было. Вова с Жорой начали волноваться. Им чудилось, что они уже целую вечность пробыли в лесу.
— Может быть, мы прослушали гудок? — вдруг сказал Жора.
— Нет, не прослушали. Я всё боялся, как бы не опоздать, а вот видишь — оказалось, что пришли рано.
— Начнём? Помаленечку, чтобы потом скорее допилить, — предложил Жора.
— Давай!
Концы пилы у ручек были обмотаны тряпками, чтобы она меньше звенела. Мальчики начали пилить нерешительно, осторожно, прислушиваясь к завыванию ветра и шуму дождя…
Загудел гудок. Костя как будто ожил, услышав рёв гудка. Гудок прибавил ему бодрости и смелости. Костя высунулся из-за дерева и готов был броситься к колючей проволоке. Теперь неё его внимание привлекал свет на одном из столбов. Он всё ещё горел, а дождь хлестал в лицо, и ветер продолжал качать шумевшие сосны, как десять, двадцать и тридцать минут назад.
— Скоро ли, скоро ли? — твердил Костя и, не мигая, до боли в глазах, смотрел в одну точку, которая светила мутно-жёлтым огнём где-то за колючей проволокой, то расплываясь в огромное туманное пятно, то вновь принимая форму яркого маленького кружочка…
Гудок заставил Шуру подняться с места. Теперь она не сводила глаз с просеки, где, по её представлению, вот-вот должен был появиться Павлов со своими товарищами. Она почему-то думала только о Павлове, хотя она его так же, как и других, в лицо не знала.
Прошло ещё минут десять, а свет всё горел и горел. Шура начала беспокоиться: «Может быть, Вова и Жора не смогли ничего сделать? Или заблудились?» Но тут же подумала: «А если они напоролись на охрану?» В это мгновение свет как-то странно мигнул, погас на какую-то долю секунды, опять вспыхнул, снова погас и больше уже не зажёгся. Шуру охватил сначала страх, а потом необыкновенная радость.
…К счастью Павлова, садовые ножницы оказались крепкие и хорошо наточенные. Он терпеливо разрезал проволоку, нащупывал её в темноте. Но резать было тяжело, колючая проволока шла тремя рядами и как-то странно скрещивалась, точно её перепутали не специально, а по ошибке.
Около Павлова собралось уже несколько человек. С разных концов лагеря они приползли сюда почти одновременно, через несколько минут после того, как погас свет. Но некоторых ещё не было. Когда в проволочном заграждении было прорезано отверстие, Павлов шепнул:
— Ну, товарищи, в добрый час! Идите прямо и ищите просеку. Она тут недалеко.
Первая группа пролезла благополучно, но, когда около Павлова собралось ещё несколько человек и он начал пропускать одного за другим, в противоположном конце лагеря раздался выстрел. Послышался отдалённый окрик часового:
— Хальт! Хальт! [18]
Почти одновременно с выстрелом Костя увидел чёрную тень. Не помня себя от волнения, он хрипло спросил:
— Москва?
В ответ услышал:
— Победа!
Ему хотелось кричать от радости. Кто-то притронулся к нему, обнял и поцеловал. Костя не успел придти в себя, как около него уже стояло несколько человек, появившихся точно из-под земли, но все они стояли молча, ждали ещё кого-то.
В лагере началась суматоха. Теперь уже не было сомнения в том, что кто-то попался. В эту минуту Костя вспомнил, что ему ведь следует уже идти, вести людей.
Павлов оставил лагерь последним. Но, как только он выполз за проволоку и встал, ему чуть выше колена обожгло ногу. Он услышал крики часовых и выстрелы из автомата. Сжав зубы, Павлов, прихрамывая, бежал следом за ушедшими товарищами. Он был уверен, что стреляли не в него. «Кто же из наших попался?» — думал он с тревогой.
Когда пленные подошли к Шуре, в лагере застрочил пулемёт и в небо взвились осветительные ракеты.
— Надо спешить, — спокойно сказал нагнавший товарищей Павлов. — Иванов, вы с первой группой бегите первым маршрутом, с девочкой. Бежать как можно быстрее, но осторожно… Вы, Бурыкин, со второй группой следуйте за мальчиком. Все идём в одном направлении до реки, там, не пересекая её, проходим вброд метров пятьсот, чтобы скрыть следы, и соединяемся в назначенном пункте встречи с Вовой и Жорой.
Бурыкин, тот самый пленный, который первый встретился с Костей и поцеловал его, тотчас тронулся со своей группой. Когда они миновали опушку леса, Бурыкин спросил Костю:
— Правильно бежим, сынок?
— Кажется, правильно, — нерешительно ответил растерявшийся Костя.
На самом деле они сбились с пути вскоре, как покинули лес, и бежали в противоположную сторону от того места, где должна была произойти встреча с Вовой и Жорой.
Шура вела свою группу по намеченной дороге. Ей было легче, так как тропинка выводила прямо к реке. Все бежали тяжело, выбиваясь из последних сил. Двое пленных поддерживали Шуру за руки, и ей чудилось, что она летит по воздуху, не касаясь земли, однако и она почувствовала усталость, когда добежала до реки. Вброд по реке шли молча, спокойно, только Шура, наконец, опомнившись, упрекала себя в трусости, потому что, когда в лагере застрочил пулемёт, она подумала: «Погоня за нами».
В действительности же в лагере даже не заметили побега и подняли тревогу по другой причине. Когда свет погас, один из часовых выстрелил, чтобы дать тревогу. Кто-то из пленных растерялся и в темноте налетел на другого часового, который дал длинную очередь из автомата и убил пленного. После этого застрочили пулемёты с вышек, взяв под перекрёстный огонь изгородь лагеря. Тогда-то и был ранен шальной пулей Павлов, последним выбиравшийся из лагеря.
Теперь он шёл по реке вместе с группой Шуры, напрягая все силы, чтобы не отстать, пока не доберутся до места.
Где Костя?
Ещё до рассвета все ребята, кроме Кости, вернулись в имение.
Не встретившись с Костей, Вова почуял неладное. — «Не попался ли он вместе с пленными? Где он? Где пленные, которых он увёл?» — Утром, чуть свет, Вова запряг волов и, сказав старику, что отправляется за кормами, выехал в поле узнать, не встретились ли с группой Павлова Костя и его товарищи. Жора погнал скот на пастбище, чтобы Эльза Карловна не заметила отсутствия Кости.