— Что-нибудь придумаю. — Разве мог я признаться, что мне хотелось точно того, что когда-то ему: путешествовать на поездах и влюбляться в девчонок с темными глазами и щедрыми губами. Меня нисколько не тревожило, что в итоге мне нечем будет похвастаться, кроме как ободранными ягодицами. Не моя вина, что жизнь путешественника, странника, вышла у мира из моды. Что из того, что теперь не принято носиться по ветру, просить хлеба и крова, спать в стогах сена, развлекать пустыми разговорами деревенских девчонок и удирать от них прежде, чем созреет урожай? Вот такой жизни я хотел — порхать над землей листком, получая от этого удовольствие.
Но отцу не понравилась мысль, что его единственный сын, как он выразился, будет бесцельно плыть во времени и пространстве.
— Тебе необходимо окончить школу, — заключил он.
— Ты же не кончал школы.
— Справедливо. Но ведь ты не собираешься следовать по моим стопам?
— Я не следую по твоим стопам. Но и у тебя нет монопольного права бросать школу и запрещать это другим.
— Что ты намерен делать?
— Намерен вверить свою душу дороге и посмотреть, что будет.
— Могу тебе сказать, что будет: дорожные скандалы.
— Попробую пережить.
— Послушай, Джаспер, если мне что-то и удалось узнать в жизни, так это путь к остывшим ужинам и нестираному белью. Я бросил школу. Бесцельно шатался по свету. Не оставил себе другого выбора, как стать изгоем общества. А тебя отдал в школу с определенной целью: чтобы ты чувствовал себя своим в обоих мирах — нашем и их… Нет причин бежать словно с места преступления. Повремени. Закончи школу. А потом поступай как знаешь. Можешь поступить в университет. Можешь устроиться на работу и обосноваться здесь. Или уехать в какую-нибудь страну, где правит самый экзотический диктатор. Можешь даже утонуть в какой-нибудь иностранной реке во время сезона дождей. Все, что угодно. Только не лишай себя возможности выбирать. Оставайся в системе.
— Ты же не остался. Сколько раз я слышал, как ты говорил: «Да пошла она к такой-то матери!» Вот и я этим занимаюсь — посылаю ее подальше.
Пожалейте нас, детей бунта. У нас, как и у вас, есть право восстать против образа жизни отцов, и в наших сердцах тоже зреет анархия и революция. Но как бунтовать против бунта? Не означает ли это возвращение к конформизму? Никуда не годится. Если я на это пойду, может наступить такой день, когда мой сын, взбунтовавшись против меня, превратится в моего отца.
Отец подался вперед, словно намеревался сознаться в убийстве, которым он особенно гордился.
— Если ты намерен вверить душу дороге, хочу тебя предупредить… — Его брови некрасиво изогнулись. — Назовем это предостережением дороги. Только я не уверен, как это выразить словами.
Отец изобразил на лице задумчивость. Его дыхание стало поверхностным. Он обернулся, шикнул на пару, сидящую за столом позади нас, и продолжал:
— Люди жалуются, что у них нет обуви, пока не увидят безногого, и тогда начинают жаловаться, что у них нет электрического инвалидного кресла. Почему? Что заставляет их переносить себя из одной глупой системы в другую? Почему свобода воли проявляется только в деталях, а не в широких замыслах? Ведь обычно говорят: «Где я должен работать?», а не «Должен ли я работать?» или «Когда мне обзавестись семьей?», а не «Должен ли я обзаводиться семьей?» Почему бы нам не взять и не перемешать страны: чтобы все из Франции переехали в Эфиопию, из Эфиопии — в Британию, из Британии — на Карибские острова, и так до тех пор, пока не расселимся на Земле, как это было изначально задумано, и не избавимся от постыдной, эгоистической, кровожадной и фанатичной приверженности своей грязи? Почему свободная воля дана существам, у которых множество возможностей выбора, но они притворяются, что решений всего одно или два? Люди — те же колени, по которым бьют маленькими резиновыми молоточками. Ницше был молоточком. Шопенгауэр был молоточком. Дарвин тоже был молоточком. Я не хочу быть молотком, поскольку знаю, как отреагируют колени. Это скучное знание. Я знаю, потому что знаю, что люди верят.И гордятся своими верованиями. Их гордость их выдает. Это гордость собственника. У меня были мистические видения, и я обнаружил, что все они — полная ерунда. Передо мной открывались картины, я слышал голоса, ощущал запахи, но не проецировал их в будущее и не руководствовался ими в своих поступках. Я игнорирую эти тайны, ибо вижу их. Я видел больше, чем большинство людей, но они верят, а я нет. А почему я не верю? Потому что протекает процесс и я имею возможность его наблюдать. Это происходит, когда люди видят смерть, что случается постоянно. Они видят Смерть, а ощущают Свет. Чувствуют собственную смерть, но называют Богом. Со мной это тоже случается. Когда я постигаю нутром, что в мире или в Боге есть смысл, я понимаю, что на самом деле это Смерть, но, поскольку мне претит созерцать Смерть при свете дня, мозг начинает выдумывать, мол, вот что — «ты не умрешь, ты совершенно особенный: в тебе есть смысл, в мире есть смысл, разве это не ясно?» А я по-прежнему вижу Смерть и ощущаю ее. Но мозг требует: «Не думай об этом, ты навсегда останешься красивым и неповторимым, ла-ла-ла, никогда не умрешь, никогда, никогда, никогда, разве ты не слышал о бессмертной душе? И у тебя есть точно такая, очень даже хорошенькая». Я отвечаю: не исключено. И мозг продолжает: «Посмотри на закат, на эти обалденные горы, на это дьявольски красивое дерево. Откуда это все могло появиться, как не из-под длани Господа, который будет тебя вечно беречь?» И я начинаю верить в Бездонные Лужи. А кто бы устоял? Но я сомневаюсь. И мой мозг советует мне: «Не тревожься. Ты не умрешь — твоя сущность не подвержена разрушению в вечности, а все остальное не стоит сохранять». Я вижу со своей кровати весь мир, но отметаю это. В другой раз передо мной возникает огонь, и из него я слышу голос, который говорит, что мне суждено жить. Но я отвергаю и это, потому что понимаю, что все голоса исходят изнутри. Ядерная энергия — это пустяки. Вот если бы обуздать силу подсознания в тот момент, когда оно отрицает Смерть! Из этого огненного Процесса рождается верование, и если пламя поистине горячо, возникает Уверенность — мерзкий выкормыш Веры. Почувствовать, что ты знаешь всем сердцем, кто сотворил Вселенную, кто ею управляет и платит за все, значит на самом деле освободиться от этого чувства. Набожные люди, медиумы и прочие отвергающие западную традицию «убивающего душу консьюмеризма» и утверждающие, что утешение в смерти, полагают: ей подвластно только материальное. Но смерть — утешение, то же утверждение наиболее полно применимо к праматери всех утешений — убежденности веры, вещи, намного удобнее мягкого кожаного дивана или джакузи в ванной комнате, однако которая убивает активный дух надежнее электрического приспособления для открывания гаражных ворот. Соблазну убежденности трудно противостоять, поэтому надо, как я, одним глазком следить за Процессом. Когда у меня бывают мистические видения мира или я слышу нашептывающие мне голоса, я, не раздумывая, отвергаю их и сопротивляюсь искушению ощутить себя особенным и поверить в свое бессмертие, поскольку знаю, что все это — продукт Смерти. Понимаешь? Бог — не что иное, как красивая пропаганда, выкованная в горниле Человека. Бога нужно любить, поскольку тем самым ты признаешь артистизм творения. Но не обязательно верить в персонаж, если автор произвел на тебя впечатление. Смерть и Человек создали Бога в соавторстве, и они — самые продуктивные на свете творцы. Их наследие огромно. Человеческое Подсознание и Неизбежность Смерти вместе произвели на свет Иисуса, Магомета, Будду — вот лишь несколько имен. Все они не более чем литературные персонажи. Сотворили также небеса, ад, рай, лимб, чистилище. Что еще? Да пожалуй, и все остальное. В результате этого плодотворного соавторства в мире создано все, кроме самого мира, — все, что существует, кроме того, что существовало до того, как мы здесь появились. До тебя доходит? Ты понимаешь Процесс? Почитай Беккера! Почитай Ранка! Почитай Фромма! Они тебе все разъяснят. Люди в отличие от животных уникальное явление в мире. Их сознание настолько развито, что только оно обладает способностью произвести страшный побочный продукт: люди — единственные создания, сознающие свою смертность. Эта истина настолько пугает, что с самых ранних времен человечество прячет ее глубоко в подсознании, и это превращает людей в машины с кровью, в производящие смысл фабрики во плоти. Смысл, который, по их мнению, превратится в их бессмертие — в их детей, их богов, их художественное творчество, их бизнес, их общество, то есть в то, что, как они считают, их переживет. И вот тебе проблема: люди чувствуют, что верования им нужны для того, чтобы жить, но благодаря им склонны в подсознании к саморазрушению. Поэтому если человек жертвует собой ради религиозной идеи, он приносит себя в жертву не Богу, а первобытному страху. Следовательно, страх толкает его к тому, чего он больше всего боится. Понимаешь? Парадокс всех схем бессмертия заключается в том, что их сформировало подсознание, чтобы привить ложное чувство уникальности и заставить поверить в вечную жизнь, но именно эти схемы разъедают и убивают человека. Здесь надо быть очень осторожным. И это тебе мое предостережение. Дорожное предостережение. Отрицание смерти преждевременно сводит людей в могилу, и если ты не станешь остерегаться, они заберут тебя с собой.