«На третьем году возраста начали уже меня учить читать по старинному букварю и катехизису, без всяких правил. В то время большая часть среднего дворянства таким образом начинала воспитываться. Между тем не упускали из вида учить меня делать учтивые поклоны, приучали к французской одежде, из маленьких моих волос делали большой тупей, несколько буколь, и привязывали кошелек. Но сие не долго продолжалось. Неискусные парикмахеры выдрали мне все волосы и принуждены были надеть на меня парик: притом французский кафтан, шпага и башмаки представляли из меня какую-то маленькую карикатуру и дурную копию парижского жителя века Людовика XIV».
Так же, как и все его братья, с раннего детства Сергей был записан в военную службу, унтер-офицером в артиллерию, и после долгих колебаний родителей, где воспитываться ему — в кадетском корпусе или дома, решено было последнее, и Сергей Алексеевич был отпущен домой для «прохождения наук».
«Мне отстригли начинавший отрастать тупей, причесали в малые букли, привили длинную косу сзади, надели галстук с пряжкой, узкое исподнее и сапоги — и так из французской одежды я преобразился в маленького пруссака».
Обучение Сергея проходило прежде под руководством дьячка, затем местного лютеранского пастора, который учил его немецкому языку.
В это время, в 1777 году, отец его Алексей Васильевич был начальником над крепостями по польской и турецкой границе, и вся семья Тучковых перебралась на жительство в Киев.
«…Вместо унылых русских песен, раздирающих слух, рожков и сиповатых дудок, услышал я скрипки, гусли и цимбалы, притом пение молодых людей и девок, совсем отличное от диких тонов русских песен. Эти малороссийские песни, без всякой науки во всех правилах музыки сочиненные, поразили мой слух…»
Здесь Сергей Алексеевич изучал с гувернером французский язык, географию и историю. Отец его «…фехтовальное искусство и верховую езду почитал ненужными и говорил: „Я не хочу, чтобы дети мои выходили на поединок“, или „Наши казаки не знают манежа, а крепче других народов сидят на лошади и умеют ими управлять не учась“. Словесность почитал он совершенно пустым делом, равно как и музыку… Он хотел, чтобы все дети его служили в военной службе. Впрочем, мнение сие и поныне господствует между дворянством российским».
«…Некоторые из молодых офицеров, составляющих чертежную канцелярию, занимались со мной арифметикой, геометрией, рисованием и любили стихотворство. Они приносили с собой разные сочинения и читали оныя вслух один другому. Более всего понравились мне сочинения Ломоносова… Сии сочинения родили во мне охоту к стихотворству, я начал сочинять стихи по случаю».
В это время Сергею было 12 лет. Другу их семьи, ректору Киевской духовной академии стихи понравились, и он отправил их в Московский университетский журнал для печатания. В это же время, несмотря на недовольство отца, Сергей Тучков учится игре на флейте.
Вскоре вся семья Тучковых переезжает в Москву, и Сергею приходится бросить полюбившиеся ему занятия.
В Москве Сергей Алексеевич напоминает о присланных стихах для журнала Московского университета, и его любезно принимают в члены «Вольного Российского общества, пекущегося о распространении наук». Он начинает готовить для выступления в «Обществе» литературные переводы, но беспокойная служба отца в который раз отрывает его от приятного занятия. В Петербурге умирает генерал Ф. В. Боур, начальник инженерного корпуса, и А. В. Тучкова за особые заслуги и верную службу вскоре назначают на его место. Тучковы переезжают в Петербург, Здесь Сергей Тучков вступает в «Общество друзей словесных наук», среди членов которого находился и Радищев.
В 22 года Сергей Алексеевич начинает свою действительную военную службу.
«Получив предписание выступить с вверенною мне ротой, я тотчас сделал мои распоряжения и поспешил в дом отца проститься с ним и матерью». Алексей Васильевич обнял сына и сказал: «Ну, любезный сын, да благословит тебя Бог; может быть, долго не увидимся, вот мое наставление: куда пошлют — не отказывайся, а куда не посылают — не напрашивайся; больше слушай, нежели говори…»
«…Теперь скажу, в каком виде было тогда войско в России, столь прославившее государство сие военными своими действиями. Императрица Екатерина, как женщина, не могла заниматься устройством во всех частях оного, а потому попечение о войске она предоставила своим генералам, генералы имели доверенность к полковникам, а полковники к капитанам.
Я застал еще, что голова солдата причесана была в несколько буколь. Красивая гренадерская шапка и мушкетерская шляпа были только для виду, но не для пользы. Они были высоки и так узки, что едва держались на голове, и потому их прикалывали проволочной шпилькой к волосам, завитым в косу. Ружья, для того чтобы они прямо стояли, когда солдаты держат их на плече, имели прямые ложа, что было совсем неудобно для стрельбы. Но всего несноснее была бесчеловечная выправка солдат; были такие полковники, которые, отдавая капитану рекрутов, говаривали: „Вот тебе три мужика, сделай из них одного солдата…“»
По словам Сергея Алексеевича, было много других злоупотреблений и хитростей в полках, «но должно сказать, что полковые и ротные начальники не виноваты в сих употреблениях, от них требовали пышности и великолепия в содержании полков, а денег не давали. Не значит ли сие поставить все полки в необходимость покушаться на злоупотребления?» Так было при Румянцеве. «Потемкин, приняв начальство, велел всем солдатам смыть пудру с головы и остричь волосы, вместо гренадерских шапок и шляп изобрел особого рода каски, довольно спокойные, вместо французских мундиров — короткие куртки или камзолы с лацканами».
В шведской войне 1788–1790 годов Тучков участвовал в морском сражении при Роченсальме, 13–14 августа 1789 года. Репутация отважного воина досталась ему дорогой ценой. Он был ранен в руку, ногу и голову. Контужен.
Он возвращается в Петербург и узнает, что «Общество друзей словесных наук» закрыто, а из-за него и многие другие литературные собрания. «Путешествие из Петербурга в Москву» так сильно подействовало на Екатерину II, что она приказала казнить автора, правда потом заменила казнь пожизненной ссылкой. Не поздоровилось и другим членам «общества». Их арестовывали и дело передавали в суд.
Боевая храбрость спасла Тучкова от расправы. Когда в числе других было названо и его имя, Екатерина II ограничилась каламбуром, что не надо «трогать сего молодого человека, он и так уже на „галерах“, давая понять, что она осведомлена о его блестящей службе в галерном флоте».
Так, вторично Тучков столкнулся с тем, что словесность, мало уважаемая его отцом, как занятие пустое и бесполезное, есть дело небезопасное и весьма политическое. (Первый случай относится к глубокому детству, когда Сергей написал эпиграмму на одного генерала. «Расправу» тогда осуществил отец.)
Осенью 1790 года он решил возобновить занятия музыкой. «Для обучения музыке, вернувшись в Петербург, я нанял музыканта камерной придворной музыки Ми, который давал по приказу Екатерины уроки внукам ее, Александру и Константину».
Один раз он сказал мне: «Я напрасно беру деньги за обучение великих князей, никогда не будут они любителями музыки. Старший внук (Александр) худо слышит аккорд, притом нечувствителен и так скрытен в характере своем, что настоящих его склонностей приметить нельзя, а это худо для государя. Младший, — продолжал Ми, — хотя и имеет изрядный слух, — но как услышит барабан, то бросает все и без памяти бежит к окну. Вот первые черты характера сих великих князей, примеченные музыкантом».
В 25 лет Сергей Алексеевич участвует в войне с Польшей 1792–1794 годов. «Он находится в Вильне в 1794 году во время предательского избиения русских в пасхальную ночь. Выводит из города 16 орудий, спасает знамена Нарвского и Псковского полков, затем в смелом наступлении берет в плен польский батальон». За этот подвиг он становится лично известным императрице и награждается орденами св. Владимира 4-й степени и Георгия 4-го класса, будучи еще в чине капитана артиллерии.
