Подготавливая контрнаступление, Кутузов уделил большое внимание формированию крупных кавалерийских масс, справедливо предполагая, что в преследовании неприятеля они сыграют решающую роль. В связи с этим основная деятельность Платова в это время была направлена на формирование ополчения на Дону и прибытие его в Тарутинский лагерь.
Еще 26 июля Платов писал на Дон войсковому наказному атаману А. К. Денисову, кого следует брать в ополчение: «…во-первых, служивых, какие только есть при войске, во-вторых, окончивших срочную льготу за пожарным разорением… в-третьих, прибывших из полков, состоящих на службе и находящихся по домам… и напоследок написанным сего года в 19-летние и по 20-му году малолетки, разумея в том числе всех сих сортов и калмык, в войске состоящих». В то же время Платов приказал не брать в ополчение «17- и 18-летних подростков, ибо они по молодости лет своих будут составлять один только счет, а при том надобно, чтобы они оставались в домах, сколько для отбытия по внутренности войска повинностей, столько и для надзора за имуществом».
22 августа из Москвы Платов писал на Дон: «Всему наряженному войску следовать прямейшими дорогами к Москве (а после оставления Москвы к Туле) форсированно, без роздыхов, делая переходы не менее 60 верст в сутки».
В письме на Дон от 13 сентября он торопит Денисова с отправкой донских полков к главной армии. Однако, несмотря на огромные усилия самого Платова, формирование ополчения на Дону шло недостаточно быстрыми темпами. Причины этого заключались прежде всего в неблагородном поведении части донского дворянства и купечества. Большое количество простых казаков, выразивших желание вступить в ополчение, не имело средств обеспечить себя всем необходимым для похода. Богатые казаки соглашались внести определенную сумму на организацию ополчения при условии, что они не будут участвовать в нем. Раздраженный богачами, Платов писал Денисову: «Вы хорошо очень сделали, как доносите мне, что 40 человек торговцам городским и станиц Старочеркасской, Аксайской и Елизаветинской служилым и отставным казакам приказали идти в поход. Теперь больше нужны люди, а не деньги».
И все же за столь короткий срок было сформировано и отправлено к армии 26 полков донского казачьего ополчения при шести орудиях.
29 сентября первые пять донских полков прибыли в Тарутино. В приказе по армии за пять дней до их прихода отмечалось: «Ожидаются к армии усердные, хорошо вооруженные и доброконные войска донского воинства. Генералу от кавалерии оного войска атаману Платову поручено собрать поспешнее рассеянных разными случаями от своих команд казаков, кроме находящихся в отрядах, и приготовить их к действиям, кои будут ему предназначены».
Французы, к тому времени разведавшие местоположение русского лагеря, пристально следили за приготовлениями русских. Один из офицеров наполеоновской армии в своих воспоминаниях писал: «Мы почти ежедневно слышали оживленные упражнения в ружейной и пушечной стрельбе, происходившие в русском лагере, милях в двух от нашей стоянки. Полковник Уминский, которого король (Евгений Богарне — вице-король Итальянский) посылал к русским, рассказывал, что все им виденное в русской армии свидетельствовало о благосостоянии и мужестве. Ему довелось говорить с Платовым и другими офицерами, и они откровенно заявляли ему: „Вы от войны устали, а мы только теперь серьезно за нее принимаемся. Ваши повозки, добычу, багаж и пушки — все это мы у вас отберем“».
Русская армия начала военные действия против Наполеона, разгромив 6 октября войска Мюрата. Казаки, активно участвовавшие в этом сражении, захватили много трофеев, в их числе и штандарт 1-го Кирасирского полка.
7 октября началось отступление «великой армии», и уже 9-го все французы покинули Москву. Они оказались в бедственном положении. Наступили морозы, дороги испортились, русская армия, в особенности донские казаки и партизаны, тревожили неприятеля со всех сторон. И октября казачий отряд генерала Иловайского 4-го занял Москву. По приказу Наполеона Московский Кремль был заминирован, но уничтожить его французам не удалось: безвестные русские патриоты потушили фитили многих мин. Рейд казаков Иловайского в Москву особенно поразил захватчиков. Один из французских офицеров, вспоминая эти события, писал: «Когда я выехал из Москвы, в ней уже показались казаки».
11 октября Платов получил приказ Кутузова: казачий корпус и роту конной артиллерии повернуть на Боровскую дорогу и следовать к Малоярославцу. «Сим движением, — писал Кутузов в документе, — прикроете Вы первоначально Калужскую или Боровскую дорогу, на коей неприятель в силе показался, на которую и вся армия наша сделает движение». Платов четко выполнил приказание Кутузова и занял сначала Калужскую, а потом Медынскую дороги. Когда утром 12 октября к Малоярославцу подтянулась армия Наполеона, она натолкнулась на корпус Платова. Вскоре к Малоярославцу подошел корпус Дохтурова, затем корпус Раевского. К вечеру здесь сосредоточились основные силы русской армии.
В кровопролитном сражении при Малоярославце русская армия заставила французов идти по разоренной Смоленской дороге — прорваться в плодородные районы России им не удалось.
Как только установили, что 14 октября французы отступают к Смоленской дороге, войскам сразу же поставили задачу настигнуть армию противника и не дать ей возможности отойти к своим базам.
Вначале контрнаступление проводилось в форме параллельного преследования по четырем направлениям. Казачий корпус Платова, усиленный 26-й пехотной дивизией, направился вдоль Смоленской дороги в тыл отступающим французам.
Платов преследовал отступающего противника. В приказе по казачьему корпусу Кутузов писал: «Я надеюсь, что сей отступной марш неприятелю сделается вреден и что вы наиболее к сему содействовать можете». Узнав от своих разъездов, что обоз врага под прикрытием корпуса Даву прошел Можайск и направился к Смоленску, Платов решил окружить войска Даву и разбить их. С этой целью он с 20 донскими полками двинулся к Колоцкому монастырю. Вечером 18-го числа Платов подошел к Ельне. Отсюда он послал бригады Иловайского 5-го и Кутейникова с двумя орудиями при каждой в обход Колоцкого монастыря с востока, Иловайского 3-го и Денисова 7-го в обход с запада. Егерский полк с восемью орудиями донской казачьей артиллерии пошел в середине, за ним в резерве — бригада генерал-майора Грекова 1-го.
Донцы Иловайского 5-го и Кутейникова 2-го первыми начали бой, напав на рассвете 19 октября на левый фланг французов. Встревоженный неприятель тотчас же двинулся в поход. Платов, отдав приказание преследовать его в количестве одной бригады с каждого фланга, сам лично поскакал вдогонку с донской батареей. Лихо приблизилась батарея почти вплотную к французам, быстро снялась с передков и начал косить картечью задние ряды колонны.
Достигнув высоты у Колоцкого монастыря, Даву решил задержать казаков, чтобы дать возможность войскам отступить. Его артиллерия открыла интенсивную стрельбу. Ответный огонь донской артиллерии и атака донцов с фронта заставили французов отойти.
В бою у Колоцкого монастыря казаки взяли большое число пленных, захватили два знамени и 27 орудий, истребили более двух батальонов французской пехоты.
После Колоцкого сражения арьергард корпуса Даву отступил в полном беспорядке. Платов доносил Кутузову: «Неприятель бросает на дороге все свои тяжести, больных, раненых, и никакое перо историка не в состоянии изобразить картины ужаса, которые оставляет он на большой дороге. Поистине сказать, что нет и 10 шагов, где бы не лежал умирающий, мертвый или лошадь… Он поражаем везде».
Беспощадные в бою, донцы проявляли великодушие в обращении с пленными. Об этом пишут в своих воспоминаниях даже сами французы. «Наша артиллерия была взята в плен в битве под Тарутином, — говорит один из них (автор „Походного журнала“), — артиллеристы обезоружены и уведены. В тот же вечер захватившие их казаки, празднуя победу… вздумали закончить день, радостный для них и горький для нас, национальными танцами, причем, разумеется, выпивка не была забыта. Сердца их размягчились, они захотели всех сделать участниками веселья, радости, вспомнили о своих пленных и пригласили их принять участие в веселье. Наши бедные артиллеристы сначала воспользовались этим предложением как отдыхом от своей смертельной усталости, но потом мало-помалу под впечатлением дружеского обращения присоединились к танцам и приняли искреннее участие в них. Казакам это так понравилось, что они совсем разнежились, и когда обоюдная дружба дошла до высшей точки — французы наши оделись в полную форму, взяли оружие и после самых сердечных рукопожатий, объятий и поцелуев расстались с казаками, их отпустили домой, и таким образом артиллеристы возвратились к своим частям…»