— Да-а-а, нашему забору троюродный плетень, — рассмеялся мой наставник. — При твоих боевых качествах удивительно, как ты умудрился в плен попасть. Тебя бы и в бой не пустили, а если бы пустили, ты бы убежал.

Магнус нахмурился, но промолчал. Видимо, его трусость и так подпортила ему жизнь. В Северном домене таких не любят. «Позор своего отца» — самое безобидное прозвище, которое могли дать малодушному.

— Я и не попадал, — пробормотал он. — Меня сюда направили свои.

— Что? — Глаза матери округлились. — Да, ты воистину самый жалкий из знакомых мне высших.

— Чиэр, — бросила Пантера. — Пережить ритуал отлучения от алтаря за трусость… как ты не сдох от такого позора?!

— Меня не отлучали, — ответил познавший таинства. — Меня направили сюда с условием: я должен быть развоплощен, но в бою, а не ударом в спину, иначе после воскрешения на алтаре меня вновь направят сюда.

— Опа. — Словно что-то щелкнуло у меня в голове.

— Вот только здесь — сплошь прерывающие нить, — посетовал наш собеседник. — Они не развоплотят, а убьют. Да, жизнь моя жалка, я и возражать не буду. Но она — моя, и она мне дорога.

— Котик, как ты связался с этим ничтожеством? — Моя мать усмехнулась.

— А что? — Кот улыбнулся в ответ. — Ну ничтожество, зато столько всего знает! Я защищаю его, но он-то меня учит. Всем хорошо.

— Может, я и ничтожество, — проговорил сквозь зубы Магнус, — но я помню, что такое честь. Ты, Миракл, сегодня спас мою жизнь, и я — твой должник.

— Забудь, — небрежно бросил я. — Мне таких должников не надо. Я не тебе, а Коту помогал.

— Ты можешь и забыть, — промолвил он еще тише, низко опустив голову. — Но я буду помогать тебе, чем смогу.

— Отомстить тем, кто тебя сюда отправил, хочешь? — спросил я.

Глаза северянина на миг сверкнули яростью. Ого, трус-то он трус, но кровь не водица, потомок викингов все-таки.

— Я не хотел бы их смерти, думаю… но…

— Понятно. — Я хлопнул его по плечу. — Вернем мы тебя на родину.

— Как? — Магнус вновь опустил голову. — Это должен быть настоящий бой. Я не могу попросить о развоплощении, не могу ни с кем договориться. Остальные сильные верой сразу об этом узнают.

— А я и не про развоплощение говорю. — Идея окончательно оформилась в моей голове. — Кот, отвечаешь за него головой, — бросил я своему приятелю. — Он должен жить. Это — приказ.

— Да, Миракл, — кивнул Кот. Все же он привык мне подчиняться.

— Смотри, мать, вновь Северный домен. Это — судьба.

Снаружи раздался стук. Металлом по камню. Я вскинул арбалет, Магнус вздрогнул, Шут припал к полу, словно зверь, готовящийся к прыжку. Лишь Грешник не сменил позы: как сидел с шестом на коленях, так и остался сидеть. Да Тер бросила на него короткий взгляд и тоже не сдвинулась с места.

— Их там как собак нерезаных, — проворчала мать, прикрыв глаза. — Не боятся.

— Эй, хозяева дома? — послышалось снаружи.

— А тебе-то не все равно? — крикнул в ответ Кот. Выдать себя этим криком он уже не мог. Ясно, что схрон прощупали, перед тем как стучать.

— Пронесся слух, что у тебя, Котяра, гости.

— Мои гости — мое дело. А ты кто такой, почему-то голос твой мне не очень-то знаком. Выходит-таки, если ты в гости, то гость незваный.

— У меня послание к сыну Хансера, — послышалось снаружи. — Я войду один, без оружия. Не стоит на меня нападать. Думаю, Мираклу будет интересно.

— Что-то свита у тебя великовата, а, посол? — В голосе Кота слышалось неприкрытое веселье. Уверен был в себе мой приятель.

— Суть не в свите, а в послании. Я вхожу.

— И от кого послание? — спросил я. Скрывать свое присутствие смысла уже не было.

— Вы его не знаете.

— И все же?

— Его имя Хантер…

…Завтра, это будет завтра.

Я просыпаюсь, вновь пытаюсь заснуть, забываюсь в дреме — и опять просыпаюсь и пишу, чтобы успокоиться. Руки все еще дрожат. Как убить тех, кто почти бессмертен? Как воспользоваться этим «почти»? Руки еще дрожат. Я думал, у нас море времени, я думал, наш удар будет первым, но мы ошибались. Мы недооценивали Конклав. А они начали раньше. Готовы ли мы? Я не знаю, но права на ошибку мы не имеем.

Наверно, надо поспать. Завтра… нет, уже сегодня. Мне понадобятся все мои силы, все без остатка. Надо поспать, но я не хочу, не хочу вновь туда.

Сегодня он пришел опять. Такой же, как и в прошлый раз. Те же черные одежды, те же горящие глаза. Он пришел, едва я смежил веки. Едва Мир Видений сомкнулся вокруг меня, а черная сфера стала самой реальной вещью во Вселенной, он пришел. Топор стал гораздо горячее, он буквально обжигал меня. Я положил руку на рукоять и отдернул. Что случилось? Я готовился к его атаке, боясь пропустить момент удара, а он просто сел, подвернув под себя ноги. Он изучал меня. Взгляд горящих глаз проходил сквозь защитную сферу точно так же, как его ладонь в прошлую нашу встречу. И я чувствовал себя перед ним младенцем — беспомощным младенцем. Теперь я не сомневался — его послал ко мне Конклав. Они раскусили меня еще тогда, когда мой план до конца не оформился, когда я только искал наставника, искал Шута. И чтобы избавиться от этого воинственного духа, у меня есть лишь один путь — убить их всех. Убить точно так же, как…

Он ничего не делал, просто смотрел, заставляя мой топор пылать огнем, а меня — дрожать. Я не боялся, нет, ведь он не мог убить меня. Я был готов к бою, может, потому боя и не было. Нет, дух, сперва я встречусь с твоими хозяевами в обычном мире. Я готов? Не знаю, но у меня нет другого выбора. Все было не зря? Завтра, завтра мы узнаем… Вернее, уже сегодня.

Впрочем, я опережаю события. Хотя собирался, наоборот, вспомнить все по порядку, разгрести сумбур в моей голове, расставить все, что случилось, по своим местам. Вот так бежишь вперед, несешься, а потом вдруг получаешь щелчок по носу и понимаешь: чтобы сделать следующий шаг, надо оглянуться назад, иначе оступишься, заплутаешь и будешь обречен на блуждания по кругу.

Хантер. Еще впервые услышав это имя, я что-то почувствовал. От него шел вполне ощутимый запах опасности, гари, крови и загадки. Хантер. Не меньшей загадкой был и его посланец. Спокойный, уверенный в себе. Во время разговора я пару раз балансировал на грани Мира Видений — это помогало понять, помогало увидеть истинные чувства собеседника. В какой-то момент мне показалось, что я разговариваю с самим Хантером. Это было удивительно. Слова, сказанные нами, выветрились из моей памяти. Да они и не очень важны, гораздо важнее это, новое…

Я говорил именно с посланцем, с человеком, который подчинялся Хантеру. При этом казалось, со мной беседует его родственник, и родственник весьма близкий. Таких не посылают на переговоры к тем, кого прежде пытались убить. На Плутоне кровное родство очень ценится: родичи не предают, родичи держатся друг за друга, встают против врагов плечом к плечу и прекрасно знают — смерть одного ослабляет всех. Сами понимаете, как это важно в мире, где ждешь удара в спину от каждого. Родню не посылают туда, где шансы выжить равны шансам умереть.

Я видел удивленные взгляды матери и Магнуса, задумчивость Грешника. Они чувствовали то же, что и я, они так же, как и я, недоумевали. Шут, как самый лучший боец, занял позицию на входе. Посланник не смог бы уйти без моей на то воли, и никто из его свиты не вошел бы. Шут слушал переговоры вполуха. Ничего не советовал: ни взгляда, ни жеста. Он доверился мне. Молчали и остальные.

А посланник говорил. Говорил мало, четко, не рассыпался бисером. Хантер хотел встретиться. Я закинул удочку про подосланных им убийц. Посланец ответил, что все будет рассказано при личной встрече. Я рассмеялся. Ну кто же, в самом деле, на Плутоне согласится на личную встречу неизвестно с кем? Не знаешь человека — не знаешь и его способностей, сил, стоящих за ним, а значит, попасть в ловушку проще простого. Он спокойно переждал приступ моего веселья, а потом сказал, что согласен поклясться на крови, что меня и всех, кто придет со мной, выпустят живыми. Я вновь рассмеялся, менее уверенно, а он с прежним спокойствием добавил, что на это готовы все, кто пришел с ним, все три десятка бойцов…