Свет и тени причудливо переплетались. В ночном небе не было Луны, ее здесь и не могло быть. Отличное время, отличное место. Она была рядом со мной, на балконе, задыхалась от поцелуев, млела от ласк, но не сдавалась. Если бы у меня была цель взять ее, я бы действовал по-другому. Но я никогда не путаю удовольствия с работой. Просто можно испортить себе и то и другое. Мои губы скользнули вниз по ее тонкой шее. Бархатистая кожа, а под ней пульсирует полноводная река силы. Кровь… она рядом, но недосягаема. Почему я не вампир? Почему мои зубы не могут незаметно прокусить эту нежную шею, а ее саму погрузить в подобие сна?

Я отогнал эти недостойные мысли. Работа. Если за что-то берешься, то делай это со всей душой. А не можешь — не берись. Ее сердце бьется часто, кровь несется по телу быстро. Последний штрих…

Мои губы ласкали ее, а из-под языка уже появился спрятанный там тонкий шип. Месяцы тренировок нужны были, чтобы научиться скрывать его от партнерши во время поцелуев, но предел своему совершенству определяешь только ты сам.

Плоская сторона шипа словно сама прилипла к кончику языка. Короткий укол — она ничего не почувствовала, а стальное жало уже проложило себе путь до алой реки. Комариный укус. О нет, у комаров нет ядов Воинства Небесного.

Она слабела на глазах. Я прекратил свои ласки. Это уже было не нужно. В последний момент она осознала, что произошло, потянулась к своей пышной прическе. Я спокойно подошел и выдернул оттуда шпильку, вполне возможно смазанную таким же ядом, как и мой шип. Я не разговаривал с ней — к чему речи покойнице? Просто стоял и смотрел, как силы покидают ее. Потом перенес в комнату, на кровать. Она при жизни была хороша, нечего ей валяться на полу.

Ее смерть была только первым шагом. Второй гораздо сложнее. Конечно же мне не составило труда убить эту молоденькую дурочку, возомнившую себя Гюрзой, но оказавшуюся простой курицей. [1]То, что я собирался проделать дальше, было со мной в первый раз. Я, конечно, досконально изучил теорию, но что она без практики?

Главное — верить. Малейшее сомнение в успехе — и все, провал. Я верил, нет, я знал: все получится. По-другому и быть не могло. Ее душа была достаточно черна. Никто за нее не заступится, значит, она моя, потому что я имею силу взять.

Я сосредоточился. Как всегда, я не смог уловить момента, когда реальность сменилась видениями. Сфера непроглядной Тьмы, она вокруг меня. Это мой щит, но она же, если надо, может стать моим мечом. В любом случае — это часть меня. Тонкое щупальце тянется к ней, вернее, к озирающемуся в недоумении призраку. Она не осознает, что с ней происходит. Призрак пытается понять — где он, почему все изменилось? И что это за мешок мяса, костей и требухи лежит на кровати?

Я властно вторгаюсь в ее сознание. Ей незачем помнить меня. Нельзя пока оставлять следов. Следом за этим я загоняю душу обратно в тело. Это оказалось неимоверно трудно. И особенно трудно запереть ее там навсегда. Она хочет сопротивляться, но не знает как. В Мире Видений она пока чужая, и никто не даст ей времени освоиться.

Я возвращаюсь в Обычный Мир. Тело все так же безжизненно лежит на кровати. Тонкая рука свесилась до пола, голова запрокинута, на шее еле заметная капелька крови. Там вошел мой шип — незначительная вещичка, от которой умирают. Грудь не вздымает дыхание, сердце уже не стучит, а полная сил алая река стремительно превращается в зловонное болото.

Но утром она встанет. Она ничего не будет помнить, будет ходить, говорить, пытаться есть и пить. Она заметит, что еда не имеет вкуса, а питье не прогонит давящей жажды. Но это полбеды. Через день-другой это прекрасное тельце начнет разлагаться… И единственное, что способно прогнать ее голод, — это плоть, выдираемая из живых людей вместе с кровью.

Я поднял свесившуюся руку, накрыл лежащую на кровати девушку одеялом. Спи, солнце мое. Ты получила не совсем то, чего хотела, но кто тебе виноват?

Теперь надо было незаметно уйти. Тени для меня закрыты, это я понял сразу. Словно бы сила, которой я только что воспользовался, удерживает меня в Обычном Мире. Странно, она же должна быть сродни Теням. Ноги подкашиваются. Похоже, я не рассчитал сил, вложил больше, чем следовало, в эту молоденькую дурочку. Но это тоже может помочь моей игре. Я теперь всего лишь простой человек хозяина этого места, перебравший лишнего. Обычное дело, никто ничего не заподозрит. Работа выполнена — теперь стоит подождать, а потом идти за наградой.

Мир несправедлив. Так стенают многие слабые. Я смеюсь над ними. Хочется задать два вопроса. Что для них справедливость? И что они сделали, чтобы ее установить? Я знаю одно — Мир глуп. Я не должен был появиться на свет, я не имел права на существование. Но я есть. Мир сотворил глупость, ничего не сделав с этим фактом. А если твоя глупость стала причиной твоих бед, вини только себя и никого кроме.

Я — Миракл. Я тот, кто был рожден для мести.

Моя мать — «познавшая таинства» из Хмельного домена. Однажды к ней пришел «бьющий один раз». Он искал знаний. Он расставил ловушку, и мать попалась. У нее не было чем откупиться. Тот, кто поймал ее, сам мог ей много рассказать. И мать выкупила свою жизнь тем единственным, что у нее было, — своим телом. Пятнадцатилетний бьющий один раз принял эту цену. Кровь бурлила в его жилах, жаждала познания того, что связывает мужчину и женщину. Я не вникал во все тонкости женского тела, но в тот момент мать не могла понести ребенка. Мало того: любая познавшая таинства легко может не допустить зачатия либо потом избавиться от плода. Но Темная сторона хороша тем, что не прощает обид. И мать ускорила что-то в своем теле. Так на свет появился я.

Бьющий один раз не бросил ее, как она думала. По-своему он окружил ее заботой. Но сам он пребывал в плену лицемерных принципов. Потому они не ужились вместе. Какой-то «сокрушающий врагов» поклялся убить этого бьющего один раз, и он ушел, якобы чтобы не навлечь беды и на мою мать.

Я знаю, что сокрушающий врагов его не убил, потому что мне известно имя моего отца — Хансер, убивший семнадцать марсиан. Я — плоть от его плоти, кровь от его крови, сила от его силы. Я — дитя, рожденное для мести. Но мою месть украли.

Да, я ни разу не покидал Плутона. Но к нам приходят люди из Внешнего Мира. И с одним из них была сопливая рукопись некоего маркизика, во всей красе расписавшего падение моего отца. Луи-лицемер, так я его для себя назвал. Но если отбросить все его сопли со слезами из-за несовершенства Мира и стенания по слабакам, не сумевшим отстоять своей жизни, там было очень много интересного.

Лжи там еще больше. И главная ложь — Хансер, убивший семнадцать марсиан. Почти что святой. Вдохновитель борцов за Свет, духовный родитель тех, кого сейчас называют демонами. Он не мог быть таким! И он таким не был, иначе я не появился бы на свет. Его убили. Луи пишет, что он сам предал себя в руки врагов, якобы он даже чего-то этим добился. Ложь! Ни один выходец с Плутона не сдается врагам. Наверняка его лживые принципы погубили того, кто мог бы…

Нет, ничего он не мог. Еще один слабак. А в этом мире нет места для слабых. Я мог бы охотиться на его убийц, отнявших мою месть. Но и они ненамного пережили свою жертву, как, впрочем, и та, что убила их. Мне недосуг пересказывать всю эту цепочку нелепостей. Хотите — откройте маркизову книжонку. Можете даже поплакать над судьбой этих несчастных, мне до того дела нет. Мир породил меня на Плутоне, где не должны рождаться дети. Мир не убил меня — я и моя мать не дали ему этого сделать. Но Мир отнял мою месть, отнял цель в жизни. Значит, такой Мир не имеет права на существование. И я бросаю ему вызов. Я превращу его в то, что будет мне нравиться. Иначе зачем он мне нужен?