Джон продолжал смотреть на него, не уверенный, что понимает, о чем тот говорит.
— Экономика, — пояснил Том. — Люди должны обязательно постоянно что-нибудь покупать. На этом весь расчет. Нельзя допустить, чтобы люди долго пользовались вещами или ремонтировали их. Ты немного попользуешься, затем отбрасываешь в сторону и покупаешь новое. Вот главная цель рекламы: создать спрос, заставить людей продолжать покупать. В противном случае вся капиталистическая машина встанет.
— Ты слишком о многом задумываешься.
Внезапно глаза Тома сверкнули.
— Хочешь знать, о чем я на самом деле мечтаю?
— Да.
— Бросить все это. Разумеется, пока я только мечтаю, но мне хотелось бы купить небольшое дело в Корнуолле. Кафе или какой-нибудь магазинчик.
— А ты можешь позволить себе это?
— Почти. Если мы продадим свой дом в Дидсбери и прибавим к этим деньгам мое выходное пособие, то сумеем купить дом поменьше и на оставшиеся деньги приобрести какое-нибудь дело.
— Черт побери, — промолвил Джон. — А я полагал, что тебе нравится городская жизнь.
Том постучал пальцами по кружке.
— Мне все больше и больше нравится сидеть дома. Ну, иногда поужинать где-нибудь. Но клубы и бары… — Он улыбнулся и наклонился к Джону, словно собрался открыть ему тайну. — Я все это уже перерос, приятель. Сколько тебе лет?
— Тридцать три.
— Ты на год старше меня, ты уже годишься в ветераны!
Джон засмеялся:
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Если не считать местного паба, мы с Элис редко куда выходим. В последний раз мы попали в клуб, где тусовались подростки. Во всяком случае, они мне показались подростками. Но что об этом думает Шарлотта? Она любительница клубов?
Том кивнул.
— Ее оттуда не вытащить, точно как меня в двадцать два. У меня смелости не хватает сказать ей, что я предпочел бы остаться дома и посмотреть телевизор.
Джон почти не знал жену Тома, поэтому решился задать еще один вопрос:
— Она сейчас работает?
По сжавшимся губам Тома он догадался, что этот вопрос в их семье — камень преткновения.
— Она иногда поговаривает о поступлении на курсы при колледже, но мне представляется, что ей нравится просто порхать, играть в теннис, ходить в спортзал при центре отдыха. Она не хочет снова работать секретаршей.
Джон прокрутил в голове полученную информацию. Том выбирал женщин главным образом по внешности, но не приходилось сомневаться, что Шарлотте палец в рот не клади. Когда он с ней познакомился, то вынес из этой встречи четкое впечатление: корыстная стерва. Джон был уверен, что не пройдет и пары месяцев, как Том бросит ее и заведет себе другую. Поэтому, когда Том внезапно женился, Джон поразился. Он не сомневался, что Шарлотта его окрутила. Даже мальчишника не было.
— Ты не возражаешь, чтобы она не работала? — спросил Джон.
Бесчисленные допросы научили Джона чувствовать, когда ответ неискренен. Теперь он воспользовался своим опытом в отношении старого друга по команде.
— Нет, разумеется, — промолвил Том, касаясь костяшками пальцев носа. — Приятно быть главным добытчиком, мило, когда ждут твоего прихода с работы. — Затем он резко сменил тему и поинтересовался: — А как у тебя дела с Элис? Сколько вы уже вместе? Наверное, пора пожениться и размножиться.
— Одиннадцать лет. Скорее всего к этому и идет.
— Черт! Ты хочешь сказать, что собираешься жениться? Или что она беременна? Или и то и другое? — Том вытащил пачку сигарет и предложил Джону.
— Нет, спасибо. Это как раз часть сделки. Пока мы не женимся, но курить бросили и пытаемся зачать ребенка. Переходим на здоровый образ жизни. — Он взглянул на свою кружку и наклонил ее. — Старого эля это не касается.
— Надо же! — воскликнул Том, закуривая. — Тебе действительно всего этого хочется?
Джон отпил большой глоток. Он бы ответил честно, если бы не чувствовал, что Том не совсем откровенен относительно своей семейной жизни. Джон бы признался, что эта идея приводит его в ужас и он боится, что его жизнь пойдет насмарку. Вероятно, он бы даже признался, что не может отвести глаз от Никки Кингстон, организатора работы на месте преступления, с которой флиртует, видя в ней потенциальное спасение, если выяснится, что, как он боится, хорошего отца из него не получится. Вместо этого Джон произнес:
— Трудно сказать. Уже пора. Элис тридцать два, и ты знаешь женщин. После тридцати они начинают слышать, как тикают их биологические часы. У тебя с Шарлоттой восемь лет впереди.
— Да, — неохотно согласился Том.
Джону показалось, что Том ему сочувствует.
— Том, — сказал Джон, приканчивая пинту, — что мы будем делать? Сидим здесь и пьем еще по кружке или закругляемся?
Том взглянул вниз на поле. Большинство зрителей разошлись, группа ребятишек перебрасывала мяч на поле, а пара работников приминали вывернутые пласты травы на средней линии. Их тени протянулись далеко по траве.
— Вставай. Давай поймаем такси до города.
— Почему бы и нет? — Джон неожиданно ощутил радость от возможности побездельничать в воскресенье вечером и напиться. Он сдался этому настроению и подхватил пачку сигарет приятеля.
— Только Элис не говори, — попросил он, уже вложив сигарету между губ.
Том засмеялся и дал ему прикурить.
Пока они ждали зеленого света, солнце било в боковое стекло. Джон, барабаня пальцами по колену, прищурившись смотрел на двадцатидвухэтажное офисное здание справа. Его торец был покрашен в ярко-желтый цвет, а на самом верху, на высоте почти в двести пятьдесят футов, нарисованы три фигуры — одна красная, другая синяя, третья зеленая, — поднявшие в восторге руки. Под ними, в классическом стиле, двадцатифутовые буквы гордо возвещали: «Манчестер 2002. XVII Игры Содружества».
Взгляд Джона скользнул ниже, к середине здания, где висел гигантский цифровой счетчик. Оранжевая цифра, кричащая с экрана, снова уменьшилась.
— Остался восемьдесят один день. Поверить невозможно, правда? — воскликнул он, глядя вперед на четыре полосы Портленд-роуд, ведущей к вокзалу Пиккадилли.
На фонарях вдоль дороги висели вертикальные флаги. Оранжевые, алые, густо-зеленые или бирюзовые. На каждом те же торжествующие фигуры сверху и слова «XVII Игры Содружества» внизу. Они делали улицу праздничной. Джону казалось, что так когда-то бывало в Риме перед событием в Колизее.
— Ладно, давай выкладывай, чем ты в самом деле занимаешься, чтобы заслужить свою роскошную машину и большой дом в Дидсбери.
— Много всего, — напыщенно заявил Том. — Важные, большие вещи. Очень сложные. Простому человеку не понять. — Он усмехнулся и перестал дурачиться. — На самом деле продаю. Названиваю людям и уговариваю их расстаться с частью своих наличных. Только на сей раз я предлагаю людям деньги за свой товар. — Чтобы было яснее, он показал на перекресток: — Видишь тот полуразрушенный центр боевых искусств на углу Принсесс-стрит? Я убедил владельца взять деньги у Кассона и позволить его людям завернуть здание в гигантскую рекламу их мыла. Эта площадка — настоящий гигант. Наверное, понадобится восемнадцать полос материала, сшитых вместе, чтобы закрыть весь дом. Ты знаешь, фирма Кассона подтвердила, что они сделают вклад в спонсорский фонд? В этом горшке уже более сорока миллионов.
В этот момент они ехали мимо центра для гостей Игр Содружества. Он размещался в недавно построенном здании, окна были небрежно заклеены листами белой бумаги. Сквозь щели между листами виднелись рабочие, торопливо заканчивающие интерьер центра.
Шофер такси, кивнув на здание, присоединился к беседе:
— Я недавно вез одного парня из организационного комитета. Он рассказал мне, сколько они рассчитывают получить от продаж здесь и в спортивном городке, когда начнутся Игры. Попробуйте догадаться? На сколько они собираются продать барахла?
Том задумался.
— Тысяч на двадцать в день?
Таксист присвистнул и указал пальцем на крышу машины:
— Пятнадцать тысяч в час. Пятнадцать тысяч фунтов каждый гребаный час. Говорю вам, когда все это запустят, тут можно будет заработать целое состояние.
