Поезд на Брест уходил через три часа.
По дороге назад в гостиницу они по настоянию Ника зашли в аптеку, купили зубные щетки, пасту.
Двое молодых коротко стриженных мужчин в одинаковых джинсовых костюмах с потертыми чемоданами на безликих серых улицах Пинска выглядели иностранцами.
– Слушай, на хер нам гостиница? Мы там ничего не оставляли, – Сергей замедлил шаг как раз тогда, когда до трехэтажного здания гостиницы оставалось метров сто.
– А паспорта? – спросил Ник.
Сергей недовольно кивнул. То ли шок прошлого вечера отключал временами его память, то ли он вообще был рассеянный.
– Хочешь, постой здесь, – предложил Ник. – Я сам схожу, заберу документы.
Сергей охотно согласился.
Молоденькая девушка лениво оторвала голову от книжки.
– Ключи вы сдавали? – спросила она.
– Да.
– Минуточку. Клава! Клава! – крикнула она в сторону лестницы.
Сразу за лестницей со скрипом открылась дверь, и оттуда выглянула заспанная старушка в синем халате.
– Пойди в тридцать пятый, проверь, все ли на месте. Особенно полотенца и стаканы.
Старушка, взяв у девушки ключ с брелоком в виде тяжелой деревянной груши, прихрамывая на левую ногу, направилась к лестнице.
Ждать пришлось минут десять. Наконец девушка положила на стойку паспорта.
– Приезжайте еще! – сказала вместо прощания и снова уткнула свои маленькие глаза в книжку.
Выйдя на улицу, Ник оглянулся по сторонам. Сергея нигде не было видно. На лбу выступил холодный пот.
«Это же надо было быть таким идиотом! – подумал Ник. – Я ему сам предложил подождать! Черт возьми!»
Он прошел быстрым шагом к перекрестку, где оставил Сергея.
Две улицы, перерезавшие друг друга под прямым углом, были неестественно безлюдны. Через перекресток на красный сигнал светофора проехал грузовик.
В глаза Нику попала бытовка, покрашенная в синий цвет, стоявшая чуть в глубине от дороги. Показалось, что кто-то только что зашел в ее двери.
Присмотревшись, Ник, к своему удивлению, прочитал надпись над дверью бытовки – «БАР». Не больше и не меньше.
«Хорошо хоть, что не ресторан», – подумал он.
Зашел, открыв тяжелые железные двери.
Внутри было тускло. За импровизированной стойкой бара стоял лысоватый мужик унылого вида. За одним из трех пластмассовых столиков сидел Сергей с наполненным стаканом. За другим с бутылкой водки – двое молодых ребят в рабочих комбинезонах.
Ник почувствовал в руках дрожь. Застыл, глядя на спокойно развалившегося в белом пластмассовом кресле Сергея. Понял, что дрожь возникла раньше, на перекрестке, а может быть, еще и на пороге гостиницы, когда он не увидел Сергея.
Сергей поднял глаза.
– Садись! – кивнул он на свободное кресло. – Что выпьешь?
– У тебя что, деньги есть? – удивился Ник.
– Доллары, они берут, – он кивнул на бармена. – У них тут «Приморский портвейн», представляешь?
– Нет, – мрачно ответил Ник.
Сергей достал из нагрудного кармана джинсовой куртки магнитофонную кассету. Вместе с ней – несколько свернутых пополам зеленых купюр. Ник заметил, что купюры – мелкие: пятерки и по одному доллару.
– Поставь кассету! – попросил Сергей, подойдя к бармену. – И двести грамм «Приморского».
Вернувшись, он поставил полный стакан портвейна перед Ником.
В шепотливой тишине бытовки-бара вдруг раздались знакомые Нику ритмические удары.
Он уставился на Сергея, а тот с блаженной улыбкой на лице медленно тянул свой портвейн.
– Эй, – крикнул бармен. – Тут ни хрена нет на твоей кассете!
– Есть, – спокойно ответил Сергей.
Бармен замолчал, прислушался. Он, конечно, ждал музыки. Через пару минут вытащил кассету, положил на стойку.
– Забери! Ни хрена у тебя не записано! – крикнул он, потом повернулся и поставил другую кассету.
В баре запел Розенбаум. Песня про Афган. «Черный тюльпан».
«Очень кстати», – подумал Ник.
Вдруг он заметил, как Сергей медленно поднимается из-за стола, с ненавистью глядя в сторону стойки.
Почувствовав приближающийся пожар, Ник сразу бросился его «тушить».
– Старик, успокойся, давай выпьем!
Ник силком усадил Сергея на место. Судя по тому, как легко ему это удалось, он понял, что «коллега» или пьян, или пьян и уставший еще со вчерашнего.
Ник сам сходил к стойке, взял кассету.
– Уводи его! – негромко сказал ему бармен.
– Пожрать что-нибудь есть? – спокойно спросил его Ник.
– «Сникерсы!»
Ник купил четыре «Сникерса». Вернулся к столу.
– Ты мне что-то объяснить обещал, – промычал Сергей.
– Потом, когда ты в себя придешь. Пошли, скоро поезд. И чемоданы возьми!
Сергей нехотя поднялся. Спрятал кассету назад в карман куртки. Поднял с пола два легких чемодана и, шатаясь, направился к двери.
18
Поход по ресторанам Виктору практически ничего не дал. В «Козаке» официанты с ним разговаривали сквозь зубы. Броницкого никто из них не помнил, хотя Виктору показалось, что официанты ответили «нет» еще до того, как опустили глаза на фотоснимки. В «Млыне» администратор посмотрел на выторг за двадцатое мая и лишь покачал головой. Официантка вспомнила тот вечер, сказав, что только два столика были заняты. За одним праздновали день рождения знакомые проститутки, за другим что-то отмечала компания «спортсменов». Когда взглянули в расходную книгу кухни, выяснилось, что блины с икрой никто в тот вечер не заказывал.
В ресторане гостиницы «Москва» официанты и администратор оказались более приветливы. Броницкого они не узнали, но это, как один из них и сказал, ничего не значило, потому что в тот вечер в ресторане был банкет на сорок человек. Помимо банкета заняты были еще несколько столиков. Блины с икрой были заказаны банкетным столом, но за ним отмечалась шумная годовщина свадьбы, и вряд ли Броницкий мог иметь к ней отношение.
Теперь Виктор ехал на похороны Броницкого. Можно было особенно не спешить – тело подвезут к дому только в одиннадцать. Он приедет минут за двадцать до этого, занесет вдове купленный букет траурно-белых калл и заодно осмотрится, кто прибыл на похороны. Больше всего Виктора интересовали встречи с сыном и Максимом Ивиным. От них он надеялся узнать что-нибудь новое о последнем отрезке жизни президентского консультанта по вопросам обороны. Когда Виктор заикнулся по телефону Георгию, что неплохо было бы поговорить с бывшими штабными коллегами покойного, а также с коллегами по президентскому аппарату, Георгий только рассмеялся. Потом сказал: «И не вздумай! Никто не связывает эту смерть с местом работы!» Удивленный Виктор переспросил тогда Георгия, но тот не удосужился объяснить свои слова. Просто дал отбой.
Сейчас, застряв в небольшой пробке перед поворотом на Печерск, Виктор снова вспомнил тот разговор. Вспомнил еще раз и совет человека в штатском, передавшего ему ключи от машины. Не спешить. Так чего они все-таки от него хотят? Чтобы он не спешил? Тогда к чему была та телефонная головомойка, которую устроил ему как-то Георгий, недовольный вялотекущим расследованием? Кто они вообще такие? Кто и откуда? Из СБУ? Это было бы логично, но тогда к чему эта телефонная конспирация? К чему тогда вообще он сам, Виктор Слуцкий, простой лейтенант с небольшим опытом раскрытия мелких уличных преступлений? У них же свои спецы – таких в милиции не найдешь, а если появятся – сразу перекупят! Если б они посчитали его спецом, то тоже, наверное, перекупили бы. Но ведь нет. Он так и остался лейтенантом со своим столом в райотделе!
Остановил машину не перед парадным, как раньше, а в конце дома у выезда со двора. Взял с заднего сиденья букет белых цветов.
Дверь открыла Броницкая. В глазах – слезы, словно только что узнала о смерти мужа. Длинное черное платье, на груди – брошка с темным малахитом.
В квартире суетились женщины. На кухне работала электромясорубка. Одна из женщин сидела за столом и заворачивала готовый фарш в капустные листья. Готовилась традиционная поминальная еда – голубцы.