Сергей Высокосов (Боров):«Я разочаровался в философии. Я сейчас читаю Наталье (Наталья Медведева — жена Сергея Высокосова. — Прим. авт.)вслух «Сказки дервишей». Энциклопедические книги интересны: там конкретная информация».

Наталья Медведева:«Ближе всего мне Юкио Мисима — приверженностью имперской идее».

Маргарита Пушкина:«О! Это целая библиотека! Это и «Кондуит и Швамбрания», и «Таинственный остров», и «20 000 лье под водой», и «Капитан Сорви-голова», и «Твердая рука», и «Черная стрела», и «Три мушкетера», и «Записки Шерлока Холмса», и «И один в поле воин» из «Библиотечки военных приключений», и, конечно, отдельно стоят приключения майора Пронина. А уж потом мне попался Винни Пух! (В результате чего Сова лейтмотивом пронеслась по Маргаритиным стихам. — Прим. авт.) Потом были Булгаков, Ивлин Во, «Сто лет одиночества» и другие латиноамериканцы, «Колыбельная для кошки» Воннегута. А еще — «21 урок Мерлина» — «возьмите отрубленные головы ваших врагов и выложите из них круг!» — и «Практическая магия» Папюса…»

Валерий Кипелов(«Ария»): «Каждый год, во время майского полнолуния я перечитываю «Мастера и Маргариту»».

Настя Полева:«Я очень люблю читать, но читаю медленно, подолгу сижу на одной странице. Читаю все: «Иностранку», «Новый мир». Меня совершенно потрясло «Имя Розы» Умберто Эко. А потом я прочитала интересную публикацию Шафаревича «Две дороги — к одному обрыву». Там была ссылка на рок-музыку: «Эстрадные звезды, например, меняют свою наружность: цвет кожи (инъекциями гормонов), лицо (пластической операцией), им придумывают хобби и политические взгляды. Их выступления требуют сотен тонн аппаратуры. Сама звезда исчезает как человек, остается лишь точка приложения анонимных сил». Смутило меня это. Если подумать, то действительно что-то потерялось. И есть в этом зерно трагическое…»

Сергей Галанин:Собрание сочинений Николая Носова.

Александр Лаэртский:«Вино из одуванчиков» Брэдбери.

Алик Грановский:«Альтист Данилов».

Григорий Безуглый(«Круиз»): «Три мушкетера» Дюма.

Толик Погодаев(«Бунт Зерен»): ««Электрокислотный прохладительный тест» Тома Вулфа. Это — очень точная, практически документальная, без ложного придумывания книжка».

Юрий Наумов:«Я не очень люблю читать книги, потому что не очень люблю получать информацию с помощью черных значков на белой странице. Мне нравится, когда она приходит каким-то иным путем: через треп и тому подобное. Я не люблю литературу, хотя я — профессорский сын, и у нас дома всего навалом. Тем не менее я как-то на автопилоте выскочил на Булгакова и Александра Зиновьева… Булгаков — милосердный человек, он выстраивает ступеньки к тому, чтобы когда-нибудь ты поднялся до Иешуа. В этом смысле жесток Тарковский: не можешь сразу прыгнуть на четыре метра, ну и не рыпайся. Зиновьева же я считаю гениальным, одним из лучших и одним из самых страшных для этой системы писателей…» (Из интервью самиздатовскому журналу «Ура-Бум-бум!».)

Сергей Жариков(«ДК»): «Я художественную литературу давно уже не читаю. А из последних появившихся у нас книг меня больше всего заинтересовала работа пламенного антисоветчика Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска». Классная книга!»

На таком фоне особняком стоит уникальный опыт общения с литературой группы «Ва-банкъ», которая написала целый альбом песен, являющихся как бы саундтреком к рассказу «Нижняя тундра» писателя-постмодерниста Виктора Пелевина. Александр Ф. Склярне раз говорил, что его «Ва-банку» Пелевин ближе всех, особенно его роман «Чапаев и Пустота», после прочтения которого Саша познакомился с писателем и предложил ему написать нечто типа либретто к новому альбому группы. «Конечно, можно было бы взять уже существующий рассказ или повесть, — говорил как-то Скляр, — но нам показалось, что для чистоты эксперимента следует работать с чем-то совсем свежим». Это предложение Пелевина сначала насторожило, но потом в нем проснулся интерес и он написал текст. В итоге совместной работы рок-ансамбля и писателя появился альбом «Ва-банка» «Нижняя тундра», созданный по мотивам рассказа с тем же названием Пелевина. Видимо, под воздействием пелевинской прозы музыка на этом диске существенно отличалась от традиционного «ва-банковского» жесткого ритм-энд-блюза. Саундтрек был выполнен с сильным электронно-компьютерным уклоном, а к живым концертам группа привлекла популярного диджея Дельфина. Несмотря на успех проекта, повторить данный эксперимент пока ни сам «Ва-банкъ», ни кто бы то ни было еще не решился.

Глава без нумерации

Разговор с Великим магистром Ордена куртуазных маньеристов о поэзии

В 1988 году четверо молодых поэтов — Вадим Степанцов, Виктор Пеленягрэ, Андрей Добрынин и Константэн Григорьев — составили и подписали «Манифест куртуазного маньеризма», в котором утверждались задачи возрождения русского литературного языка во всем его блеске, элегантности и языческой веселости, свойственной лучшим образцам отечественной лирики от Антиоха Кантемира до Пушкина, и от Пушкина вплоть до эпохи модерна. Провозглашался полный уход от нездоровой политической сумятицы в умах и на улицах, а также единственный культ, достойный мужчины, — культ Прекрасной Дамы. Нужно хорошо представлять себе то время, когда отечественная литература и искусство буквально задыхались в перестроечно-публицистическом угаре, чтобы понять насколько смелым и радикальным был шаг маньеристов. Когда «перестроечный» рок собирал стадионы ревущих зрителей, они смогли почувствовать скорую кончину питерской рок-революции, а вместе с ней и всей перестройки. И когда знамя упало, Вадим Степанцов оказался готовым подхватить его и продолжить движение. Правда, пошел он, в отличие от питерцев, другим путем, о котором мы однажды и разговаривали с Великим магистром Ордена куртуазных маньеристов в редакции журнала «Русский рок».

— Вадик, вы в своем «Манифесте» говорите о том, что «многие наши поэты могли бы прослыть куртуазными маньеристами» и в своей книжке приводите такой обширный списочек: «Жуковский — маньерист рейнских туманов и пригожих милочек; Батюшков — маньерист веселых аттических снов; Денис Давыдов — маньерист испепеляющей страсти; Вяземский — маньерист вялого волокитства и напускных разочарований; Баратынский — маньерист рефлексии; Языков — маньерист разгула; Аполлон Григорьев — маньерист мятущихся девственниц; Алексей К. Толстой — наикуртуазнейший из всех маньеристов; Некрасов — маньерист страдания; Северянин — маньерист во всем и т. д.» Надо признаться, вы нашли своему Ордену удачное имя: под его знамена можно поставить буквально всех. Ведь каждый поэт склонен манерничать… [6]

Вадим Степанцов: «Да, это правда. Мы в Ордене провели сейчас большую работу: собрали энциклопедию русской куртуазной лирики от Антиоха Кантемира до начала первой эмиграции, до Ходасевича и Набокова. Эта энциклопедия докажет всем: лучшие стихи практически у всех русских поэтов связаны с куртуазным маньеризмом, с тем, что временами называют «легкой поэзией». Может быть, во избежание путаницы с сумрачным маньеризмом XVI века, нам бы следовало назвать наше направление что-то типа «ренессансрокайль», ибо тут находит отклик и жизнеутверждающий пафос Возрождения, и эпоха рококо с ее гедонизмом, декоративной изысканностью интерьеров и бегством в мир пленительных иллюзий, но когда мы думали об этом, именно «куртуазный маньеризм» пришел в голову моему старому приятелю Виктору Пеленягрэ — и дальнейшее варьирование терминов отпало само собой».

«Вы все так много любуетесь всяческими красивостями, что так и тянет процитировать Некрасова, страдальца-маньериста: «…поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…»»