Банда с Молдаванки

Молдаванка — это одесский район. Раньше тут была самая окраина, ее заселяли биндюжники, бандиты, проститутки. Сейчас — это почти центр Одессы, и «на Мясоедовской все давно спокойно, там ходят граждане весьма достойно».

Мясоедовская — это молдаванская улица, на которой живет Игорь Ганькевич, гитарист и автор песен знаменитой одесской группы «Бастион». Здесь же неподалеку живут и другие участники команды. Поэтому их группу натурально называют «Бандой с Молдаванки». Впрочем, ансамбль имеет даже тройное название — «Бастион-Бенцион-Беня Крик» — в честь легендарного предводителя молдаванских молодцов Бени Крика.

Дом Бени тоже рядом, на Костецкой. Маленький по нынешним небоскребным временам, двухэтажный, — он цел. И в нем живут люди. Правда, улица называется сейчас по-другому, но нового названия никто не помнит, так как неприлично переименовывать улицы, о которых сложены легенды и поются песни.

Я знаю историю «Бастиона». Мне рассказал ее Гусар, басист группы и школьный приятель Ганькевича. Гусаром его прозвали за крутые усы, за волосы, просвечивающие сквозь рубашку, и постоянную готовность на любые авантюры. Это история о том, как «Бастион» бросил играть всякую дребедень и заиграл настоящий рок.

Случилось, что у Ганькевича заболел его маленький сын. Стояла терпкая одесская ночь. Гремели дискотеки, кофе лился на брюки и платья, танцующие женщины подставляли свои голодные тела огням светомузыки. Дежурные, оставшиеся в больнице, считали себя неудачниками. Хорошие врачи неудачниками себя не считают. Поэтому диагнозы ставили врачи так себе, и эти диагнозы противоречили друг другу. Мальчик умирал. Его мать лежала рядом без чувств. Тогда Ганя пошел бить больничные окна. Осколки разлетелись, как фейерверк над Ришельевской набережной, а Ганя все бил и бил стекла. И кричал, чтобы вызвали наконец хорошего врача…

Врача вызвали. И мальчика спасли. Но «Бастион», прежний «Бастион», умер. Иллюзорная патетика его песен развалилась, как древний истлевший дом. От одного прикосновения. А что осталось? Юмор! Едва не случившееся несчастье вывело Ганю на орбиту юмора.

Талантливому человеку несчастье может послужить толчком для перехода в иное качество. Некоторое время человек ходит сам не свой, но когда он возвращается в себя, оказывается, что с ним произошли многие изменения.

Вот и Ганя, тщательно осмотрев себя, нашел, что он сильно изменился. Несмотря на охватившее его удивление, он принимает эти перемены как должное, и новая программа «Бастиона» получает название «Ремонт слуховых аппаратов». Ганя слышит мириады новых звуков, видит необыкновенные вещи. Что он живет в рок-тусовке, что она не похожа на окружающее пространство, но что в ней все вместе: «Продам рояль — его не жаль, куплю гитару и педаль. И заиграю, как я понимаю…» Еще Ганя видит, что рок-тусовка возникла не на пустом месте, он находит нить, связующую времена: «Я старый, старый, старый добрый рокер, мой прадед был в «Гамбринусе» тапер…» Новый опыт и новые ощущения Гани постепенно превращаются в рассказы об одесских рок-музыкантах, о родных улочках, о традициях одесского рок-сообщества…

Вот такую историю рассказал мне Гусар. Солнце тем временем упало в море где-то за 16-й станцией Большого Фонтана. Неизвестно как сейчас называющаяся Костецкая погрузилась в сумеречную прохладу, и мы с Гусаром отправились пешком на Дерибасовскую выпить по чашечке кофе. Что-что, а кофе в Одессе отменный.

Запись альбома — это шаг от тусовочного образа жизни к профессиональному.

По всей видимости, первой отечественной рок-группой, попавшей в профессиональную студию, были «Скифы», которые в 1967 году на Киностудии им. Горького записывали музыку для кинофильма «Еще раз про любовь». Музыку для него написал композитор Флярковский, он предложил нашим музыкантам сыграть какой-то кусок, который вошел в фильм, а позже вышел на мягкой пластинке.

Потом «Скифы» сотрудничали с Давидом Тухмановым, записали для него несколько фонограмм. Тухманов, наверное, почувствовал, что они играют именно так, как ему надо. Потом была пластинка с Поладом Бюль-Бюль оглы, она называлась «Дар и квартет гитар». Лидер «Скифов» Юрий Валоввспоминает: «Для того времени это было странно и необычно, потому что тогда все было напичкано либо пропагандистскими песнями в духе «Ленин всегда живой», либо всякими маршами вроде «Марша энтузиастов». Думаю, что даже для таких людей, как Кобзон, пробиться тогда на фирму «Мелодия» было достижением…»

Шел 1968 год. Студий в Москве в то время было уже немало, и, говорят, среди них были очень неплохие студии для записи естественного звука, оркестра или речи. Для них закупались хорошие магнитофоны и просто супермикрофоны, настоящие «Нойманы», такие, какими пользовались при записи «The Beatles».

С другой стороны, новшества, характерные для рока, с трудом входили в профессиональную студийную жизнь, а то и не входили вовсе. «Я помню, — продолжает Юрий Валов, — как мы попали в Государственный Дом радио и звукозаписи на Качалова. Это был анекдотичный случай! У нас у одних из первых тогда появился фузз («фазз» его называли), и оператор, которому было лет пятьдесят, глядя на какие-то приборы, сказал: «Я не могу вас писать, потому что у вас искажения!» И нам запретили пользоваться фуззом, потому что прибор показывал искажения. Это же просто Кафка!»

К сожалению, счастливая студийная история «Скифов» — единичный случай. Отечественный рок 60-х — это взрыв, который сейчас превратился всего лишь в легенду. След сохранился только в воспоминаниях, ведь ничего материального не осталось. Почему вторая волна осталась и о ней говорят? Потому что появилась возможность что-то записывать, даже несмотря на «застой».

Постепенно, даже, скажем, очень постепенно студийная жизнь налаживалась. В 1971 году «Цветы» стали победителями московского конкурса художественной самодеятельности и получили право записать и выпустить на фирме «Мелодия» гибкую пластинку. Этот миньон, в который вошли песни «Звездочка моя ясная», «Не надо» и «Есть глаза у цветов», вышел уже в следующем году. Это была достаточно сложная музыка, с элементами психоделики, рассчитанная явно на посвященных. Тем не менее пластинка разошлась по стране тиражом более семи миллионов экземпляров. Это была первая настоящая рок-пластинка фирмы «Мелодия»!

В 1972 году у «Трио Линник», исполнявшего под акустику красивые американские народные песни, тоже вышла пластинка на «Мелодии», на ней были записаны песня «Ответ уносит ветер» Боба Дилана и русская народная песня «Уж вы мои ветры-ветерочки». Следом вышел и второй миньон «Трио Линник» с двумя песнями начинающего композитора Алексея Рыбникова, работавшего в близкой к фолку манере. А в 1973 году — третья пластинка с двумя песнями Дмитрия Линника. В этой записи приняла участие группа «Машина Времени», и можно сказать, что третья пластинка «Трио Линник» стала также первой пластинкой «Машины Времени».

«Добившись уникальной по тем временам возможности записать пластинку, Дима Линник попросил нашу команду усилить их трио на записи нашим, так сказать, роком, — рассказывал Макаревич. — Мы, конечно, согласились — и просто чтобы помочь, и в надежде увидеть наше название под грифом «Мелодии». До этого мы уже дважды писались на радио и какое-то представление об этом процессе имели, но все равно жутко волновались и нервничали… Прошло немного времени, и пластинка увидела свет. И действительно, на синем конвертике внизу под заглавием «Ансамбль «Зодиак» (так почему-то обозвали себя Линники — не путайте с прибалтийским «Зодиаком») можно было при известном усилии разглядеть строчечку «Инстр. ансамбль «Машина Времени». Это было первое упоминание нашего имени в официальных анналах. И в течение нескольких лет даже такой пустячок помогал нам существовать: в глазах любого чиновного идиота ансамбль, имевший пластиночку, — это уже не просто хиппари из подворотни…»