Мои разговор со стариком водителем по имени Магомед начался с того, что он старательно склеил английскую фразу. Она звучала примерно так:

— В той стране, откуда вы, как называют меня?

— «Товарищ Магомед», — ответила я и попыталась в нескольких фразах передать жизненный эпизод, трогательный, на мой взгляд, и забавный:

— Я была в другой стране, где тоже жарко и красиво. Люди там поняли, что «товарищ» — хорошее слово. Они стали называть этим словом все, что красиво.

Видимо, эпизод показался шоферу вполне естественным. Старик произнес:

— Конечно, хорошее слово — для хорошего, а не для плохого... Товарищ дерево! — старательно сказал он, указывая на баньян, напоминавший дворцовую колоннаду.

Дорога пошла сквозь большую пальмовую рощу. Деревья поражали своей балетной стройностью.

— Товарищ пальма! — сказал шофер, произнеся на своем странном английском языке слово «пальма» так, что оно звучало почти как «Уланова».

Беседа наша стала оживленной. Красавица «товарищ гора» виднелась вдали, над ней сияло голубое «товарищ небо». Нам навстречу шли и бежали ярко-зеленые «товарищи рисовые поля», сари — лиловые, оранжевые, синие и красные, выгоревшие на солнце.

Мы проезжали мимо хижин, под низко нахлобученными на них кровлями из сухих пальмовых листьев; на одной из хижин я заметила грубую вывеску с надписью по-английски: «Гостиница «Де-люкс». (Может быть, местный юмор?..) Нам навстречу неторопливо двигались белые худые волы, запряженные в телеги, напоминающие глубокие деревянные люльки.

В некоторых было столько женщин, ребятишек, вообще всякого люда, что, казалось, возница умудрился втиснуть в «люльку» всю деревню! На рогах у волов блестели металлические наконечники, перевитые яркими бутонами и пышно распустившимися цветами. Возницы восседали сразу же за хвостами волов, сохраняя такую серьезность и сосредоточенность, будто не волами управляли, а сложнейшими агрегатами...

Жаркая Южная Индия, с ее непривычным говором и магически потрясающей природой, улыбалась мне милым, знакомым словом «товарищ», которое с уважением произносил старик шофер.

Мы остановились в местечке Тиропорур, которое, как сказал товарищ Магомед, было когда-то большим городом. Здешнему храму бога Вишну, похожему на ювелирно обработанную скалу, шестьсот лет. От храма веяло вековой тишиной, хотя он курлыкал голубями, примостившимися в его ювелирной отделке. Красное, потускневшее от времени каменное изваяние павлина в открытой каменной клетке стояло напротив храма. Чуть поодаль, в небольшой пещере, виднелось изваяние самого Вишну, обернутое мокрым полотенцем. На голове у бога был венок из живых цветов.

— Красивый бог Вишну! — сказала я уже в пути.

Водитель долго молчал. Наконец старательно слепил продуманную фразу:

— Украшают его люди, заботятся. Значит, приучает к хорошему. Значит, товарищ красивый бог Вишну!

Проехали мимо геометрически строгого прямоугольника — озера, когда-то, наверно, кристально-чистого, а сейчас затянутого тиной. Каменные ступени спускаются к воде с четырех сторон озера. Посреди него — «Место ожидания прихода богов», изящная, как статуэтка, каменная часовня, до сих пор сохранившая свежую белизну.

Проехали мимо храма на горе, куда, согласно народной легенде, каждое утро прилетают два священных белых орла из Бенареса.

Дорога привела нас в Махаталипурам, городок, который семьсот лет назад был крупным торговым портом. Древний солидный маяк кажется хрупким среди скал, похожих на повернувшихся спинами к дороге мощных слонов.

Мне говорили в Мадрасе, что Махаталипурам — место паломничества туристов, что здесь сохранились пещерные храмы, украшенные знаменитой «одушевленной», хиндуистской скульптурой; столь велико искусство древних мастеров, что скульптурные образы кажутся живыми людьми. Наиболее правдоподобно говорили мне, «совсем как в жизни», изображена битва между демоном — буйволом и Дургой — богиней, противоборствующей злу.

А действительность превзошла все ожидания и все описания туристских справочников — незабываемы великие произведения древних индийских скульпторов!

...Стройная, несколько наклоненная, как бы устремленная вперед женская фигура на рычащем льве — богиня Дурга. В напряженно вытянутой руке стрела. Другая рука, сжатая в кулак, откинута назад. Особенно запоминается лицо Дурги, озаренное вдохновением праведной битвы. Перед богиней Дургой — вооруженный кувалдой человек с головой буйвола. На противоположной стене пещерного храма изображен поверженный гигант. Он связан по рукам и ногам, но кажется, что колоссальным усилием воли он сейчас разорвет путы. Удивительно удалось древнему мастеру передать душевное волевое усилие, отраженное в грозной игре мускулатуры.

— В наш век, пожалуй, лишь в ашраме Ауробиндо можно найти высокую гармонию души и тела! — изысканно пояснил гид-хранитель пещерных храмов.

— Замечательный скульптор! — воскликнула я.

— Товарищ скульптор! — подтвердил водитель. Ему нравилась так хорошо наладившаяся беседа. Она продолжалась и в окрестностях Пондишерри, и в самом городе. Только здесь она приняла другой характер.

Шофер Магомед оказался родом из Пондишерри и помнил город еще в ту пору, когда он был колониальным владением Франции.

— При французах так тоже было! — сказал шофер, указывая на убогие навесы из пальмовых листьев и скудную утварь под ними, — Это «Черный город». Так называли его французы. Сами они жили в центре, в «Белом городе».

Под пальмовыми навесами горели электрические лампочки, кое-где звучало радио.

— Так раньше не было! — сказал товарищ Магомед.

Потянулись ряды новых жилых коттеджей, над которыми блистала неоновая надпись по-английски: «Фабричный городок».

— Так раньше не было! — сказал товарищ Магомед.

Теперь наша беседа состояла в основном из двух фраз: «Тогда так тоже было» и «Так раньше не было!». Причем вторая фраза повторялась чаще, чем первая. «Так раньше не было» — это относилось к громкоговорителям, установленным в пальмовых хижинах, к электрическим лампочкам, к «Рабочему центру благоустройства», как гласила вывеска над небольшим желтеньким коттеджем.

— Пожалуйста, взгляните внимательно! — настойчиво предложил мне товарищ Магомед. В голосе старика звучала откровенная гордость, словно он был полным хозяином здесь.

К нам вышла молодая женщина с большими спокойными глазами и широкой спокойной улыбкой. Она говорила по-английски, была учительницей по кройке и шитью в «Рабочем центре благоустройства» и была давней соседкой товарища Магомеда.

— Да, это место, где сейчас находится «Центр благоустройства», раньше называлось «Черным городом», — подтвердила учительница. Она рассказала, что здесь, в районе расположения текстильных фабрик, была при французах забастовка, охватившая всех рабочих. Они бастовали, протестуя против колониальных условий труда. Текстильщики Пондишерри работали тогда по двенадцати часов в день, получая — мужчины 15 рупий, а женщины 10 рупий в месяц, да, именно в месяц! Горсть риса — основного продукта питания в здешних местах — стоила почти полрупии. Колонизаторы французы, много раз в борьбе за господство в Индии заявлявшие, что «французский колониализм лучше английского», расстреливали безоружных забастовщиков.

— Так было! — сказал товарищ Магомед.

Учительница рассказала, что в «Центре благоустройства» есть библиотека, но книг пока мало. Помимо кружка кройки и шитья, есть кружки рукоделия, заботы о ребенке, кулинарии и общей гигиены.

— Садакхи, то есть обитатели ашрама Ауробиндо приходят, помогают нам консультациями, — объясняла она и добавила почти благоговейно: — У них, по словам очевидцев, все гармонично и очень чисто!

Возле «Центра благоустройства» меня потянул за руку индийский мальчуган лет девяти, похожий на задорного галчонка, взъерошенного от своих галчоночьих забот. Вслушавшись в его быстрый местный говор, я поняла, что он хотел показать нам достопримечательности окраины — площадку для детских игр и крохотный, совсем недавно сооруженный бассейн для плавания. Выяснилось, что «галчонка» зовут Анатолий (на юге Индии много христианских имен). В произношении мальчика его имя звучало почти без гласных: Антлий!