— Рупий! Шестьдесят рупий! — завопила «русалка».

— Но это же невозможно! Вы, наверно, шутите! — пролепетала я.

— Шестьдесят рупий! — заорали дуэтом седовласая женщина и ее черноволосая соседка.

Я подумала, что на рыбном базаре Бомбея, наверно, вообще нет старости: у обеих женщин брови были кокетливо подкрашены, а глаза подведены, и у обеих были одинаково луженые глотки!

— Но у меня просто нет с собой таких денег!

Оказалось, что мое признание обладало волшебной силой. Оно превратило радушных «русалок» в гусынь.

— Гоу, гоу, гоу! — загорланила седая владелица рыбы-индюка. Ее азартно поддерживали остальные:

— Гоу, гоу, гоу!..

По-английски это означало: «Уходи! Уходи! Уходи!»

Я так и сделала.

Женщина в белом сари, прелестная ожившая статуэтка, оказавшаяся вместе со мной у выхода из «подводного царства», мягко сказала:

— Они просто балуются. Вы англичанка? Нет? Они приняли вас за англичанку или американку. Они рассчитывали на хороший улов. Они высматривают новичка покупателя так же, как их мужья выслеживают рыбу...

«Русалки» мне понравились, несмотря на мою «ссору» с ними. И понравились еще больше, когда я узнала, что они, представительницы рыбачьих поселений, имеют право считать себя подлинными хозяйками города.

Мне рассказывали позднее знакомые индийские журналисты, что археологические раскопки в районе Бомбея доказали: еще в каменном веке здесь селились пришедшие с юга Индии рыбаки и охотники. Они почитали богиню Мумба Ай. Ее храмы — самые старые из всех существующих в Бомбее, и она же является до сих пор главным божеством городских рыбачьих окраин.

Один из семи островков, на которых были разбросаны древние рыбачьи поселения, носил в ту пору имя богини Мумба Ай. Португальцы, захватившие эту часть Индии в XVI веке, произносили «Мумба Ай» как «Бомбаим». Англичане, захватившие Индию, переделали название Бомбаим в Бомбей.

На фоне трагической истории Бомбея, изрезанной, искромсанной и выжженной битвами племен, возвышениями и исчезновениями династий, нашествиями чужеземцев, заговорами и предательствами победителей и побежденных, таким удивительно живучим выглядит имя богини рыбаков, лишь несколько измененное в названии города!

Рыбачья община Бомбея — одна из самых сплоченных в Индии. В течение долгих лет господства чужеземцев рыбаки дружно отстаивали свои интересы, противились любому постороннему вмешательству в жизнь их общины.

Из поколения в поколение передаются здесь обычаи и обряды, традиции смелости и отваги, традиции мужественной борьбы с природой.

...Почему не взглянуть на длинную историю борьбы индийского народа за свою страну, за ее свободу и независимость сквозь задорную сценку на рыбном базаре?! «Русалки» с темпераментом футболистов кричали покупательнице, разговаривавшей с ними по-английски: «Гоу! Гоу! Гоу!..» Как же великолепно, наверно, орал и шипел Бомбей на английских солдат, убиравшихся восвояси в 1947 году через «Ворота в Индию»!

Представляю себе тогдашнее «Гоу! Гоу! Гоу!».

Председатель агентства Франс Пресс в Дели индиец Кришна Кумар сказал мне:

— Вам непременно надо посмотреть «Бель роз»!

«Бель роз» по-французски прекрасная роза.

Я представила себе большой, яркий, тяжелый от влаги и зноя цветок.

Вскоре меня пригласили в одну из деревень района Фаридабад. Там встретило нас смешение эпох. Желтовато-белые, как громадные статуэтки из слоновой кости, коровы; собаки, почему-то похожие на кошек... Крохотный бассейн — каменное корытце, куда собиралась вода из колодца, прежде чем питать поля сахарного тростника вокруг фермы... А в домике из красных кирпичей, крытом сухими стеблями тростника, оказался отличный радиоприемник и мощная лампа-рефлектор, которую потом вынесли под открытое небо.

Домик и все поля вокруг принадлежали богатому шестидесятипятилетнему фермеру, пенджабцу по рождению Лакхи Сингху. На ферме работала вся его семья: жена, два сына и семидесятипятилетний отчим. А во время уборки сахарного тростника семья нанимала еще нескольких работников.

Лакхи Сингх спросил у меня, есть ли в СССР такие хозяйства, как его ферма. И покачал головой — жест, означающий у индийцев согласие или одобрение, — услышав, что есть хозяйства значительно большие. Лакхи Сингх поинтересовался, как у нас проводится уборка урожая, какие новые сельскохозяйственные машины появились на полях нашей страны. Я рассказывала, и слушал уже не только Лакхи Сингх, но и вся его большая семья. Подсев к нам, люди мерно качали головами.

Сначала спрашивали меня мужчины, потом почти совершенно те же самые вопросы начали задавать женщины. Жена индийского журналиста, с которой я приехала в деревню, тихо объяснила мне, в чем дело: согласно традиции, ужинать должны были в первую очередь мужчины и мы, гости из города, а затем уже женщины, хозяйничавшие здесь. Расспрашивать гостей, проявляя любознательность и любопытство, откровенно разглядывать гостей не считается зазорным в современной индийской деревне. Но до сих пор считается крайней невежливостью проявить нетерпеливое желание поесть. Женщины из семьи Лакхи Сингха задавали мне вопросы из соображений утонченной вежливости: дабы никому не пришло в голову, что они хотят поскорей накормить других и поесть сами!

Нас угощали жирными лепешками и сладкими блинами. Лакхи Сингх и другие мужчины то и дело отрыгивали. Так, согласно обычаю, они хвалили хозяек за богатое угощение.

Как нередко случается в любом уголке земли, когда собираются вместе доброжелательно относящиеся друг к другу люди, кто-то запел.

Песня звучала пронзительно, звуки громоздились друг на друга то ритмично, порой напоминая западные мелодии, то превращаясь в сплошной хаос звучаний, в некий музыкальный лабиринт, где непривычный слушатель терял какую бы то ни было путеводную нить.

Казалось, поет не один человек, а щебечут, звенят, куражатся, заливаются трелями, издают предостерегающие крики стаи голосистых птиц.

Лакхи Сингх и его родичи слушали певца восхищенно, полуоткрыв рты... Песня замерла на полутоне.

Мне объяснили, что она повествовала о двадцатидвухлетнем народном герое Бхагат Сингхе. Английский полицейский Саундерс зверски расправился с вожаком народно-освободительного движения Пенджаба, человеком преклонных лет Лаланджапатом. Бхагат Сингх и два его товарища решили отомстить англичанину — они убили Саундерса. Бхагат Сингх был заточен в тюрьму и приговорен к смерти. Отец юноши пытался добиться помилования сына. Бхагат Сингх написал из тюрьмы:

Молодой герой по приказу английских властей был повешен...

Потом мне рассказали, как в 1919 году в Амритсаре на площади Джалиан-Вала Баг стихийно начался политический митинг. По приказу английского генерала Дайера были расстреляны все собравшиеся. Не пощадили даже детей.

— Теперь история Индии изменилась, — заключил старый крестьянин свой рассказ.

...Тут, в деревне, я увидела «прекрасную розу», о которой впервые услышала в Клубе журналистов.

— Я должен вам кое-что показать, — сказал хозяин фермы.

Он повел меня к темным строениям. Вечерело. Днем на землю опрокинулся обычный для этой поры года ливень — почва под ногами была набухшей. Я поскользнулась и чуть не натолкнулась на что-то большое, металлическое.

— Осторожней! — на ломаном английском языке сказал хозяин фермы. — Это «Белла Росса».

Не «Бель роз», а «Белла Росса»! Здесь стоял наш трактор! Хозяин зажег слабо моргающий фонарик. Корпус трактора украшало фабричное клеймо «Беларусь» МТЗ. 45 л. с».

Огонек фонарика, задорно подмигивая, освещал трактор, который — это сразу было видно — работал тут, как говорят, не за страх, а за совесть. И Лакхи Сингх похлопал трактор, как хлопают доброго жеребца.