– Калеб, чем могу помочь?

– Есть ещё фотографии, где ты с уборщицами? Дейв смеётся во всё горло.

– Ха-ха. Да, парочка осталась. Нужны?

– Те же деньги?

– Угу. Для друзей как обычно. Что ещё?

– Как бы достать материал пожёстче?

– Дальше не продолжай, Калеб. Ни слова. Я переговорю с девочками.

Калеб улыбается себе, и кладёт трубку. Дейв сделает всё в лучшем виде. В каждом концлагере должен быть такой человек, который может порулить всякие вопросы.

Калеб прокручивает в голове события дня. Долгий день, зато насыщенный. Всё было прекрасно. Кроме разве что концовки. Но теперь он знает о чувствах Анжелы, так что в другой раз всё получится. Пускай огонь разгорится. В «Капри» садится всем довольный мужчина. Он чует запах победы. Теперь позаниматься с Рози, взять навынос пиццу и пару пинт, и он будет готов к новому дню. Свеж телом и духом. Попёрло!

Уильяме Милый В.М. и Рис Мерзкий смотрят в полном и абсолютном изумлении, как Калеб открывает банку персиков. Выпивает сок, а потом выливает туда банку сгущёнки. Руками достаёт дольки персиков и отправляет в рот. Голова откинута, как у тюленя. Калеб наблюдает, как они смотрят на него, разинув рот. Странные ребята. При предложении угоститься энергично крутят головами.

– Спасибо, Калеб. Не в этот раз.

– Рис, старина, а ты?

Мерзкий В.М. смотрит с отвращением.

– Да чтоб я что-то взял у вас, мистер Дак! Вы позорите свою профессию!

Видно, откуда взялось его прозвище.

– Ты бы обсудил этот вопрос с моим врачом, а, Рис! Это он мне посоветовал. Я не могу сходить по большому уже недели три!

Уильяме искренне обалдел. На лице маска сочувствия.

– Господи Боже! Ты что, парень, серьёзно?

– Можно ожидать самого страшного. Вспомните, что было с Элвисом.

Рис встревает, чтобы обратить дело к своей пользе.

– Тогда, ради Бога, почему бы вам не взять больничный и не разобраться со здоровьем?

Калеб смотрит ему в глаза. Пусть поймёт, что на него наехали. Передразнивает его акцент.

– Потому что, Рис, в отличие от вас, я переживаю за учеников. Если я сейчас оставлю их одних, они разнесут школу и отстанут в обучении!

Рис прикалывается. Вот же язвительный ублюдок.

– Похоже, ваше присутствие не мешает им преуспеть

по обоим направлениям!

Калеб не верит ушам! Фонтаном извергает полупережёванный персик изо рта. Наглый валлийский хуятор бросает ему вызов!

– А что, Рис, слабо повторить эти слова ещё раз? За школьным забором?

Уильяме Любезный чувствует напряжение. Призывает обоих к миру.

– Послушай, Калеб. У нас проблема. На следующей неделе приезжают инспектора Офстеда. И они на раз могут нас закрыть*.

* В своём самом нашумевшем докладе об образовании «Хитрости Торговли» на странице 65 Стокгаузен высказывается в адрес инспекторов Офстеда. Цитата: «Что, учителя в наши дни столь плохи, что им приходится вычитывать громадные тома околопедагогической лабуды единственно на случай инспекции Офстеда? Есть что-то странное в стремлении описать каждый шаг. Закидать многозначными сентенциями инспекторов и их фобии, и важность конкретного урока. Лично я до хуищи их перестрелял!»

Рис Мерзкий вставляет своё слово.

– Что значит, каждый должен внести свою лепту! Включая вас, Дак!

– А именно?

– А именно: все заведующие кафедрами должны приняться за дело! Распечатанный учебный план на каждый предмет! В соответствии с Национальным Учебным Планом! С Программами Обучения и Образовательными Целями! Вот что именно!

Взгляд Калеба наполняется дикой злобой. Лицо его ходит ходуном.

– Чего тебе не так-то, Рис?

– Господи! Поверить не могу! Я как со стеной говорю! Ты мне ни хрена не так! Ты ни хрена не написал из того, что я у тебя просил! Прикинь, на кону работа всех учителей! Не знаю, как ты, а мне надо кормить жену и детей!

Калеб пылает гневом. Удар ниже пояса. Рис вытаскивает его личную жизнь на всеобщее обозрение. Может, это он сосватал Свита. Намекнул ему, что Кай свободна.

– Так это ты сказал ему, что моя баба простаивает! Ах ты подлый засранец! Я блядь тебе шею переломаю!

Калеб пулей выскакивает из кресла и тянется к горлу Риса. Уильяме Милый поднимает руки и вклинивается между ними. Рис отступает. Идёт к двери. Тычет дрожащим пальцем.

– Дак, ты псих! Сумасшедший! Тебе надо сходить к психиатру, пока ты не натворил дел!

В раздражении он уходит. Калеб потихоньку берёт себя в руки. Откидывается в кресле и бросает в рот кусок персика. Уильяме Милый закуривает. Дрожит, как лист. Теперь, когда Мерзкий В.М. ушёл, атмосфера стала более спокойной и расслабленной. Калеб и нервничающий директор сидят лицом к лицу и обсуждают проблемы мира. Ирландия, Саддам и союз регби. Последний провал Лейбористов. Уильяме прячет беспокойство за кольцами дыма. Осторожно наводит справки насчёт Кай и детей. Спрашивает, как у них дела. Калеб говорит, что всё в порядке, и разговор переходит на его телесное здоровье.

– Калеб, ты точно не хочешь взять больничный? Пока не поправишься?

– Нет, нет! И слышать не хочу. В преддверии Офстеда я должен быть на работе. Не могу представить, как бы я бросил вас в такой момент.

Уильяме не может скрыть горькое разочарование. Кольцо дыма уже у него на губах. И тут он вдыхает и давится им. Приступ кашля заставляет его задуматься. Потом с напряжением:

– Уважаю твои взгляды, Калеб. И дети тебя боготворят. Гринвуд – живое тому доказательство. Его мать постоянно мне названивает и восхваляет тебя! Думаю, она тоже малость тронутая, потому что сказала, что двадцать фунтов в семестр – малая цена за образование юного Гэри. Я не понял, откуда она взяла эту цифру. А ты?

Длинный крючковатый нос этого хитрого валлийского орла медленно поворачивается в сторону Калеба. Прищуренные глаза высматривают правду. Уильяме Милый в лучшем виде. Потрясающий человечище. Пытается забить баки, но Калеба не проведёшь.

– Есть мысль, что Гэри мамочку обманывает, мистер Любезный, забавно он придумал, вы вкуриваете?

На этот раз Уильяме выпускает кольцо дыма. Косит глазёнками.

– Точно! Так всё и есть. Ну, если они оба довольны ситуацией, я помолчу. Ну так как, Калеб?

– Что так как?

– Наши дела с Национальным Учебным Планом. Можешь всё-таки написать? Чтобы эти ублюдки из Офстеда просто отвалили. И чтобы Рис тоже был доволен?

Калеб стильно всасывает последний персик. Обдумывает просьбу. Благосклонно улыбается директору.

– Легко, сэр. Будем играть по правилам? Маркиз Квинсбери, вся эта херотень!

Снова Уильяме не понимает, что хочет сказать Калеб. Списывает на пробелы в своём валлийском лингвистическом образовании, но решает считать это согласием. Три кольца дыма вылетают, знаменуя договорённость. Он встаёт из-за стола и подходит к Калебу. Тянет руку. В покровительственной манере. Калеб вскакивает на ноги. Щёлкает каблуками и вскидывает правую руку. На волосок промахивается по Уильямсу.

– Яволь, майн херр!

Поворачивается на каблуках. Чеканя шаг, выходит из комнаты. Уильяме обессиленно падает в кресло. Инспекция Офстеда нагнетает давление. Если они захотят, то уничтожат его, а он в курсе, что они захотят. Надо, чтобы весь персонал работал сообща. Каждый на двести процентов. И сам он тоже. Все, кроме одного. И от этого одного разит неприятностями за версту.

Уильяме серьёзно переживает за состояние психики Калеба. Зря он вообще взял Дака на работу. В отчаянии упирается лбом в ладони. Локти на столе. Его самоуважение стремительно падает. Авторитет рушится. Весь город будет перемывать ему кости, если школа не пройдёт Офстед. Унижение по всем газетам! Он не знает, вынесет ли это давление. Оказывается, он не настолько крепок, как считал.

Калеб уходит из главного здания, заново наполненный энергией. Переговоры прошли лучше, чем планировалось, и он выторговал своим ребятам хорошие условия. Никаких больше споров о цене и условиях. Теперь, наконец, можно взяться за задание, возложенное на него Богом.