Я не только мечтал о Вторнике. Я изменил свою жизнь. После восьми месяцев борьбы за должный уход в Бруклине я отправился в Манхэттенский госпиталь УДВ. До него дольше было добираться на метро, но зато я наконец-то нашел отличного лечащего врача, схему медикаментозного лечения, которое соответствовало моим травмам и симптомам ПТСР, и терапевта (бывшую служащую морской пехоты) — эта женщина слушала меня и понимала, через что я прохожу. Вместо того чтобы читать навевающие уныние новости о войне, тем летом я искал в Интернете информацию о собаках-компаньонах и пялился на фотографии золотых ретриверов. Я сильно продвинулся в своей новой страсти: ночь за ночью просиживал в Сети, просматривая собачьи ролики на «YouTube». Несколько прошлых лет я не чувствовал себя так хорошо, как осенью 2008 года, когда президентская кампания постепенно включала высшую передачу. Лозунг Барака Обамы той осенью был «Надежда и перемены». Если вы не понимаете, почему эти слова так много значили для меня в то время, тогда вы не понимаете, что я пережил за предыдущие пять лет.

Я приехал в СКВП вечером 3 ноября 2008 года, накануне президентских выборов. Многим ветеранам первый день дается непросто. Например, мою подругу Ким (с ней я познакомился в больнице для раненых ветеранов в августе 2007 года, когда уходил из армии) служба в ВВС сильно подкосила. Мы переписывались по электронной почте, частенько намеком касались этой темы. По моему настоянию Ким подала запрос в СКВП, и ее взяли через год после меня. Когда моя подруга приехала в Доббз Ферри, то долго не решалась войти внутрь. Ждала на стоянке, ходила взад-вперед и чуть не плакала.

Наконец, Ким просунула голову внутрь и прошептала Лу Пикар:

— Это что, щенки?

Конуры стояли в дальней части зала, и там были молодые золотые ретриверы, миниатюрные копии Вторника и его братьев и сестры.

Лу кивнула.

— Хочешь на них посмотреть?

Ким подошла к конурам и, не сказав ни слова, улеглась на пол рядом со щенками. Она пролежала так час, плача и обнимая собак.

— Я готова, — наконец сказала она.

Психологические проблемы у меня были похожие, но в СКВП я повел себя совсем иначе. По пути туда, в электричке, я чуть не парил от радости. Вместе со мной в программе участвовали три других изувеченных ветерана, мы должны были жить вместе, в маленьких квартирках в задней части тренировочного комплекса (там должны были завязаться наши отношения с собаками). Раньше такая перспектива напугала бы меня до смерти. В конце концов, я не был знаком с этими людьми, мы были абсолютно разными. Сержант Мэри Дейг, девушка из Монтаны, потеряла обе руки выше локтя. Младший сержант в отставке Эндрю Хэнсон, тихий солдат из Миннесоты, лишился ног в результате взрыва самодельной бомбы. У отставного штаб-сержанта Рикки Буна, общительного афроамериканца из города Йонкерс, были повреждение позвоночника, ПТСР, ирокез и два ортопедических аппарата, без которых он не мог ходить.

И все же стоило мне с ними познакомиться, как с этими абсолютно чужими людьми я впервые за долгое-долгое время почувствовал себя спокойнее, чем с кем бы то ни было. Может, дело было в том, что рядом были собаки. Может, нас связало боевое братство. А может, нас сблизили выборы, о которых мы горячо спорили (Мэри и Эндрю против нас с Рикки). А может, дело было просто в надежде. И в переменах.

Все уже давно легли спать, а я до четырех утра смотрел, как СМИ освещают выборы. Ничего стоящего никто не говорил, но заснуть я не мог. Неважно, кто победит, ведь завтра Джордж Буш, главный автор и вдохновитель иракского фиаско, уйдет со своего поста, и затяжной кошмар для страны и для меня все-таки кончится. И я познакомлюсь со своим псом.

Действительно, надежда и перемены.

Если бы все было так просто!

Собаки были необычные. Это стало ясно в тот самый момент, когда воспитанники СКВП вошли в зал. Блестящая шерсть, сияющие глаза, идеальная осанка, как у конкурсантов на собачьей выставке. Когда они вошли, умолк шум, прервался разговор, казалось, само время остановилось. Полгода я представлял себе этот миг, мечтал о собаке, которая изменит мою жизнь, но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания. Открылась дверь, вошел пес бок о бок с подростком, и я не мог отвести глаз от животного. В его манерах не было ни суетливости, ни неуверенности. Он был сама непринужденность. Через секунду точно так же вошел второй пес. И еще один. И еще. Я вместе с другими ветеранами сидел за столом посреди главного зала СКВП, зажав в руке брошюрку с инструкцией, которую мы изучали, и в благоговении смотрел на собак: они обошли нас и по короткой команде «запрыгивай» умостились на своих зеленых ящиках. Когда они сели, никто не издал ни звука.

Четыре золотых ретривера, один черный лабрадор и один золотистый. На всех псах были жилеты и огромные шлейки для обучения, но животные их как будто не замечали. Они по обыкновению уселись на свои ящики, ожидая команды, словно этот парад перед незнакомцами был в порядке вещей. Последние три месяца ежедневные занятия начинались в один и тот же час, так что для собак тот день действительно ничем не отличался от предыдущих, но для меня, Рикки, Эндрю и Мэри мир остановился, когда псы вошли в зал. Нечто подобное чувствуешь, когда твоя невеста идет к алтарю. Этот момент растягивается, и какая-то часть тебя хочет, чтобы он длился вечно, — чтобы ты мог восхищаться каждой мельчайшей черточкой женщины, которая станет спутницей твоей жизни. А другая часть тебя хочет подбежать к ней, обнять и сказать:

— К черту свадьбу! Поехали отсюда, прямо сейчас, только ты и я!

Золотистый лабрадор предназначался Мэри. Так как девушка потеряла обе руки выше локтей в результате взрыва самодельной бомбы, ей нужна была понятливая собака, которая будет слушаться голосовых команд и которую не нужно будет понукать, натягивая поводок. Реми была застенчивая самочка, маленькая и милая. Ее дрессировали для работы на поводке, прикрепленном к поясу Мэри, и учили приносить разнообразные предметы. Реми явно хотела получить партнера, и у них с Мэри мгновенно возникла связь. С минуты знакомства собака не отходила от девушки и смотрела на нее нежными глазами.

Я хотел такой же связи со своим псом. Особых моментов единения. Мгновенной симпатии и дружбы. Но мне не нужна была покорная собака вроде Реми. Я упрямый, самоуверенный и амбициозный, именно этих качеств я искал в собаке. Я хотел получить общительного лидера, который лучился бы энергией и внушал уважение. Чтобы люди смотрели на моего любимца и видели в нем воплощение того, каким я хотел стать: уверенным в себе и обреченным на успех.

Но больше всего мне нужно было воодушевление собаки. Я отгородился от всех и вся еще до того, как переехал в Нью-Йорк. Даже с родными держал дистанцию, замкнувшись в себе. Больше года не прикасался к живому существу. Я жаждал обнять пса, прижать к груди и почувствовать, как моя любовь возвращается ко мне, стократно преумноженная. Каких усилий мне стоило в то утро удержаться от этого порыва и не броситься обнимать собак! Каждый из нас хотел именно этого: поиграть, погладить и ощутить эту связь с животным.

Вторник, казалось, для такого мало подходил. В то утро он был сама сдержанность. В первый день мы провели с собаками всего два часа — по полчаса с каждой, а в перерыве короткие инструкции Лу. Мэри уже подобрали партнера, а нам еще предстояло определиться. Лу должна была понаблюдать, как мы работаем в паре, и на четвертый день решить, какой пес кому лучше подходит. В первый день нужно было привыкнуть к поводку в руке и выполнять основные двадцать команд.