— Уважаемый поэт, вас ждут на кофе в гостиной, — услышал он и открыл глаза.

На пороге его комнаты бесцеремонно красовалась Лиза.

— Вера Сергеевна сегодня пораньше с работы освободилась, видимо ради вас, Павел Сергеевич, — с явной издёвкой пояснила она, — ей не терпится с вами увидеться.

— Спасибо, Елизавета, как вас там по батюшке?

— Лиза, просто Лиза. Я же прислуга.

— Если вас так смущает ваш социальный статус, то к чему оставаться на такой работе? Я тут тоже на условиях найма, — сказал Словцов и демонстративно направился в ванную.

Ополоснув лицо, он спустился в гостиную, там было пусто. Вера появилась через пару минут, одетая в спортивные брюки и просторную футболку. При этом она на автопилоте, засунув руку в широкий рукав, как фокусник вытащила из него бюстгальтер. Под футболкой прыгнули ягодки сосков. Павел слегка опешил от такой непосредственности.

— Прости, — Вера поймала его взгляд, — просто я дала себе слово вести себя так, как обычно веду себя дома.

— Да нет, ничего, просто я подумал, а вот трусики также через одну штанину нельзя вытащить?

На минуту Вера замерла, пытаясь вникнуть в смысл его фразы и определиться, как относится к такому свободному выражению мыслей, а потом засмеялась. В конце концов, она рассчитывала, что «интерьер» будет остроумным.

— Мне определённо нравится твоя ирония. Оригинально. Сейчас будет кофе, — она демонстративно бросила бюстгальтер за одну из дверей, — а потом ужин. Я сегодня читала твои стихи, подбросили сборник да в Интернете накопали. Хочу спросить — почему ты бросил писать?

— Я не бросил, бросают пить или курить, я просто переместился в иные обстоятельства. Депрессия. Ленивый ум не посещает вдохновение, как говорил великий Пушкин, но и вымучивать из себя пусть даже причёсанные, умелые строки сродни получению огня посредством трения, когда у тебя в кармане зажигалка. Просто в ней кончился газ. Надо заправить.

— Что для этого нужно? Впечатления? Муза?

— На этот вопрос нет точного ответа. Может, ангел должен махнуть крылом…

— Поэтично.

В гостиной появилась Лиза с двумя чашками кофе. Поставила их на стеклянный стол в центре и спросила:

— Бутерброды подать или всё-таки подождёте ужина?

— Ты как, Павел? — переадресовала вопрос хозяйка.

— Пока обойдусь кофе.

— Я буду готовить по желанию или по графику? — с выпяченной обидой спросила Лиза у хозяйки и тут же вышла, а Павел спросил шепотом:

— Не боишься, что тебя когда-нибудь отравят?

— Нет, — улыбнулась Вера, усаживаясь в кресло напротив, — если со мной что-нибудь случится, она останется ни с чем. Напротив, с каждым годом моей жизни пособие Лизы и её пенсия в процентном отношении растут. А уж её меркантильность способна приглушить в ней любую ненависть.

— Умн о.

— Напротив, банально.

— Но почему тебе пришло в голову нанять на работу любовницу своего мужа?

— О, это старая, немного глупая и немного печальная история. Однажды я не смогла из-за болезни поехать с ним на турецкий курорт. Сама же настояла, чтобы он ехал, у него уже начался синдром выгорания на работе. Георгий долго не соглашался, но, в конце концов, мне удалось его убедить. Он поехал с друзьями. В какой-то из дней они крепко поддали и, разумеется, оказались в компании охотниц. Есть такие, специально ездят на курорты зацепить бизнесменов, если не навсегда, то хотя бы для оплаты накладных расходов. Утром он проснулся в постели с Лизой. Ты уже заметил, что внешними данными природа её не обидела. Фигурка-то йо-хо-хо! Короче — банальный курортный роман. Всё бы ничего, но через месяц Лиза появилась в его офисе с претензией на беременность, и мой бедный Зарайский вынужден был положить ей ежемесячное денежное содержание, о котором я узнала уже после его смерти. Сначала обратила внимание на девоньку с ребёнком на кладбище. А потом она пришла сама — ибо ей оставалось либо на панель, либо… в общем ничего ей не оставалось, как только не попытаться предъявить хоть какие-то права. К приличным ежемесячным пособиям она уже привыкла и неплохо на них жила. Тем более, у неё на руках был наследник. Астахов всё проверил. Получалось — правда. Я спросила его, что делать? Он ответил просто: врага либо уничтожают, либо хорошо контролируют, либо делают другом. И тогда я приняла волевое решение: подписать с Лизой договор о разграничении претензий на собственность, ребёнка я решила взять на воспитание, ну, там, элитный детсад, элитная школа… Честно говоря, сама до конца не знаю, что мною тогда больше двигало: желание избавить себя от конкурентки или всё-таки в коей-то мере жалость. Ведь она, в отличие от меня, одарила его наследником и даже назвала в честь него. Так у меня появились домработница и воспитанник. За эти годы я привыкла к её характеру и прирученной ненависти ко мне. И, что важно, нам обеим есть, что предъявить покойному Зарайскому.

— Ей есть, за что тебя ненавидеть, — ухмыльнулся Словцов.

— А мне? — резонно заметила Вера. — Так или иначе — светская львица и дикая тигрица ужились вопреки всему. Теперь, когда её нет, я даже как-то скучаю.

Вера взяла со столика пульт дистанционного управления и направила его на стену.

— Только не телевизор! — взмолился Словцов.

— Не беспокойся, это камин. Автоматика такая, что загорается и тухнет от нажатия кнопки.

— М-да, сервис… И сколько может стоить такой домище?

— Не поверишь, но я взяла его по дешёвке. Говоря нынешним сленгом, мне его «слил» один местный чиновник, который любовно складывал его по кирпичику, а потом испугался получившейся в результате роскоши. Ему бы пришлось выбирать: либо дом, либо карьера, а то и матросская тишина. Он выбрал второе, а я первое. Я только кое-что поменяла, достроила…

— Занимательно, но вернёмся, если не возражаешь, к истории для мыльной оперы. Но где в этом бразильском сериале ребёнок? — Словцов выразительно огляделся по сторонам. — Ему сейчас лет семь? Должен скоро в школу пойти?

— У бабушки в Москве. Ходит в элитный класс элитной гимназии. Местный климат ему не подошёл. Георгий Георгиевич здесь часто болел, и Лиза сама попросила меня отправить парня в Москву. Мне, как ты понимаешь, это только на руку. Каково смотреть каждый день на последствия измены своего мужа?

— А сама с ним не поехала? Странно как-то… Хотя, думаю, догадываюсь: ему, наверное, полагается часть твоего состояния?

— Фигушки, — улыбнулась Вера, — в завещании Зарайского — ни слова. Он его не усыновлял. Поэтому, полагаю, тебе понятно, почему Лиза предпочитает оставаться здесь. Держит руку на пульсе, тем более что я младшему Георгию всё же кое-что на жизнь и образование в банк положила. Другое дело, что Лиза этими деньгами воспользоваться не может. Астахов и юристы просто умело закрепили ситуацию. Но, в принципе, Лизе и так не кисло: работа — пару раз в день приготовить, пару раз в неделю прибрать дом, пару раз в неделю съездить по магазинам, а остальное время — пялиться в телевизор и болтать по телефону. Тем более что в любое время она может съездить, куда ей хочется, включая любые курорты, где уже она может развлекаться с такими же охотниками, какой была сама. В общем, вот такой у нас пакт о ненападении, и, знаешь, если от любви до ненависти один шаг, то и в обратном порядке ходы возможны. Время лечит, время учит… И у нас теперь что-то типа незамутнённой взаимными восторгами дружбы, в которой каждый знает своё место.

— Умн о, — второй раз за время беседы оценил Словцов. — Честно говоря, я всегда думал, что там, где крутятся большие деньги, вращаются и большие подлости, неприятности и прочий негатив. Люди не понимают бессмысленности любого накопления.

— Любого? Что ты под этим подразумеваешь?

— Всё, кроме духовного самосовершенствования, к которому, как показала жизнь, я и сам оказался не способен. Любое накопление — тлен. Если не сегодня, то завтра.

— Даже интеллектуальное?

— А что, русская интеллигенция — это ли ни яркий пример горя от ума? Весь вопрос в том, что можно взять с собой на тот свет? В дни беспросветной депрессии я много думал о смерти, мысль моя не нова, смерть обнуляет любое накопление. Даже если тебя положат в золотой гроб в костюме от Кардена, это уже ничего не будет значить. Человеческая память? Миллионеров в основном помнят по их экстравагантным, экстравертивным выходкам, даже не по добрым и благотворительным делам, если им довелось совершать их при жизни. Тут уж Спаситель четко определил — легче верблюду в игольное ушко, нежели богатому в рай.