Сейчас к нему подойдёт один из охранников по имени Володя… Но ещё можно от всего отказаться. Ксерокопия паспорта ни к чему не обязывает. В конце концов, Павел успокоил себя тем, что, выбрасываясь из окна старой жизни, он абсолютно не предполагал никакой другой. А значит, обретая нечто новое, ничего не терял, ибо прошлое вызывало в душе неиссякаемую тоску да, к тому же, обиду на самого себя.

«Ну вот, первую глупость за сегодняшний день сделала, — подумала Вера Сергеевна, когда за спиной Словцова закрылась дверь, — хотя мужик-то вполне приличный, даже симпатичный. Конечно, судя по внутреннему настрою, на тесто похож, но главное, голова на месте… Ну не искать же себе партнёра по одиночеству на дурацких вечерах «для тех, кому за тридцать»!?»

Минут десять она пребывала в созерцательной задумчивости, смотрела внутрь себя. Последний год принёс Вере Зарайской, помимо космических прибылей, синдром выгорания на работе, новые неприятности со старыми врагами, полученными по наследству от покойного супруга, вымораживающее душу одиночество и парадоксальное желание уединиться ещё больше. Ленка Солянова, подруга ещё со студенческой скамьи, узнав о том, что Зарайская намерена бросить всё и куда-нибудь уехать «доживать, проживая заработанное», запричитала: да разве так можно, да многим бабам во сто крат хуже, да найди ты себе приличного мужика, вон, сколько женихов к тебе в очередь стоят!.. Но невозможно было объяснить подруге, что даже человека-интерьера Вера опасалась, ибо привычка быть одной была куда сильнее, чем здоровый интерес к противоположному полу. При этом ей были одинаково противны налитые мышцами идиоты и самовлюблённые удачливые бизнесмены, в то время как очкарики-ботаники пугали собственными внутренними противоречиями. Ленка же всё понимала по-своему, чисто по-бабски, и настаивала: в конце концов, просто найди товарища по несчастью, такого же одинокого. На замечание о том, что все они, по меньшей мере, стремятся, если не к завладению капиталами холдинга, то к объединению их со своими собственными, Ленка сказала следующее: а ты купи себе нормального (это какого? где такого взять?) мужчину! Ну не купи, так найми. Чтобы развеял или защитил уже состоявшееся одиночество. И сделай это, исходя из элемента случайности. А там бери быка за рога, если только заметишь, что он не рождён для бизнеса. Купи свою полную противоположность! Хватка-то у тебя есть! А уж то, что любой нормальный по половому признаку мужик западёт на Веру Зарайскую, Ленка гарантировала так, что готова была поставить на кон свою парикмахерскую для vip-персон. Она же придумала объявление в одном единственном экземпляре и договаривалась с редакцией. Сама Елена Солянова была счастлива замужем за теперь уже бывшим военным лётчиком, в отличие от бездетной Веры Сергеевны воспитывала трёх детей, и ещё умудрялась завидовать Зарайской, сетуя в сауне на свою обвисшую грудь, целлюлит и варикоз. Когда Виктора, мужа Лены, отправили в отставку, она без лишних раздумий согласилась рвануть на север, где ей предстояло воплотить свою давнюю мечту: открыть кофейню или парикмахерский салон. На деньги Зарайской ей удалось и то, и другое.

— Сработало, — сказала Вера, набрав номер мобильного Соляновой.

— Кто он?! — радостно выкрикнула в ответ трубка.

— Поэт, — усмехнулась Вера Сергеевна, а далее процитировала самого Словцова, — Словцов Павел Сергеевич, сорок, вэ-о филологическое, без вэпэ, рост сто восемьдесят три, единственное увлечение — творчество, без определённого рода занятий и места жительства… И это… кандидат филологических наук.

— Во какой нынче народ на дорогах валяется, — изумленно резюмировала Ленка. — Он согласился?

— Вроде да.

— Когда покажешь?

— Давай завтра вечером, сегодня хочу сама к нему присмотреться.

— Ну он хоть не урод?

— Да нет, но и не голливудской закваски. У него в уголках глаз такие морщинки вразлёт, что кажется, он ко всему на свете относится с иронией.

— Лишний вес?

— В норме.

— Блин, мне не терпится посмотреть.

— Потерпишь. Если окажется не то, я тебе его отпишу актом безвозмездной передачи. Будешь стричь в парикмахерской. За такие деньги хоть налысо!

— Налысо сейчас модно. Может, действительно, пошлёшь его мне в салон, сделаем из него человека…

— Успеется. Ну, пока, мне ещё Астахова озадачить надо.

Через минуту после вызова в кабинете появился агент для специальных поручений, начальник охраны, полковник КГБ в отставке, Андрей Михайлович Астахов. Вера Сергеевна положила перед ним на стол ксерокопию паспорта Павла Словцова.

— Вот, Михалыч. Узнай всё.

— Сроки?

— Чем быстрее — тем лучше. И полная конфиденциальность.

— Первое — постараюсь, второе — профессиональное. Ещё что-нибудь, Вера Сергеевна?

— Ничего.

Когда за начальником охраны закрылась дверь, Вера велела по селектору никого к себе не пускать и погрузилась в глубокую задумчивость. Лёгкий озноб заставил её поёжиться и с надеждой посмотреть на невыпитую при Словцове рюмку коньяка, но вставать с кресла и идти к журнальному столику не хотелось. Мысли о том, какую странную и нелепую она затеяла игру, путались в голове с планом работы на день. До последнего мгновения она не верила в то, что кто-нибудь по этому сумасшедшему объявлению придёт. Это у Соляновой постоянная игра в судьбу и постоянные жалобы на проигрыш, хотя жаловаться ей, собственно, не на что, кроме своей ипохондрии. Но появление Словцова спутало вечные и всегда краплёные карты ожидания чуда. Принц примчался не на коне, оказался не принцем, но вполне, на первый взгляд, респектабельным человеком. Что там ещё Астахов накопает? Лишь бы не псих…

— Я покупаю себе друга, — с расстановкой по слогам произнесла Вера, словно пробуя эту фразу на вкус. И с чувством брезгливости выплюнула непонравившийся продукт: — Абсурд!

Не поздно было позвонить на мобильный охраннику Володе, который сейчас вёз Словцова в гостиницу, попросить его извиниться перед человеком, выплатить компенсацию и… Игра, если и не была азартной, то, по меньшей мере, не в её правилах было отпускать игроков, опасающихся отрицательных результатов. В конце концов, хоть что-то в этой жизни изменится, успокаивала себя Вера, и приняла твёрдое решение, вести себя дома так, как она вела себя до появления в нём Словцова, пусть видит госпожу Зарайскую со всеми её достоинствами и недостатками. Оставался ещё один щекотливый момент: как воспримет появление Словцова московская бизнес-элита, которая по ночам купается в отвратной грязи, но днём блюдет незыблемые правила приличия? Мало того, что Словцов явный чужак, буквально инопланетянин в этом кругу, он ещё должен быть представлен как друг. Можно, конечно, придумать какую-нибудь легенду о совместном посещении детского сада, но отчего-то хотелось полезть на рожон. Плевок общественному вкусу?..

Особенно тяжело будет действительно с москвичами. Эти придумали правила тусовки, да и само это дрянное слово. Богатые педики, ласково называющие Веру Сергеевну сестричкой; легализовавшиеся братки, умеющие различать только самок и самцов, сильных и слабых, даже если они выучили несколько слов для общего развития; прорвавшиеся в бизнес чиновники и прорвавшиеся к власти бизнесмены — не разлей вода братья; бывшие комсомольцы, раскинутые веером по партиям и одномандатным округам; вездесущая элита шоу-бизнеса; не вылезающая из телевизора элита творческая или считающая себя таковой; латентные бонапарты — олигархи; и тысячи подручных и попутчиков… Все эти годы Вера умело лавировала между ними, как недоступная золотая рыбка, проходила на цыпочках по стыкам их интересов, умело уворачивалась от криминальных сделок, ускользала из липкого тумана ночных клубов, по-разному отбивалась от непристойных предложений и, в конце концов, заработала себе это устойчивое иностранное слово «имидж». Имидж недоступной светской львицы с мягкими манерами и жесткими принципами. Правда от этого, количество желающих поживиться её телом и капиталами не уменьшилось, просто в очередь выстроились самые амбициозные. Таких — поэтом не напугаешь. Львице придётся рычать самой. Да уж, эти принципы… И теперь предстояло соединить с этими принципами появление Словцова, как когда-то пришлось побороть в душе отвращение к миру новых богатых.