— Убийствах? О нет! Вы расследуете дело Посетителя, да? И вы думаете… Ох Боже мой! Нет, это совсем не так! Ничего похожего! И зачем Мэри пишет вам письма?
— Именно это мы и хотели бы узнать. Если Мэри — действительно тот человек, который их написал, то зачем? И почему вы оказались тем человеком, который их мне отправляет, якобы даже не взглянув на адрес и фамилию получателя.
— Я же не знал, что́ отправлял! Если бы мне что-то показалось странным, я бы не пошел отправлять это письмо в почтовое отделение на Астория-бульвар средь бела дня, без перчаток, вообще без ничего! Я очень сожалею, что причинил вам неудобства, правда-правда, но я же не знал! Пожалуйста, поговорите с Мэри. Она вам все разъяснит.
— Имеет смысл, наверное. — Джо повернулся к Дэнни.
Стен встал, готовый уйти.
Дэнни засмеялся:
— Ну нет, сэр, боюсь, вам придется пока посидеть здесь, пока мы с напарником посетим этот ваш «Колт-Омбри».
— Эмбри, — поправил его Стен. — «Колт-Эмбри». Вам надо поговорить с Джулией Эмбри. Она там хозяйка. — Он грустно покачал головой. — Там все очень хорошие и добрые.
Мадлен Колт и Джулия Эмбри познакомились в 1992 году в больнице «Маунт-Синай» в Квинсе. Они навещали своих сыновей и смотрели, как они рисуют. И обе, каждая по отдельности, вышли из палаты в коридор, плача.
— Мой сын любил пешие походы, — сказала Мадлен.
— Наш Робин всегда так нас смешил, — сообщила в ответ Джулия.
Они обернулись и посмотрели на своих сыновей: один из них сидел в инвалидной коляске, опустив палитру на подлокотник, второму медсестра помогала рисовать, водя его рукой с кисточкой по бумаге. Женщины посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— А теперь они здесь, — сказала Джулия.
— Нам еще повезло, — кивнула Мадлен.
Десять лет спустя, после проведения множества агитационных кампаний и сбора средств, была создана реабилитационная клиника «Колт-Эмбри» с целью помогать пациентам с черепно-мозговыми травмами. Она располагалась на участке в один акр между Девятнадцатой и Двадцать первой улицами в районе Астория. В северо-восточном углу участка возвышался приют, небольшой жилой дом на двадцать квартирок, где пациентам помогали окончательно вернуться в строй после реабилитационного периода.
Джулия Эмбри сидела за своим столом и осторожно прижимала салфетку к лицу под глазами, промокая слезы и стараясь не размазать тушь с ресниц. В руке она держала фотографию Робина, которую сделали на вечеринке в честь его восьмого дня рождения. На нем была огромная черная пиратская шляпа и белая рубашка с красным шейным платком. Рядом с его тарелкой валялась черная повязка, которой он завязывал один глаз, тут же стоял бокал апельсинового сока. Нижнюю челюсть мальчик так сильно выпятил вперед и при этом так широко улыбался, что почти утратил сходство с самим собой. Снимок нравился Джулии потому, что ее сын выглядел здесь совершенно счастливым, нежным и ласковым мальчиком, несмотря на страшное пиратское облачение.
Последний раз она разговаривала с детективами, когда ей сообщили о дорожно-транспортном происшествии, в которое попал семнадцатилетний Робин, находясь за рулем машины. Парня срочно отправили в больницу, где ему наложили шины на сломанные кости. Все раны в конце концов зажили. Но черепно-мозговая травма оказалась слишком серьезной, и он умер после года пребывания в реабилитационном центре. Виновника аварии, который сбежал с места происшествия, полиция так и не нашла.
Раздался стук в дверь.
— Войдите! — Она убрала фото в ящик стола.
Вошли Джо и Дэнни, которые по телефону заранее предупредили Джулию Эмбри о цели своего визита.
— Во-первых, я хотела бы уверить вас в том, что Стенли Фрейт абсолютно чист. Это сомнению не подлежит. Он уже много лет у меня работает. Он у нас самый лучший. Правда, самый лучший. Он всегда старался помогать Мэри. Но понимаете, он ведь не может знать все обо всех, тем более что в жилом доме работает всего несколько недель, так что… — Она улыбнулась. — Бедняга Стен!
— Мы хотели бы поговорить о Мэри Бёриг, — напомнил ей Джо.
— О'кей. Что вы хотели бы узнать?
— Давайте начнем с того, как она сюда попала.
— Мэри нашли в прошлом году на улице, она бродила в трех кварталах от своего дома. Она была ужасно избита. Когда ее привезли в больницу, врачи обнаружили у нее черепно-мозговую травму. Она совершенно не помнила, что с ней произошло.
— Значит, Мэри никогда никому ничего не рассказывала об этом несчастном случае?
— Нет. Она ничего не помнит. Тут нет ничего необычного — это своего рода защитный механизм, который срабатывает в мозгу.
— Вы можете поподробнее рассказать о ее состоянии?
— Прежде всего Мэри — пациентка с серьезной черепно-мозговой травмой.
— Это понятно.
— Но не с повреждением головного мозга. То есть она в принципе психически здорова.
Джо кивнул.
— У нас здесь для каждого пациента есть индивидуальная программа реабилитации. Вот программа, разработанная для Мэри. — Она протянула каждому детективу по экземпляру.
Джо просмотрел все двенадцать страниц с подробными указаниями по лечению Мэри и пояснениями, как та или иная мера может ей помочь. Задержался на психиатрическом разделе. Повреждения: мозговая травма. Дисфункции: эмоциональная неуравновешенность. Нарушения: неспособность контролировать свои эмоции/мысли.
Он поднял взгляд на Джулию:
— Можно утверждать, что Мэри понимает смысл своих писем?
— Может быть, и нет. Она может даже не помнить, что писала их.
— О'кей, но, скажем, она помнит. Можно верить тому, что она нам пишет?
— Я бы сказала, можно. Если только вам удастся все это расшифровать и понять.
Дэнни тоже оторвался от своего экземпляра:
— Как вы полагаете, что именно с ней произошло?
— Данные ее обследования являются конфиденциальной информацией, как вам, конечно, известно. Если только Мэри сама не даст вам разрешение с ними ознакомиться. Или ее опекун.
— А кто ее опекун?
— Ее старший брат Дэвид Бёриг.
— Что вы можете о нем сказать?
— Мэри, конечно, здорово повезло, что у нее такой брат, — обычно люди с черепно-мозговыми травмами получают не слишком много поддержки от родственников. Иное дело Дэвид — он устроил свою сестру к нам. Таких пациентов, как Мэри, обычно выписывают из больницы и переводят в реабилитационный центр, после чего отпускают домой, рассчитывая, что они будут себя вести как прежде, до травмы. И большая часть этих людей действительно выглядит вполне нормально, но некоторые их психологические проблемы все равно остаются. И заново приспособиться к жизни — очень трудная задача для них. Эту задачу и решает наша клиника. Но чтобы сюда попасть, нужна соответствующая медицинская страховка. Или необходимо иметь немало денег. Однако у большинства этих несчастных нет ни того, ни другого. Как, например, у Мэри. Зато у нее есть Дэвид.
— А как на Мэри влияет ее травма в повседневной жизни?
— У Мэри было повреждение правой височной доли мозга. Височная доля отвечает за память, эмоциональный баланс, соблюдение поведенческих стереотипов, принятых в социуме, — все это значительные элементы повседневной жизни. У человека с такой травмой часто возникают проблемы с интерпретацией выражения лица, поэтому ему трудно определить, сердится собеседник, грустит и прочее. Бывают также проблемы с интонацией — его собственная речь довольно бесцветна, эмоционально не окрашена, и он к тому же не может распознать, например, сарказм в вашей речи. Все эти проблемы в той или иной степени присущи и Мэри. А еще память… Большая часть ее долговременной памяти в порядке. Но краткосрочная память — вот тут у нее начинаются трудности. Например, она может помнить человека, посетившего ее утром, но не помнить, зачем он приходил.
— А как насчет всей этой ее писанины?
— Дело в том, что в результате травмы у Мэри возникла эпилепсия, которая сопровождается гиперграфией. То есть она просто не может не писать. Продолжительность приступа такого рода может варьироваться, что влияет на длину ее письма и его качество. Любопытно, что Достоевский, например, тоже страдал гиперграфией. И Эдгар По. И Льюис Кэрролл — помните «Алису в стране чудес»? По всей вероятности, от того особого состояния души, которое возникает во время приступа, к ним приходило вдохновение. При этом иногда кажется, что предметы уменьшаются или увеличиваются. Зайдите к Мэри в комнату — там повсюду лежат плоды ее творчества. Ей нравится хорошая почтовая бумага, которой у нее большой запас. Впрочем, она писала и на туалетной бумаге, и на обороте рецептов, и на коробках из-под хлопьев, однажды даже на стене. — Джулия улыбнулась.
