Итак, жизнь Нельсона тесно переплелась с Кэти. Да, Дон тоже был членом их семьи, но дни и ночи Нельсона были полностью подчинены Кэти и ее жизни, она стала для него главным человеком на свете. Ее запах стал главной составляющей воздуха, которым он дышал. Любовь к ней росла из глубин его маленького собачьего сердца. Она не была внезапной, а формировалась месяцами. Но это была любовь его жизни.Он любил ее не за еду, которой она кормила его, хотя он был благодарен ей за это. Это была любовь его жизни, потому что Кэти делала его вселенную прекрасным местом — местом, где он был глубоко счастлив. Молодой пес еще не познал горечь потерь, но даже в те несколько часов, когда Кэти не бывало дома, он остро ощущал ее отсутствие. Таким образом, его любовь росла. А с этой любовью в его собачьем сердце оформлялись и другие эмоции. Он чувствовал надобность защищать ее, надобность выражать ей свою любовь, как только мог. Чувствовал надобность хвалить ее, надобность делиться с ней всем, что имел. Он знал, что будет из последних сил защищать ее от всего, что может представлять для нее опасность.
Нельсон чувствовал, что и Кэти любила его. Это проявлялось в том, как она прикасалась к нему и чесала его затылок. В том, как она разговаривала с ним по окончании своих занятий музыкой или после уборки в доме, или приготовления пищи. Он не понимал, о чем она говорила, лишь отдельные слова, но он знал, что Кэти разговаривала именно с ним, и ему это нравилось.
А еще, пусть в меньшей степени, Нельсон любил косточки. Иногда Дон приносил их домой для него. Пес лежал в саду и грыз их. Его зубки становились крепче день ото дня, и когда он впивался ими в косточку, та начинала выделять запах и рассказывать историю животного, которому она принадлежала. Кости хранили почти столько же историй, сколько и трава. Но когда Нельсон обгрызал косточку, он обычно вырывал небольшую ямку и закапывал ее. Вдруг она когда-нибудь понадобится Кэти. Что, если ей будет не хватать еды? Он построил свой собственный склад, чтобы у хозяйки всегда была возможность поесть и никогда не быть голодной.
Иногда, зарыв косточку, Нельсон лаял. Когда он был маленьким щенком, его тявканье было не более чем милым. А вот лай молодого пса стал довольно примечательным. В нем слышалась энергичность пуделя и глубина и низкая хрипотца бигля. Кэти улыбалась себе, когда слышала его лай из сада. Он никогда не лаял больше двух-трех раз подряд, за исключением прихода почтальона. Она понимала, что означал этот лай: «Я, Нельсон, великий защитникз Кэти Энтвисл, сим объявляю себя, высокого и гордого, защитником этого дома, сада и семьи».
Однажды утром вместо занятий на фортепиано Кэти взяла поводок Нельсона. Он обрадовался, как это всегда бывало, когда он слышал позвякивание своего поводка, но в неурочный час это было ему непонятно. Как правило, подобное происходило позже, ближе к середине дня. Но Кэти, кажется, не шутила, и Нельсон доверился ей.
Когда они вышли из дома, Нельсон потянул поводок в обычном направлении их ежедневных прогулок, но Кэти подняла его и посадила на переднее сиденье машины. Она села с другой стороны и завела двигатель. Нельсон был в замешательстве. С Кэти он провел достаточно времени, чтобы ничего не бояться, но он так привык к их ежедневному распорядку, что его предсказуемость доставляла ему огромное удовольствие. Словно почувствовав его опасение, Кэти немного опустила окно возле пассажирского кресла, и в машину ворвались ароматы с улицы. Это отвлекло Нельсона, и оставшуюся часть поездки к ветеринару, а это заняло около пятнадцати минут езды, он был поглощен ими.
У Нельсона остались четкие воспоминания о ветлечебнице, в которую его привез Эмиль несколько месяцев назад. Запахи стерильности воскресили Эмиля в его памяти, и собачье сердце забилось быстрее. Но его окружал успокаивающий аромат Кэти, а она чесала его головку и поглаживала его, как обычно разговаривая с ним. Он не сомневался, что все будет хорошо.
Но потом в глазах Кэти появилась грусть, она поцеловала Нельсона на прощание и передала его ветеринару. Когда он вместе с ветврачом вошел в операционную, то не думал о его запахе как об угрожающем. Он думал о Кэти. Нельсон заскулил. Куда она ушла?
Вскоре он успокоился, хотя ему было немного страшно, когда ветврач с двумя медсестрами сгрудились над ним. Нельсон учуял запах какой-то жидкости, капнувшей с большого шприца в руках ветеринара, но прежде чем он успел понять, что это было, ветврач сделал ему укол, и Нельсон быстро уснул.
Глава 6
Кэти не хотела кастрировать Нельсона. Она души не чаяла в маленьком песике и подумывала о том, что однажды у него будет потомство. Но и Дон, и ветеринар убедили ее сделать вазэктомию [2]. Она обсуждала этот вопрос по электронной почте с некоторыми защитниками прав животных, чьи адреса нашла в Интернете. Одни были настроены резко отрицательно в отношении к ее намерению и называли стерилизаторов «убийцами», другие, более приземленные, имели в свою пользу убедительный аргумент: каждый год в США уничтожают сотни тысяч собак, справедливо ли позволять вашей собаке производить потомство? Да, вы найдете дом для этих щенков, но это означает, что другие собаки не смогут найти себе дом и будут уничтожены.
Кэти приняла решение, что она поступает правильно. Однако ее сердце бешено стучало, когда она передавала Нельсона ветеринару в то утро, зная, что малыш пройдет через боль, которую он еще не понимал, и что после этого он не сможет производить потомство. Щенок был немного вялым, когда она взяла его на руки через пару часов. Чувствуя себя виноватой за то, что сделала с собакой, Кэти купила ему дорогой ошейник из коричневой кожи с толстыми металлическими шипами и заказала для него вместо маленького пластмассового новый серебряный медальон с выгравированным именем и номером телефона. Тем не менее у нее было такое чувство, что песик не оценил этих подарков, и остаток дня он ощущал боль после операции.
У Нельсона остались лишь смутные воспоминания, когда он проснулся после операции. Ему делали уколы еще пару раз и переносили из машины в машину, каждая из которых громко сигналила. В ту ночь, когда он лежал рядом с Кэти, получив особенный ужин из гамбургера, он не понимал сути операции, через которую только что прошел, он ощущал лишь тупую боль, которая отдавала в бедро. Нельсон скулил, и Кэти пролежала возле него примерно час, поглаживая его по голове именно так, как он любил. Дон поцеловал жену и попросил не переживать так, ведь с Нельсоном все будет в порядке через день или два.
Так и произошло. Силы вернулись, и вскоре тупая боль прошла. Кэти отметила в его поведении небольшие изменения — словно какая-то часть былого песика испарилась. Он стал менее резвым, менее шумным. Дон же считал, что это благотворно отразилось на характере собаки.
Когда на следующее утро после операции Нельсон вдохнул воздух в саду, запахи внешнего мира показались ему особенно сильными. В то утро его носик наполняло исключительно любопытство, а вовсе не понимание того, что он никогда не сможет иметь детей. Если бы Кэти не стерилизовала его, возможно, многие его дети со временем разбрелись бы по этому миру, некоторым посчастливилось бы найти дом у людей, другим — покой где-нибудь в сырой земле. Но теперь этому не бывать. Нельсон не продолжит свой род. Никогда в своей жизни пес не осознает этого и не спросит себя, какова его миссия в этой жизни, если он не может иметь детей. Кэти была единственной, кто задался этим вопросом.
Более удручающим, чем операция, для молодого пса стал отъезд Кэти неделю спустя. Она уехала на шесть дней, и Нельсон считал каждую минуту ее отсутствия. Дон оставлял его в саду на целый день и запускал в дом лишь вечером. Время от времени он выводил Нельсона на прогулку, но Дону казалось это скучным или неприятным, и чаще он оставался перед телевизором, пил пиво и ел пиццу, а Нельсон лежал рядом. Пицца — это то, чего Нельсон определенно теперь ждал. Иногда Дон давал ее ему холодной по утрам. Она была почти так же хороша, как и теплая. Порой Дон бросал ему целый кусок, и Нельсон наслаждался ею, как косточкой, жевал-жевал, пока та не исчезала.
