На этом месте он всякий раз просыпался, с облегчением осознавал реальность своей комнаты и лежал в кровати без сна до самого звонка будильника.

Он побывал в царстве мёртвых, в этом не было никаких сомнений. Царство мёртвых располагалось на девятом этаже восьмиэтажного жилого дома, и ему казалось излишним и даже опасным рассказывать об этом кому-нибудь.

И вот он стоит рядом с матерью в сальных октябрьских сумерках, а отец выгоняет свой фольксваген «Вариант» из подземного гаража «Вариант» по-домашнему был окрещён «Отто», к нему относились как к члену семьи Дверь гаража поползла вверх; зажглись фары и осветили дорогу. Улицы Швабинга были уже заполнены машинами.

Умерла тётя Кунигунде.

Мальчик испугался при мысли, что он попадёт в очередной девятиэтажный сон. Однако оставалась возможность, что её направят на девятый этаж не здесь, а в каком-нибудь жилом доме в Нюрнберге. В соответствии с местом проживания. Эта тётя на самом деле была ему никакая не тётя, а., как это называется? Приёмная бабушка-тётя? Сестра отчима матери.

Автобан был проложен прямо, как стрела. Можно было уже разглядеть тёмное облако смога, висевшее над далёким городом Инголъштадт.

Отец смелее обычного перестроился для обгона в левый ряд.

— Она не была хорошим человеком, — вдруг сказала мать, и отец ей поддакнул.

Мальчик лежал на заднем сиденье и скрёб пальцами обивку. Противно пахло пластиком и машинным маслом Куни, как её звали в обиходе, действительно не любили. Отец злился, когда, навещая нюрнбергскую родню, должен был заехать и к ней.

— Я никогда ей не прощу, что она не дала мне тогда денег на чулки, — шёпотом сказала мать. — У неё хватило бы денег даже на то, чтобы послать меня учиться. Но, Бог свидетель, эта женщина непременно должна была сначала увидеть мир, это было для неё важнее!

Затем следовала история с салями, которую мальчик слышал уже дважды Какая-то неправдоподобная легенда, если верить которой, то спустя несколько месяцев после окончания войны Куни, сидя за столом в кругу голодных родственников, распечатала салями и у всех на глазах жадно сожрала её сама, одна. А потом с блестящими от жира пальцами спросила с невинным видом, не хочет ли кто-нибудь чего — нибудь ещё.

— Ты представить себе не можешь, как мы голодали! — объясняла ему мать в тысячный раз. — А у этой бабы чего только не было!

Ожидали значительного наследства, потому что Куни экономила на всём, никогда не ходила в парикмахерскую, почти не пользовалась горячей водой Она была жаднее морского дна Толстая женщина с варикозными ногами и морщинистой куриной шеей. Растрёпанные седые волосы, маленькие голубые глазки и неприятный скрипучий голос. У неё был друг, по фамилии Рётлингсхоф›ер; его щ ёки были изрыты кратерами, как после бомбёжки, и всё лицо мерзкое и угловатое. Жилистый человек с натянутой коричневой кожей худощавого телосложения.

Этот мужик однажды нечаянно прижёг мальчика кончиком своей сигары и, считай, даже не извинился, не говоря уж о денежном возмещении. Маленький шрам от ожога до сих пор виден на тыльной стороне ладони, напоминая о случившемся.

— Как это можно — в шестьдесят пять ещё иметь мужчину-друга! — возмущались родственники все последние годы — Это отвратительно! Аморально!

Они боялись, что он что-нибудь получит от Куни и тем самым уменьшит их законную долю наследства. Но полгода назад этот рябой умер, и клеветники смолкли.

Рядом с автобаном протянулись ряды колов для хмеля. Тут делают пиво, мальчик уже знал это от отца. В Холледау.

«Отто» сбавил скорость, замедлил ход и совсем остановился в хвосте длинной пробки Вдали виднелся синий свет Отец нетерпеливо ударил по рулю. Сталь и выхлопы медленно заскользили в полонезе вперёд.

Около восьми они свернули в город Нюрнберг. Солнце обещало тёплый осенний день. Долго ехали вдоль красно-коричневой крепостной стены в сторону Старого города.

Оба родителя мальчика происходили из этих мест «Отто» остановился перед обветшалым серым доходным домом. Квартира Куни была на первом этаже, перед дверью стояли родственники приветственно маша руками, — дядя, тётя и двоюродный брат Всех их мальчик любил. Тётю — за то что она всегда была в радостном расположении духа, дядю — за то что он всегда шутил, и не проходило ни одной поездки к ним в гости без того, чтобы дядя не сунул мальчику в ладошку денежку; а их сына — за то что во время их общих отпусков он, будучи на шесть лет старше, играл с мальчиком как с равным и не козырял своим старшинством.

Все поприветствовали друг друга, но не особенно разливаясь в любезностях, поскольку повод для этого незапланированного съезда был более чем серьёзный.

— Мы дожидались вас, — сказала тётя. — Без вас не входили в квартиру. Чтобы, не дай бог, не было никакого спора!

Все согласно покивали Позвонили к соседке, которая и обнаружила умершую Кунигунде и позаботилась о том, чтобы её труп увезли. Она вынесла им ключ, и его дважды повернули в замочной скважине.

Все шестеро медленно продвигались по тёмной прихожей Всё тут было потемневшее, грязное, неприбранное. Куни, как видно, совершенно не подготовилась к нашему визиту.

— Отчего она умерла? — шёпотом спросил мальчик.

— Паралич сердца, — шёпотом же ответил отец.

Пахло чем-то старым, затхлым. Сырым линолеумом и прелой бумагой Пыль толстым слоем лежала на шкафах. Мальчик повеселился, заметив, как противно здесь его матери.

Соседка открыпа форточки, но всё равно, когда распахнули дверь спальни, на них пахнуло вонью мочи Большие пятна желтили простыню, на которой умерла Кунигунде.

Мальчик подёргал отца за штанину:

— Она делала под себя в постель!

— Мёртвые себя не контролируют, они не могут удержать жидкость, — объяснил отец.

Секунды три все стояли без слов, отдавая молчаливые почести смерти. Мальчик сообразил, что на сей раз ему не придётся целовать Куни. И он расплылся в счастливой улыбке.

Окна широко открыли, занавески отдёрнули, свет проник в квартиру до самой прихожей, и в его лучах ворочалось коричневое марево.

Разделились и приступили к поискам.

Куни никогда не сдавала деньги в банк.

Они должны были находиться где-то здесь. Большая cijmmo, скопленная за шестьдесят шесть лет скаредности.

Медленно и судьбоносно, как Наполеон на поле битвы, мальчик шагнул в гостиную, прямиком к трёхстворчатому шкафу рядом с канапе.

Он остановился перед ним и помедлил. Ладони его налились тяжестью. В застеклённом шкафу стояла маленькая пластмассовая собачка, копеечной стоимости.

Всякий раз, когда он бывал здесь в гостях, он тоскливо взирал на эту собачку, так она его привлекала. Собачка с очарователыюй улыбкой и чёрными обвислыми ушами, рекламный подарок сберкассы.

Всякий раз, бывая здесь, он восклицал:

— Какая хорошенькая собачка!

И, не дождавшись никакой реакции, снова:

— Ах, какая она хорошенькая, эта собачка!

Всё напрасно. Куни ни разу не отозвалась на его невысказанную просьбу, не сделала ни малейшей попытки подарить ему эту собаку.

К такому мальчик не привык и разражался слезами. В конце концов, он уже знал, как надо утончённо выпрашивать что-нибудь. Для этого необходимо в очевидном восхищении широко раскрыть глаза и фиксировать объект вожделения до тех пор, пока его владелец не обратит на тебя внимание. Время от времени вздыхать, но при этом принять робкую, скромную позу. Если объект был не очень дорогим, он доставался мальчику наверняка. В большинстве случаев он благодарил за подарок такими словами:

— Нет что вы, я правда не могу это взять!

И:

— Ну зачем же вы, совсем не нужно было этого делать!

Из уст шестилетнего это звучало достаточно редкостно и настолько приходилось по вкусу дарителю, что мальчика вскоре задаривали мелочами, только чтобы развлечь себя его вышколенной вежливостью.

Как суют деньги в щель музыкального автомата, так ему совали пятаки и игрушки, восхищаясь его воспитанными штампованными фразами; растроганно и добродушно улыбались — потеха, от которой они получали огромное удовольствие.