Мэдди грохнула передо мной кружку с чаем.

— А сахар есть? — робко спросил я.

— Ты пьёшь без сахара.

— Вот и Гэри так говорит. Он ещё считает, что я курю.

Она склонилась ко мне, потянула носом.

— Вот что не так — от тебя не несёт табачищем. Поверить не могу — ты сумел-таки бросить.

— Я не бросал. Эта зависимость, как я понимаю, стёрлась из моего мозга вместе со всем остальным.

Она стояла у кухонной раковины, сложив руки на груди, и, казалось, никак не могла взять в толк, с чего бы мне выдумывать такую экстраординарную историю. Потом взяла мобильный телефон, позвонила Линде. По мере того как та говорила, глаза Мэдди всё больше округлялись, а лицо бледнело. Как только разговор закончился, Мэдди рухнула на табуретку и уставилась на меня.

— В этом весь ты!

— В чём?

— Я мучаюсь, копаюсь в этом дерьме, а ты просто стираешь память — и готово!

— Ну прости.

— Господи, а как же дети? Как будто им мало несчастий из-за нашего развода, так теперь папаша вообще их не узнает!

Она едва не плакала, и мне жутко хотелось её утешить, но, если верить языку тела, мне не следовало сейчас лезть к ней с объятиями.

— Врачи считают, что у меня есть шанс поправиться, хотя, кажется, они так и не понимают, что произошло.

— Дети скоро придут из школы. Что я им скажу? Тебе нельзя здесь оставаться — они на всю жизнь перепугаются.

— Понятно. Тебе виднее, что для них лучше.

— Да, и тут ничего не изменилось. — Но, заметив мою растерянность, она смягчилась. — Извини. Просто…

— всё нормально. А куда можно выбросить чайный пакетик?

— Туда же. Ой, ну да, открой вон ту дверцу. Так непривычно…

— Ух ты, как здорово придумано — крышка поднимается, когда открываешь дверцу. В самом деле отличная кухня.

— Я в суде сначала подумала, что ты не в себе. Всё время пытался поймать мой взгляд, зачем-то махал руками.

— Прости, но это вполне нормально — хотеть познакомиться со своей женой, преждечем развестись.

— Боже правый, но ты же был под присягой — ты поклялся говорить правду.

— Я и говорилправду — что не могу вспомнить.

— Так… Всё равно не понимаю. Ты что, в прямом смысле нас не помнишь? Вообще ничего?

— Ну, не совсем.

— Как это?

— Недавно пара эпизодов всё же всплыла в памяти. Я помню, как у нас палатка упала во время путешествия по Ирландии и как ты делала объявление по радио в поезде.

— Точно, нас ещё за это ссадили с поезда.

— В Дидкот-Парквей.

— Нет, это было в Илинг-Бродвей.

Я не стал спорить, хотя дело определённо происходило в Дидкот-Парквей.

— Но это всё. Да, ещё как-то ночью мне снился кто-то по прозвищу Бэмби.

Мэдди слегка зарделась, но промолчала.

— Эй, ты его знаешь, да? Кто этот Бэмби?

— Ты меня когда-то так называл. Много лет назад, когда мы ещё учились в университете.

— Бэмби?

— Ты говорил, что у меня такие же глаза. И я, дура, на это купилась.

— Но это же мужское имя, нет?

— Да, и ещё так зовут олененка. И я была на него похожа.

— Теперь ясно… Рискуя быть бестактным, всё же замечу — у тебя очень красивые глаза.

Мэдди растерянно отхлебнула чаю.

— Нет, ты точно всё забыл. У меня «красивые глаза»? С чего это, чёрт побери? Ты же сказал, что я эгоистичная корова, погубившая твою жизнь.

— Я? Прости, если я так говорил. Но я ничего подобного не помню.

— Ах, как тебе повезло.

— Вообще-то не слишком, — хмыкнул я, глядя в пол. — Трудно начать жизнь заново.

— Прости. Мне пока тяжело это осознать. Так ты что, не знал своего имени и всё такое?

— Всю неделю, что торчал в больнице. И всё время думал, кем же я был до амнезии. Удачно ли сложилась моя жизнь, был ли я порядочным человеком, — понимаешь, о чём я?

— Надеюсь…

— И вот оказалось, что моя семья распалась, я болтался по чужим углам и потратил все сбережения на адвокатов.

Она промолчала, но глаза наполнились слезами, и она тихонько заплакала. В этот миг мне хотелось только одного — просто обнять свою жену, прижаться губами к её губам, и это был бы самый чудесный миг. Поколебавшись мгновение, я всё же решился нежно погладить её по руке.

— Ты что делаешь?

— Э-э… утешаю тебя?

— Не смей!

Зато псу было позволено лизнуть ей ладонь — Вуди можно, а мне нет.

— Прости, что стал дурным вестником, — промямлил я. — Но я должен был сообщить тебе лично.

В наступившей тишине неожиданно отчетливо заурчала посудомоечная машина. Я заметил фотографии на холодильнике.

— Это наши дети? Так вот они какие…

Девочка широко и открыто улыбалась в объектив, а мальчик изо всех сил старался выглядеть независимым. И самое потрясающеё — оба оказались миниатюрными копиями своих родителей. Дилли как две капли воды похожа на мать, а Джейми — вылитый я.

— Господи, какие красавчики… — выдохнул я, а она кивнула и встала рядом со мной.

— Это во Франции. Сейчас Дилли немножко подросла. А Джейми терпеть не может фотографироваться.

Абсолютно сюрреалистичный миг. Мать гордо демонстрирует детей их отцу. Мэдди, высунув кончик языка, аккуратно поправила фотографию, а я готов был прыгать до потолка. Та пустота, которую я ощущал с 22 октября, наполнилась глубочайшим смыслом. Незатейливый жест, легкое движение её губ — и всё внутри просияло; я стал сильным, энергичным и, наконец-то, живым.

— Они прекрасны, — повторил я. — Прекрасны и удивительны.

На обратном пути весь мир переменился. Первые фейерверки в небе вспыхнули именно в мою честь. Мне хотелось хватать за руки прохожих и каждому рассказывать, что я только что встретил удивительную женщину. Потом постепенно шаг сменился легкой трусцой, а дальше я уже летел, не чуя под собой ног. В квартиру вошел всё-таки шагом, но всё ещё в приподнятом настроении. Гэри сидел в кухне, разложив на столе перед собой внутренности лэптопа.

— Гэри! Случилось невероятное! Кажется, я влюбился!

— Отличная новость, дружище! И как её зовут?

— Мэдди. Мадлен. Я познакомился со своей женой, она удивительная, знаешь?

С недовольным ворчанием Гэри отшвырнул крошечную отвертку.

— Да уж, знаю, удивительная.Воган, она твоя бывшая жена. Вы расстались, помнишь?

— Нет.

— Ты не можешь влюбиться в Мэдди, тупица, — ты с ней уже почти разведен!

— Знаю, знаю… мы это уже обсудили. У неё такой забавный курносый носик, а глаза — как две темные миндалины…

— Воган, эй, послушай, парень, это все, должно быть, из-за твоей болезни. — Он покосился на разбросанные по столу детали. — Твой жёсткий диск полетел, а эмоциональная память, или что-то в этом роде, уцелела. Ты только не делай глупостей, и скоро всё пройдет.

— Ничего не пройдет, Гэри. Это навсегда, я абсолютно уверен! Я знаю,что всю жизнь ждал кого-то и наконец встретил её, свою Мисс То-Что-Надо.

— Ага, если не считать того, что всю свою взрослую жизнь ты был на ней женат и в конце концов решил, что она Мисс Никуда-Не-Годится.

— Да, понимаю, мы на грани развода и всё такое. Но в любых отношениях бывают сложные периоды — вспомни Ромео и Джульетту.

— Точно, оба померли… Ты её не любишь, это просто такой момент.

— Ничего подобного. Я абсолютно убежден, что это на всю жизнь. Я даже готов сделать татуировку. Большое сердце на предплечье, с надписью МЭДДИ.

— Отличная мысль! А на лбу — ИДИОТ! Ты бредишь. Давай-ка подзаправься слегка, я сделаю тебе бутерброд.

Гэри усадил меня за стол, и я рассказал про историю с поездом.

— Точняк, — подтвердил он и рассмеялся. — Вечно она что-нибудь эдакое выкинет. Помню, один придурок заблокировал ей выезд перед пабом, хамил и отказался хоть чуть-чуть подвинуться.

— И что она?

— Ну, после того как с грехом пополам протиснулась-таки, вышла из машины и нацарапала ему ключом на капоте прощальную записку.

— Какого содержания?

«Пожалуйста, будьте вежливы».