Только единство римского народа могло помочь ему не дрогнуть перед суровыми ударами судьбы. В 10 году как раз завершилась затеянная Тиберием перестройка храма Согласия на Форуме. 16 января состоялось его торжественное освящение. На фронтоне храма красовались имена Тиберия и его брата Друза [241]. Род Клавдиев, представителей которого не смогла разлучить даже смерть, взял на себя роль гаранта гражданского согласия.

Но Тиберий задержался в Риме ненадолго. Он отложил на более поздний срок празднование своего триумфа, которое в данных обстоятельствах выглядело бы неуместно, и отбыл в Германию наводить в ней порядок. С 10 по 12 год он одерживал победу за победой и добился своего. В октябре 12 года он наконец справил триумф, который стал последним пышным празднеством, устроенном в Риме при жизни Августа. В роли триумфатора выступил Тиберий, но все понимали, что эту честь с ним в равной мере делил и Август, перед которым будущий принцепс, спустившись у подножия Капитолийского холма с колесницы, преклонил колени.

За несколько месяцев до смерти Августа умер один из его ближайших друзей Павел Фабий Максим. Ему было 60 лет, и он входил в число самых последовательных сторонников принципата. Во время траурной церемонии, размах которой соответствовал громкому имени усопшего, случилась непредвиденная заминка. Супруга покойного, нарушая заведенный порядок, принялась громко рыдать и во всеуслышание причитать, что это она сгубила своего мужа. Эту женщину звали Марция, и она приходилась внучкой Луцию Марцию Филиппу — второму мужу матери Августа Атии. Пересказывая этот эпизод, Тацит приводит ему объяснение, в достоверности которого, судя по всему, не сомневается. Итак, историк утверждает, что Август в сопровождении одного Фабия Максима ездил на Планасию проведать своего внука Агриппу Постума. Во время встречи оба пролили немало слез и выказали друг другу такую искреннюю взаимную любовь, что стало ясно: вскоре Агриппа будет призван назад в Рим. По возвращении Фабий Максим якобы рассказал об этой встрече своей жене, а та проболталась о ней Ливии. От этой детали до предположения, что Фабия Максима приказала «убрать» Ливия, оставалось сделать всего один шаг, и историк его сделал [242].

Довольно трудно поверить, что Август мог совершить такую поездку тайком от Ливии. Разумеется, супруги иногда расставались, в частности, Ливия время от времени одна уезжала в свои загородные имения, например на виллу Прима Порта. В свою очередь Август порой на несколько дней покидал супругу. Но, учитывая обстановку взаимного недоверия, царившего в семье в этот период, кажется маловероятным, чтобы он мог отлучиться из дому, не предупредив жену, куда едет, так что никто, кроме редких посвященных, не знал, где в эти дни находится владыка мира, вся жизнь которого протекала на виду. Чтобы версия Тацита выглядела правдоподобной, нам придется допустить, что Август, воспользовавшись поездкой на одну из своих вилл на тосканском побережье, улучил момент и уже оттуда нанес тайный и стремительный визит на Планасию.

Какой бы хрупкой ни казалась эта гипотеза, мы не имеем права с порога отметать ее. В завещании, скрепленном печатью 13 апреля 13 года, Август вообще не упоминает имени Агриппы Постума. Он даже не указывает, что запрещает хоронить внука в своем мавзолее, хотя не забывает сделать аналогичные распоряжения относительно обеих Юлий. Таким образом, если судить по завещанию, никаких изменений в составе семьи принцепса, определенном после смерти принцепсов молодежи, не произошло. Тиберий оставался его приемным сыном, а Германик — приемным сыном Тиберия. Но это означает, что с точки зрения Августа Агриппа Постум, которого он лишил всех прав, вообще не существовал. Действительно, если бы он относился к Агриппе Постуму как к реально существующей личности, которую он задумал лишить наследства, он обязательно зафиксировал бы это обстоятельство в юридически законной фирме: «Агриппа лишается наследства». В отсутствие этой формулировки его завещание могло быть объявлено недействительном. Следовательно, в апреле 13 года Агрипла для Августа умер.

Возможно, траур по живому внуку так «давил» на сознание Августа, что он захотел еще раз убедиться в справедливости наложенного им наказания. Возможно также, его обуревали опасения по поводу законности составленного им завещания. Если бы он захотел пересмотреть свое решение относительно Агриппы и восстановить внука в правах, он бы просто внес в завещание некоторые поправки. Если же после его смерти Агриппа начал бы, опираясь на своих сторонников, добиваться признания своих прав через сенат, это привело бы к признанию завещания недействительным. И что бы тогда помешало клану Юлиев провести Агриппу к власти? Август не хотел оставлять государство внуку, это очевидно. Даже если он не сомневался в его «нормальности», он не доверял ни его молодости, ни его неопытности. В то же самое время он вполне мог сожалеть, что так круто обошелся с юношей, родным не по бумагам, а по крови.

Описанный шквал мыслей и чувств, бушевавший в голове и сердце Августа, с нашей стороны есть чистейшей воды домысел, допущенный с единственной целью — объяснить его поездку на Планасию. Итак, допустим, что за несколько месяцев до смерти Август испытал жгучее желание повидаться с внуком. Когда он мог осуществить эту затею?

Календарь его передвижений в последние месяцы жизни достаточно хорошо известен, так что можно попробовать поискать ответ на этот вопрос. В апреле или мае Август вместе с Тиберием в качестве цензоров совершили на Марсовом поле пятилетнее жертвоприношение. Август уже собирался произнести слова ритуальной клятвы, венчающей церемонию, когда в небе прямо над ним появился орел. Сделав над головой принцепса круг, орел устремился к соседнему храму и уселся на первую букву имени Агриппы, который когда-то и построил храм. Увидев это, Август отказался произносить клятву, исполнить которую, как он заявил, уже не успеет, и попросил Тиберия сделать это за него. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять смысл предзнаменования. С буквы «А» начиналось не только имя Агриппы, но и его собственное имя, значит, догадался он, очень скоро он встретится со своим умершим зятем, если, конечно, его заслуги не вознесут его гораздо выше тех мест, где пребывает душа Агриппы.

В результате пятилетнюю клятву принес Тиберий. Торжественная процессия, сопровождавшая жертвенных животных — свинью, овцу и быка — обошла кругом толпу народа, собравшегося для пересчета и очищения. Круг, символизировавший век Августа, замкнулся. Животных принесли в жертву богу Марсу — в знак согласия между людьми и богами и в надежде на благополучное будущее. Августу в этом будущем места уже не оставалось.

Каким бы проницательным ни проявил себя Август, с легкостью расшифровав послание небес, полученное им пророчество не отличалось большой точностью. Он лишь убедился, что умрет в течение ближайших пяти лет. Но тут случилось еще одно событие. «Около того же времени», как пишет Светоний, «от удара молнии расплавилась первая буква имени Caesar под статуей» (XCVII). Прорицатели объяснили ему, что он проживет еще не больше 100 дней, ибо буква С по-латински обозначает сотню, а после смерти будет причислен к богам, ибо на этрусском языке слово «aesar» означает «бог». Светоний пересказывает этот эпизод как нечто хорошо известное всем и каждому. В своей привычной манере он опускает детали, в которых его читатель-современник действительно не нуждался, и нам остается лишь гадать, почему древним римлянам предзнаменование казалось заслуживающим доверия. Из пересказа Светония не ясно, ни когда именно в статую ударила молния, ни в какую именно статую она ударила. Из общего контекста вытекает, что Август в это время находился в Риме, и если автор не счел нужным уточнить, о какой именно статуе идет речь, как будто на всем свете существовала одна-единственная статуя Августа, можно предположить, что он имел в виду особенно почитаемую статую, вероятно, установленную на Форуме. Что касается даты, то ее вычислить легко. Август умер 19 августа, отнимем от этой даты ровно сто дней и получим дату 11 мая. Ошибки быть не может: если бы предсказание не исполнилось с точностью до дня, никто не стал бы выдумывать такую красивую легенду.