— Я сказал тебе всю правду. Что еще я могу сделать?

— Ты можешь перестать врать.

— О, ради бога, Терри…

Терри ударил его. Пощечина. Его короткая толстая лапа неслась на него всей пятерней. Он быстро заехал Ноэлю сбоку, удар пришелся по щеке и по уху. Ухо немедленно запылало и наполнилось острым пронизывающим звоном.

Ноэлю поплохело. А в голове была одна-единственная мысль: как долго Пайк собирается сидеть в туалете?

— Огромное спасибо, что разрешили мне принять ванну, — сказал Пайк.

— Не за что. — Сара Уэллер протянула ему пару толстых зеленых полотенец.

— Вы, наверное, уже собрались спать.

— Не берите в голову.

— Я чувствую себя так, словно неделю торчу в этой чертовой машине. Все время туда-сюда по дрянной трассе М-4. — Пайк потер шею.

Сара улыбнулась ему.

— У меня море горячей воды, так что можете налить столько, сколько пожелаете. Я люблю принимать ванну так, чтобы вода буквально выплескивалась. Конечно, это существенно испортило мне потолок на кухне.

— Кирсти в порядке?

— Уснула. Спит без задних ног.

— А ваш мальчик?… Дэррен?

— Его из пушки не разбудишь. Спит как бревно.

— Я буду рад с ним как-нибудь познакомиться.

— Идите же, — Сара улыбнулась. — Идите и примите свою ванну.

Пайк вошел в ванную комнату. Ванна набиралась, и комната была наполнена паром. Это оказалась очень симпатичная ванная, чистая и заполненная вещицами женщины и ее маленького сына. Здесь стояли всякие баночки и тюбики, аэрозоли и губки, висело фланелевое белье, нашлись водные часы, флакончик пены для ванны в форме Барта Симпсона, шампунь, кондиционер, масло для ванны… Пайк вспомнил свою ванную. Одно полотенце, мочалка, шампунь и бритвенные принадлежности — вот и все. Он никогда не умел жить с шиком, а последние десять лет вообще вел практически монашеский образ жизни. Пайк опять задумался: когда же он наконец перестанет казнить себя.

Он разделся и аккуратно сложил свою одежду на туалетном сиденье. Потом попробовал температуру воды, она была в точности такой, как он любил: терпимо горячая. Выключив кран, Пайк осторожно залез в воду, медленно устраивая свое тело в испускающей пар воде. Его заледеневшие ноги поначалу обожгло, и они начали гореть, но Дэннис знал, что вскоре испытает настоящее блаженство.

Сара налила в ванну какую-то пену или соль положила, и теперь от воды шел приятный хвойный запах с легкой ноткой сладости.

Господи, как хорошо! Действительно, на этом длинном пути под названием «жизнь» стоит жить ради таких маленьких радостей. Он лежал и слушал, как капает вода, глаза его были закрыты. Ему хотелось спать, и Пайк проваливался в полубессознательное состояние, позволяя странным мыслям медленно кружиться в голове и гоня прочь все плохое, связанное с Чесом, Паттерсоном, ручкой в ухе Германа. Он думал, какими старыми показались ему его родители. Казалось, время ускорилось для них. В течение многих лет они не менялись, словно он не видел их всего несколько месяцев. А теперь — будто на них наслали какие-то ужасные чары. Пайк вспомнил детство и Гарри. Гарри мучил его, бил при любом удобном случае. Пока, где-то к пятнадцати, Пайк неожиданно не подрос и, когда Гарри вернулся домой из школы, не избил его.

Он спрашивал себя, знают ли его старики, что Гарри гомосексуалист, легавый-гомик, позорище. Может, и знали, но не желали в это поверить.

Он вспомнил, как ушел из школы, сдав экзамены. Как его родители отчаянно хотели, чтобы он учился дальше и сдал экзамены для поступления в колледж… Но его уже тошнило от того, что его обзывали зубрилой и паинькой, тошнило от школы… Именно тогда он увлекся футболом, а двумя годами позже, когда он познакомился с братьями Бишоп, его было не узнать: жестокий подросток, который никому не позволит увидеть, что у него внутри…

Пайк аж подпрыгнул, когда открылась дверь. Он инстинктивно сел в воде и прикрылся руками.

Вошла Сара и выгнула бровь.

— Ты что, стесняешься?

Пайк не знал, что ответить.

— Не обращай на меня внимания, — сказала она. — Я мою Дэррена каждый вечер, и все это уже видела.

— Я не Дэррен, — сказал Пайк.

— Да, я знаю. — Сара засмеялась. — Просто, когда у тебя будут свои дети, ты перестанешь обращать внимание. Смотри, я принесла тебе выпить. — Она протянула ему большой бокал отличного виски. — Виски пойдет?

— Отлично.

— Я люблю выпить в ванной. — Она поставила бокал на край. — Все в порядке?

— Да. Спасибо.

— Тогда оставлю тебя одного. — Сара вышла.

Пайк понял, что покраснел. Он надеялся, что Сара решит, будто румянец вызван горячим паром.

Черт побери.

Что все это значит? Почему эта женщина так себя ведет?

Он слишком долго был оторван от жизни и уже не понимал простых вещей. Все, что он знал досконально, это фильмы. Он полжизни провел, смотря фильмы. Если бы это было кино, что бы означала эта сцена? Ответ напрашивался один, ведь в фильмах все четко и понятно. Там нет места бессмысленным сценам. Ты всегда знаешь, что имеется в виду. Мужчина встречает женщину, они влюбляются друг в друга, занимаются любовью, возникают какие-нибудь сложности, они расстаются и преодолевают эти сложности.

Конец всегда счастливый.

Что ж, иногда жизнь весьма напоминает кино, иногда нет. Если бы они были в Голливуде, то ванна была бы больше, они оба залезли бы в нее, а пена полностью закрыла бы их. Уж совсем не как эта пена, которая почти вся исчезла. В реальной жизни пена никогда полностью тебя не покрывает.

Он сделал глоток виски и почувствовал, как оно обожгло его. Пайк улыбнулся. Они оба любили виски. Они оба любили выпить, лежа в ванной…

Ноэль сидел рядом с отцом на софе, обнимая его рукой. Терри и второй, Бэзил, сидели напротив. Бэзил. Ноэлю было его почти жаль. Длинный, худой, неуклюжий. Большие руки, костлявый лоб и запавшие щеки. Он был одет в модные серые брюки и узорчатый нейлоновый джемпер.

Отец был в ужасном состоянии: его колотило, хотя в комнате было тепло. Он начал стонать и хныкать.

— Дайте ему выпить, ладно? — попросил Ноэль.

— Мужчина должен избегать крепких напитков.

Черт, Ноэль захотел ударить его. Только разок. Один удар — это все, что ему надо, и тогда он может умереть счастливым.

— Как долго ты будешь нас тут держать, Терри? Это уже скучно.

— А никакой спешки нет, — сказал Терри. — Мы можем подождать. Я не устал. Мне много сна не требуется. Два часа за ночь, самое большее — три. Людям не нужно спать так много, как кажется. Они просто ленивы. Ты должен понять…

Ноэль его больше не слушал, он устал, как собака, но был слишком напуган, чтобы уснуть.

Когда Пайк собирается вернуться?

Терри уже трижды ударил его, и Ноэль был сыт этим по горло. Часть головы горела до сих пор. Глаз слегка затек, а щека была ужасно чувствительна к прикосновениям. В ухе по-прежнему звенело.

Было бессмысленно говорить что-нибудь Терри. Он попытался соврать. Сказал, что Чес жив, что он знает, где он, и может отвезти его туда утром, но Терри продолжал его бить.

Терри в это время продолжал разглагольствовать:

— В целом, люди слабы. Когда-то британцы были сильными, крепкими ребятами. Мы повелевали миром. Но наши гены растворились в умниках, эмигрантах, студентах. Мы — раса воинов, борцы, а не художники или книжники. Мы — раса мясников и строителей, солдатов, моряков, рабочих. Но мы стали мягкотелыми, нас совратили большие деньги, легкая жизнь, телевидение, эмиграция, выпивка, наркотики и социальные работники. Люди больше не следят за своим телом. А тело должно быть в форме. Скоро грядет апокалипсис, и мы должны быть к нему готовы. Посмотри…

Терри встал и подошел к двери.

— Посмотри. — Он ударил кулаком по тонкому дереву и пробил его насквозь. — Я могу так сделать и с тобой.

Держу пари, что можешь, подумал Ноэль.

Терри отошел от двери и склонился над Ноэлем, показывая теперь на ужасную опухоль на лбу.