— Хазел, это снова вы?! — кричал он, дрожа от гнева, — я должен был догадаться! Говорю вам раз и навсегда, что с меня уже хватит вашего антиправительственного поведения. Надеюсь, что увижу вас под трибуналом. Вы не лучше, чем те еврейские свиньи, которых вы желаете спасти. Вам от меня не скрыться. Если будет нужно, я достану вас из–под земли. В новом мире не будет места таким, как вы! Это касается и двух ваших друзей.

Была объявлена открытая война. Франца мучил вопрос, потеряет он жизнь на войне от руки врага или своего соотечественника?

«Хлеб наш насущный, — шептала Хелен, — дай нам на сей день».

Это была молитва, которую она часто произносила в эти дни.

Хотя она снова получала пособие на детей, все сложнее и сложнее было найти пищу.

Хуже того, Хелен в это время как раз заболела. Она не очень доверяла докторам и старалась избегать встреч с ними настолько, насколько это было возможным. В конце концов, когда она поняла, что болезнь добралась до ее ног, она пошла к доктору Рихельс.

После тщательного осмотра он сказал ей:

— Фрау Хазел, вы беременны.

Хелен открыла рот от удивления. Когда она смогла собраться с мыслями, она возразила:

— Я не беременна!

— Вы беременны, — настаивал доктор. — Я выпишу вам справку, которая обеспечит вас дополнительными порциями хлеба, риса, молока и масла.

— Доктор, я знаю, что не беременна. Мой муж сейчас в России. Он не был в отпуске уже много месяцев.

Голос доктора Рихельса был доброжелателен.

— Не беспокойтесь, фрау Хазел. Я часто встречаю беременных женщин, чьи мужья находятся далеко от дома. Это свойственно человеческой натуре, остающейся в одиночестве. Между тем вот справка, которая обеспечит вас дополнительными продовольственными карточками. Зайдите через месяц.

Хелен покинула его кабинет, недоумевая. Но дополнительное питание было кстати для детей и дало им возможность получить небольшой садовый участок.

До войны она и ее отец арендовали этот участок земли. Теперь она работала на нем ежедневно, используя каждый сантиметр земли, чтобы вырастить овощи, которые помогли бы им пережить это лето. То, что они не могли съесть, Хелен заготавливала на зиму. А осенью они снова пошли на поля, чтобы собрать картофель, оставленный фермерами после сбора урожая. Еще они доезжали до конечной остановки трамвая и пешком шли в лес, где земля была покрыта буковыми орехами. Они наполняли ими ведра, короба и возвращались домой, где Хелен дробила крошечные орешки и извлекала из этого несколько чашек драгоценного масла.

— Как дела у малыша? — спрашивал ее месяц за месяцем доктор Рихельс.

— Я не беременна, — настаивала она.

Он добродушно посмеивался и выписывал ей новые талоны на еду.

Наконец после семи месяцев наблюдений доктор признал, что диагноз был ошибочным. Это, конечно, не прибавило Хелен веры в докторов. Однако она понимала, что Бог использовал этого человека для того, чтобы обеспечить ее семью.

Тем временем бомбежка Франкфурта продолжалась. Ночь за ночью Хелен и дети просыпались от пронзительных звуков сирен воздушной обороны.

Ночами они быстро бежали по вселяющим страх улицам к бомбоубежищу.

В одну из ночей налет был особенно ужасным.

— Курт! Лотти! Герд! — кричала Хелен. — Вставайте! Вставайте!

Но она не могла разбудить детей, которые уже давно не высыпались, за каких–то несколько минут. К тому моменту, кода они вышли на улицу, там уже не было ни души. Все, что они могли услышать, это раздававшийся кругом пронзительный свист падающих бомб и грозовые взрывы за ним.

«Мы не сможем пробраться к нашему убежищу», — подумала Хелен.

В отчаянии она схватила детей и побежала к подвалу дома, который увидела на пути. Взявшись за дверь, она резко открыла ее. Чьи–то руки втащили их внутрь, и дверь с шумом захлопнулась.

При тусклом свете керосинового фонаря Хелен смогла разобрать несколько фигур. Она увидела, что хозяева убежища были послушны правительственным инструкциям и оборудовали его противогазами, ведрами с водой и одеялами для тушения огня. Напротив стены стояли в ряд ведра с песком. Одним из самых страшных видов оружия союзных войск были фосфорные бомбы. Капля фосфора, попавшая на руку человека, могла прожечь ее насквозь. Вода не могла остановить этот процесс, и только поместив руку в песок, человек мог сохранить ее.

Поскольку взрывы все приближались и приближались, пол в подвале начал дрожать. Как их и учили, люди без слов легли на пол животами вниз, заткнули уши, чтобы их барабанные перепонки не лопнули от взрывов, и открыли рты, чтобы легкие не разорвались от давления воздуха.

Наконец бомбовая атака начала стихать. Люди в убежище уже исчерпали весь кислород. Кто–то осторожно приоткрыл дверь, и все увидели снаружи огненную стену.

Казалось, все были слишком потрясены, чтобы сделать что–нибудь. В отчаянии Хелен взяла ситуацию в свои руки.

— Мы должны выйти, — сказала она, — или мы задохнемся здесь.

Она схватила одеяла, опустила их в ведра с водой и дала каждому. Плотно обернутые в одеяла люди нырнули в огонь. Курт бежал первым, затем Лотти и Герд, Хелен бежала последней. Герд с любопытством, желая увидеть, что же происходит, выглянул из одеяла. Пламя охватило его лицо, и к моменту, когда они достигли противоположной стороны улицы, его брови полностью обгорели.

Дрожащие и уставшие до смерти, они вернулись в квартиру. Было чудом, что они остались невредимы.

Уже несколько месяцев семья не получала от Франца ни слова. Был ли он еще жив? Только иногда в новостях слышно было о продвижении отдельной инженерно–строительной роты. На карте Восточной Европы Хелен и дети отмечали маршрут ее движения настолько, насколько могли.

Однажды зимним вечером в конце января раздался стук в дверь. Герд побежал открывать.

— Добрый день, — сказал он вежливо высокому выпачканному в грязи незнакомцу. И сразу его глаза округлились. — Папа–а–а!

Франц наконец–то оказался дома. Ему дали увольнение на три недели. Поездка автостопом на армейских поездах и грузовиках, чтобы возвратиться домой, отняла у него одну неделю. Но теперь он был здесь, живой.

Семья проводила вечера, вспоминая все те опасности, через которые ей пришлось пройти, и Божье покровительство во всем. Днем Франц ездил по городу, ища торговцев углем, которые могли бы восстановить скудные запасы топлива Хелен. Она в свою очередь использовала свои тщательно хранившиеся кусочки сахара, чтобы приготовить пирог из овсяной муки, сливок, пшеницы, небольшого количества муки и разрыхлителя. У нее не было ни яиц, ни масла. Хотя пирог получился жестким и грубым, семья радовалась и наслаждалась этим деликатесом больше, чем легкими кремовыми слойками, которые все любили до войны.

С блеском в глазах Герд рассматривал медали, которые привез Франц. Однажды утром он тайно отнес их в школу и показал товарищам. «Мой папа — великий солдат! — хвастался он. — Он помогает Германии выиграть войну». С гордостью он шел к другим ребятам. Хелен нашла медали в карманах штанов Герда после того, как он переоделся в свою домашнюю одежду. Тогда, тем вечером, Франц собрал всю семью вместе и сказал:

— Я хочу, чтобы вы представили страну, подобной которой нет на земле. Люди там богаты и живут в прекрасных домах, у них есть машины и вкусная еда каждый день. У этой страны есть много законов. Один из законов гласит, что запрещено поклоняться Богу. Другой говорит, что правительство будет убивать детей и взрослых, которые не захотят подчиниться. Только людям, которые сильны, здоровы и умны, которые подчиняются всем законам правительства, будет разрешено жить.

Дети следили за этим страшным сценарием, открыв рты. Затем Франц спросил их:

— Хотели бы вы жить в такой стране? Они выкрикнули:

— Это было бы ужасно! Если бы мы были не такие, как они, они убили бы нас!

Герд выразился лучше всех:

— Я бы не смог наслаждаться жизнью, потому что боялся бы выйти из дома. Я даже не мог бы ходить в школу, если бы учитель считал, что я недостаточно умен!