В киоске «Микс» я купил бульварных газет. Продавщица спросила, что новенького. Не знаю, ответил я. Она сказала, во всем виноваты беженцы. От них столько проблем.

— Каких проблем? — спросил я.

— Они воры.

— Воры?

— Да, воры и вообще бандиты.

Я пошел к себе в офис. Он находился в здании постройки семидесятых, которое называли Деловым домом. «Бергенские известия» получили там место за особый вклад. Газеты, архитекторы и рекламные бюро должны были трудиться в Деловом доме на благо будущего Одды. Теперь на крыше светилась огромная кегля. А внутри на многих дверях красовалась табличка: «Помещение сдается». Весь первый этаж занимала Служба занятости. Они появились там, когда съехали консультанты. Ума не приложу, что случилось со всеми консультантами из «Хьюстон консалтинг груп». Еще недавно ходили в шикарных костюмах и пахли дорогими лосьонами. А в заключительном отчете составили классификацию, в которой Одду сравнивали с умирающей собакой или спящим медведем.

Обливаясь потом, я потопал на четвертый. Лифт не работал с зимы. Различные владельцы по-прежнему спорили, за чей счет будет отремонтирован лифт. Я проверил электронную почту — надеялся найти что-нибудь от Ирен. Хотя знал, что ничего не найду. Она никогда не писала, но все равно каждый раз я проверял почту с надеждой.

Почитал газеты. Обе напечатали сюжет на первой странице. При этом «ВГ» поместила туда большую фотографию Гутторма Педерсена. Под ней значилось, что сделана она была школьным фотографом пару лет назад. Откуда она у них? Слева был заголовок: «УБИТ, ПОТОМУ ЧТО НОРВЕЖЕЦ?»

Позвонил Самсон Нильсен. Извинялся за вчерашнее. Он просто предприниматель, а «ВГ» сделала ему такое предложение, от которого он не смог отказаться. Просил не воспринимать как личное оскорбление то, что он не предоставил нам вертолета. Он терпеть не может ссориться с кем бы то ни было. Можно как-нибудь загладить эту историю? У него есть дело, которое меня заинтересует. Он ждет на пристани. И если я подойду, то он поведает об этом мне лично. Причем исключительно мне одному.

Несколько лет назад я предложил воскресной редакции написать статью о Самсоне Нильсене. Когда он еще был гонщиком в Польше. Мотодром там был большой, и Самсон Нильсен зарекомендовал себя как одна из звезд Тарновской команды. Нормального ответа из редакции я так и не получил. Но через пару недель спортивный обозреватель съездил в Польшу и написал репортаж.

Самсон Нильсен сказал, что стоит как раз у контейнера, заполненного клюшками для гольфа. Новые клюшки производства знаменитого американского концерна «Пинг» в Фениксе — а в Норвегии они появились благодаря человеку, который был знаком с сыном основателя. Эти клюшки произвели революцию в гольфе. Оптимальный угол между древком и головкой. Я слушал вполуха. Он был предприимчивым парнем. Но многие свои идеи высосал из пальца. В местной газете он писал, что Одда станет столицей гольфа. На месте, где стоял комбинат, будет самое большое в стране поле для гольфа. Он предлагал оддинцам поступить, как индейцы. В США и Канаде индейские племена в нескольких старых резервациях организовали казино. А на заработанные деньги выкупали свои земли. И оддинцы должны поступить так же.

Я сказал, что сейчас подойти не смогу.

Пауза.

— Ты знаешь, что у меня на тебя кое-что есть? — спросил Самсон Нильсен.

Я попросил его повторить. Он повторил, что у него на меня кое-что есть.

— Ты мне угрожаешь? — спросил я.

— Да, — сказал он.

Я подумал, что он может знать про Ирен. Вообще-то я был уверен, что об этом никто не знает. Но можно ли быть уверенным до конца? Город маленький, а вокруг — столько глаз. А может, он имел в виду рекламные тексты, которые я для него писал. Когда я подолгу оставался без дела, то подрабатывал у Самсона Нильсена. Тут можно было поспорить об этике, но об этике вообще можно спорить до посинения.

— Эй, я просто шучу, — сказал Самсон Нильсен.

Какое-то время длилась пауза. Потом я сказал, что на этот раз не могу ему помочь. Положил трубку и позвонил Мартинсену, но он не отвечал. Позвонил Франку — он тоже. Я поговорил с дежурным в полиции. Ничего нового. Никаких арестов.

Я сидел и ничего не делал. Тут нужен был план или программа. Звонить. Спрашивать. Записывать. Искать. Надоедать. Чувствовать себя дерьмом. Делать вид, будто знаешь, что делаешь. А я не знал, за что взяться. Может, начальники в Бергене и правы. Мне нужно подкрепление. Человек, знакомый со всеми финтами и увертками.

Я провел пальцем по монитору. Позвонил домой родителям. Не отвечают. Палец чертил по пыли. Руки казались теплыми и толстыми, как будто распухшими от тепла. Я часто об этом думал. Что скоро и на моем кабинете появится табличка: «Помещение сдается».

Как понять, когда именно что-то кончается? Когда оно действительно подходит к концу? Гораздо легче определить, когда что-то начинается. Одда стала промышленным городом в 1908 году. Тогда был построен завод компании «Олби карбид юнион». Посреди деревни. Но когда Одда перестала быть деревней? Последние годы были для города периодом такого затяжного спада, что никто не мог с точностью указать точку и сказать: «Вот! Вот завершение!»

Я помню, когда Ирен впервые обняла меня. Мы шли в сторонке от остальных по центру Лиссабона. Дождь. Я остановился перед витриной с понравившимися мне костюмами. Ирен шла сзади. Она прислонилась к моей спине, и ее руки проскользнули под мои и обняли меня. Я увидел ее отражение в стекле витрины и подумал: «Начинается».

А когда все закончилось? На самом деле? Ирен так часто объявляла о разрыве, что я сбился со счета. Она больше не может. Она не в силах продолжать. Каждый раз она жалела. Все заканчивалось, но насовсем — никогда. Но на этот раз я был уверен. Конец.

Ближе к полудню я поехал к мосту. «Рональдо» уже был на месте. Одетый в свою бразильскую футболку. Это выглядело трагично и смешно. Одежда словно подчеркивала, насколько мало у него шансов стать хорошим футболистом.

«Рональдо» поднял на меня взгляд.

— Сегодня одного утащили, — сказал он.

Я повернулся к заливу и пересчитал утят. И правда. Осталось всего четыре. Я сказал, надо выставить народный патруль. Он меня не понял. Я присел рядом и спросил, как его зовут. Он не ответил.

— Все имеют право, чтобы их как-то звали, — сказал я. — Как минимум.

Между горами появился гидроплан. Я никогда не встречался с этим Эриком Боддом. Его недавно перекупили у конкурента — «Бергенской газеты», где он умел быстро штамповать обзорные статьи. То же самое он должен будет теперь делать для наших «Бергенских известий». Сейчас он был одним из трех репортеров криминальной хроники.

— С самолета можно увидеть Нью-Йорк, — сообщил «Рональдо». — И небоскребы. И все-все огни.

Я подумал, что по пути сюда он должен был пролетать Франкфурт. Наверняка он видел высотки и принял это за Нью-Йорк. Я и сам пару лет назад пролетал Франкфурт. Замечательное это было зрелище: высотные дома в темноте. Ты сидишь в самолете и смотришь на непогашенный свет в окнах офисов. И думаешь обо всех, кто сейчас в этих высотках.

— Ты бы хотел жить в Нью-Йорке? — спросил я.

— Да. Там «Макдоналдс».

— И тут тоже.

— Там больше.

«Рональдо» посмотрел на меня. Он сказал, что Земля не круглая. Я возразил ему, но он не сдавался. Он объяснил, что, если бы она была круглой, вся вода стекла бы с нее.

— Да, ты совершенно прав, — ответил я. — Тогда бы вся вода стекла.

— Ты был в Нью-Йорке? — спросил «Рональдо».

— Однажды, много лет назад. И даже кое-кто стрелял там в меня из пистолета.

— А ты что?

— Я? Ничего. Я просто оказался не тем человеком не на той улице.

Самолет сел на воду фьорда и стал с гудением приближаться к мосту. «Рональдо» спросил, буду ли я приходить каждый день. Я ответил, что, наверное, да.

— Скоро прилетит мой папа, — сказал «Рональдо». — У него много денег.