— Печально?
— Я хочу сказать, что молодой человек, который написал это, должно быть, вырос в ужасном доме.
— Ну что вы говорите, мисс Майерс?
— Дело в том, что слишком уж это все надумано.
— Странно, что такие мысли приходят вам в голову. Я определенно нахожу современные романы болезненно сдержанными. Конечно, я вообще раньше романов не читала. Не могу сказать, на что они были похожи раньше. В прежние времена я была слишком занята своей жизнью и жизнью моих друзей — все они выросли где угодно, но только не в ужасных домах, — добавила она, бросив взгляд на свою компаньонку, взгляд острый и резкий, словно легкий удар по пальцам линейкой из слоновой кости.
До чая оставалось еще полчаса; Манчу спал на каминном коврике перед остывшим камином; солнце светило сквозь жалюзи, отбрасывая длинные полосы света на обюссоновский [37]ковер. Леди Амелия остановила свой взгляд на узорчатом геральдическом каминном экране и продолжила задумчиво:
— Мне кажется, так нельзя. Нельзя писать о том, что случилось на самом деле. Люди настолько привыкли к романам, что реальным вещам не поверят. Бедные писатели тратят неимоверные усилия, чтобы правда выглядела приемлемой. Дорогая, я часто думаю о том, как вы сидите и, что очень мило с вашей стороны,читаете мне: «Если кто-нибудь просто описал события, происходившие в течение нескольких лет в любойсемье, которую он знает… Никто бы не поверил». Я даже слышу, как вы сами говорите, дорогая мисс Майерс, что «возможно, такие вещи происходят на самом делевремя от времени, один раз в столетие, в ужасных домах»; а на деле они происходят постоянно, каждый день вокруг нас — или по крайней мере происходили в пору моей молодости.
Возьмем для примера исключительно иронические обстоятельства наследования титула нынешним лордом Корнфиллипом.
В старые времена я очень хорошо знала семью Корнфиллип, — продолжила леди Амелия. — Этти была кузиной моей матери… и в пору моего первого замужества мы приезжали к ним каждую осень охотиться на фазанов. Билли Корнфиллип был исключительно скучнымчеловеком — на редкость скучным. Он служил в полку моего мужа. В те времена я встречала много скучных людей, но Билли Корнфиллип отличался особой тупостью даже среди друзей мужа. Их поместье находилось в Уилтшире. Я слышала, что мальчик пытается продать его сейчас. Ничего удивительного. Оно было очень уродливым и нездоровым местом. Поездки туда наводили на меня ужас.
Этти была совершенно другой — живая непосредственная женщина с очень красивыми глазами. Люди считали ее легкомысленной. Конечно, это была оченьхорошая партия для нее; она была одной из семи сестер и ее отец, бедняжка, был самым младшим сыном. Билли был старше на двенадцать лет. Она пыталась заполучить его много лет. Я помню, как я плакала, получив от нее письмо о ее предстоящей помолвке… Это было за завтраком… она пользовалась очень красивой бумагой с бледно-голубыми краями и голубыми лентами в углу.
Бедная Этти всегда была очень артистичной, пыталась что-то сделать со своим домом — украсить фазаньими перьями и раскрашенными тамбуринами и очень модными трафаретными узорами, — но результат был всегда удручающим. Она устроила небольшой садик для себя на некотором отдалении от дома, с высокой стеной и запирающейся дверью, где любила в одиночестве подумать — во всяком случае, она так говорила — порой часами. Она называла его «садом моих размышлений». Я однажды побывала там — это было великой привилегией — после ее очередной ссоры с Билли. Там ничего не росло — видимо, из-за высоких стен, как я считаю, и потому, что она все делала сама. В центре было мшистое сиденье. Я думаю, что именно на нем она размышляла. В садике стоял неприятный запах сырости…
Мы все обрадовались выпавшей Этти удаче, и мне кажется, что сначала ей Билл очень нравился и она была готова хорошо относиться к нему, несмотря на его тупость. Видите ли, это случилось, когда мы уже потеряли всякую надежду. Билли многие годы дружил с леди Инстоу, и мы все боялись, что она никогда не позволит ему жениться, но в тот год они повздорили в Коузе, [38]и Билли приехал в Шотландию в прескверном расположении духа, а маленькая Этти гостила тогда в доме; так что все было устроено и я была одной из подружек невесты.
Единственным, кому это не понравилось, был Ральф Блэнд. Видите ли, как ближайший родственник Билли, он стал бы его наследником, если бы тот умер бездетным, и надежды его со временем росли.
Он очень плохо кончил — я не знаю точно, чтопроизошло с ним, — но во время, о котором я рассказываю, он был очень популярен, особенно у женщин… Бедная Виола Чазм была ужасно в него влюблена. Хотела сбежать. Она и леди Анкоридж сильно ревновали друг друга к нему. Это стало совсем непристойным, особенно когда Виола выяснила, что леди Анкоридж платит ее служанке пять фунтов в неделю, чтобы читать все письма Ральфа к ней прежде,чем Виола читала их сама, ей это совсем не понравилось. У него действительно были хорошие манеры, и он говорил такие странные вещи… брак Этти и Билли был настоящим разочарованием для Ральфа; он сам имел семью и растил двоих детей. У жены его когда-то были кое-какие деньги, но Ральф промотал их. Билли не ладил с Ральфом — у них, конечно, было мало общего, — но он относился к нему достаточно хорошо и всегда помогал выбраться из трудных ситуаций. Какое-то время он давал ему деньги регулярно, и с этими деньгами и с тем, что он получал от Виолы и леди Анкоридж, Ральф чувствовал себя вполне нормально. Но, как он сам говорил, он должен был думать о будущем своих детей, и с этой точки зрения женитьба Билли была большимразочарованием для него. Он даже поговаривал об эмиграции, и Билли дал ему большую сумму для покупки овечьей фермы в Новой Зеландии, но из этого ничего не вышло, поскольку друг-еврей Ральфа похитил деньги и скрылся. Все случилось самым прескверным образом, поскольку Билли дал ему эту сумму, рассчитывая, что регулярных выплат больше не будет. А затем Виола и леди Анкоридж, сильно опечаленные его разговорами об отъезде, тоже предприняли кое-какие действия, так что Ральф оказался в очень жалком положении, бедняжка.
Однако настроение его стало улучшаться, когда два года спустя не появилось и намека на наследника. В пору моей молодости детей рожали намного регулярней. Все ожидали, что у Этти будет ребенок — она была молодой здоровой малышкой, — а когда наследник так и не появился, поползли разные злонамеренные слухи. Сам Ральф повел себя очень скверно в этом деле. В своем клубе он публично отпускал на сей счет шуточки дурного тона — мне рассказал это мой муж.
Хорошо помню, как Ральф последний раз гостил у Корнфиллипсов; это была рождественская вечеринка, и Ральф пришел с женой и двумя детьми. Старшему мальчику в то время было около шести лет, и с ним произошла очень тягостная сцена. Сама я там не была, но мы были неподалеку, у Локджозов, и знали все в деталях. На Билли сошел самый высокопарный стих, и когда он показывал гостям дом, мальчишка Ральфа произнес торжественно и очень громко: «Папа сказал, что когда я займу ваше место, то могу сровнять этот дом с землей. Единственное, о чем стоит беспокоиться, — это деньги».
Это случилось к концу большого и достаточно старомодного рождественского праздника — никто никому ничего прощать не собирался, — и это стало окончательным разрывом между кузенами. До тех пор, несмотря на неудачный новозеландский проект, Билли, пусть и неохотно, поддерживал Ральфа. Теперь помощь прекратилась раз и навсегда, и Ральф принял это с обидой.
Вы знаете, что значит — а возможно, дорогая мисс Майерс, вам так повезло, что не знаете, — когда ближайшие родственники начинают враждовать. Нет пределов жестокости, к которой они могут прибегать. Мне стыдно говорить, что творили эти двое по отношению друг к другу в течение следующих двух-трех лет. Ни один не щадил другого.