Джеймс сразу предупредил Эстер, что пройдет несколько месяцев, а может, и больше года, прежде чем Уильям даст о себе знать! Эстер приготовилась терпеливо ждать.

И вдруг письмо свалилось на нее, как снег на голову. Месяца еще не прошло. Питер сразу узнал почерк Уильяма. Пригласили и Сару. Они с Эстер загодя решили, что дадут Саре прочесть письмо, о чем бы ни писал Уильям. Сара робко вошла в гостиную и села на краешек стула. Она была бледная и вся дрожала от нетерпения, когда Питер вскрывал конверт. Ее пальчики, словно неутомимые зверьки, то теребили что-то, то отстукивали нервную дробь. Наконец все было готово, и Питер густым и громким голосом начал читать:

«Дорогая мама, по счастливой случайности у меня появилась возможность послать тебе это коротенькое письмецо. Спешу сообщить, что я жив и здоров. К месту службы прибыл благополучно. После совершенно жуткой дороги, условия здесь в американских колониях довольно сносные. Сегодня меня послали с пакетом в штаб на другой конец города, и так случилось, что по дороге я познакомился с прекрасной женщиной, женой хозяина британского торгового корабля, который отплывает завтра с утренним приливом. Так вот эта великодушная женщина согласилась перевезти через океан мое письмо, а по прибытии в Лондон отправить его по адресу почтой. Ты знаешь, я здесь не один. Вместе со мной в нашу часть попали два моих земляка. Все веселее. Это братья Хаунсон из Ступе Фарм. Не могла бы ты передать их родителям, что братья живы-здоровы и проч. Хаунсоны будут тебе очень признательны. Заранее спасибо. Они очень забавные, эти братья. Говорят только о жатве и урожае будущего года. Страшно скучают по дому. Я уже понял, что к старой жизни возврата больше нет. Ее надо забыть. Но ты себе не представляешь, как я по тебе соскучился, мне даже трудно выразить это словами. Я просто стараюсь не думать, как долго мы с тобой еще не увидимся. А вообще, я тут осваиваюсь потихоньку, как могу, развлекаюсь. Местные жители не очень-то нас жалуют. Многие недовольны тем, что мы приехали, и косо на нас поглядывают. Одно утешает: есть довольно симпатичные девчонки, и они нас не чураются, даже совсем напротив, не прочь завязать знакомства с красномундирниками. Так что скучать, думаю, не придется. Заканчиваю писать, а то мало времени. Передавай привет всем нашим. С наилучшими пожеланиями, твой любящий сын, Уильям».

Сара вскочила со стула, лицо ее перекосилось, она задрожала и принялась раскачиваться, заламывая руки, мотая головой и громко причитая:

— Ни слова обо мне! Ни слова! Я для него больше не существую!

Эстер бросилась к ней, чтобы успокоить, но Сара оттолкнула ее и выбежала из комнаты. Ее тяжелые шаги послышались на лестнице. Питер бросил письмо и выбежал следом. Сара не остановилась у своей комнаты. Она поднималась дальше по лестнице. Выше и выше удаляется стук ее башмачков. Второй пролет. Миновала комнаты прислуги. Вот она уже на верхней площадке лестницы. Рука описывает круг по опорному столбику перил. Хлопнула дверь мансарды. Сара чувствовала, что Питер бежит по пятам. Щелкнул замок. Питер толкнул дверь. Так и есть. Заперто изнутри. Недолго думая, он делает шаг назад. Дверь с хрустом уступает под тяжелым ударом ноги и распахивается, хлопая по внутренней стене коридорчика. Последний узенький пролет. Сара стоит у окна в маленькой приплюснутой со всех сторон перекрытиями комнатушке под самой крышей и судорожно дергает за ручку. Створки окна не поддаются, накрепко спрессовавшись за долгую зиму. Сара всхлипывает бессильно, но продолжает дергать.

— Нет, Сара! Нет! — Питер оттаскивает от окна бьющуюся, словно рыба в его руках, девушку.

— Я все равно убью себя! Все равно!

Сильной рукой он повернул ее к себе и посмотрел в глаза:

— Нет, это не выход, Сара. Я знаю, я сам прошел через это. Когда умерла Элизабет, мне тоже было плохо. Но сейчас она живет, живет в моем сердце, и я бы потерял ее навсегда, если бы сделал то, что хочешь сделать ты.

— Ты сильный, ты можешь! А я не могу. С этим письмом угасла последняя надежда. Уильям никогда не вернется ко мне. Я не могу так жить! Я не хочу жить без него!

Питер крепко держал ее и нежно гладил по волосам, пока она совсем не затихла. Сара сникла и безвольно прижалась к его плечу.

— Помоги мне, — в голосе ее была мольба и безысходность.

— Да, я помогу тебе.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Питер не мог оставить ее. Он всегда питал слабость к маленьким и беззащитным, страдающее живое существо никогда не оставляло его безучастным. Для него Сара была жалким испуганным зверьком, вроде котенка, которого Питер как-то снял с высокой крыши, с той лишь разницей, что Сару было труднее успокоить. Он был уверен, что если она не поверит в его помощь, то покончит жизнь самоубийством. Она еще не набралась жизненного опыта и не понимает, что первая душевная травма еще не конец жизни. Поскольку Уильям — брат Питера, то, быть может, именно Питер должен взвалить на свои плечи эту ношу. Смерть Элизабет унесла с собой ту любовь, которая дается в жизни лишь раз, и теперь Питеру нечего терять, он уже никогда не будет любить. Если Сара будет по-прежнему доверять ему, Питер готов стать для нее той поддержкой и опорой в жизни, которая поможет ей пережить свою трагедию.

Эстер не одобряла действий Питера, пыталась отговорить его от безрассудного поступка.

— Ты ломаешь свою жизнь. Этот брак не принесет тебе счастья. Нельзя бросаться в омут, повинуясь лишь чувству жалости, Питер. Я сама позабочусь о Саре.

— Позволь мне поступить так, как я считаю нужным, — сурово сдвинув брови, отвечал Питер. — Мое счастье ушло вместе с Элизабет. Я верю, что поступаю правильно. Так будет лучше для всех.

Эстер опустила голову и принялась разглядывать свои руки. Где найти такие слова, чтобы он понял, что жизнь продолжается! Пройдут годы, и он встретит, быть может, другую женщину, которая войдет в его жизнь так же, как и Элизабет, и в его сердце будет достаточно места для них обоих. Как убедить в том, что его жертва никому не нужна. Эстер подняла голову, посмотрела на его окаменевшее лицо и поняла, что все ее попытки тщетны. Он так молод и неопытен. Смерть Элизабет лишила его душевного покоя. Горе словно занавесом отделило его от целого мира, овладело всеми помыслами, и мольбы Эстер не проникали в его сознание.

Вскоре после этого разговора Питер и Сара поженились. К тому времени Питер уже съехал из дома, где он жил с Элизабет, и обосновался буквально в двух шагах от Эстер. В этот дом он и привел Сару. Они не любили друг друга. Это был, что называется, брак по расчету. Питер спасался от одиночества, Сара от горечи неразделенной любви к Уильяму. Разумеется, ни о каких чувствах при таком положении дел и речи быть не могло. Эстер не могла не признать, что вновь почувствовала свободу. На душе стало спокойнее, когда Питер забрал Сару из ее дома.

Свои встречи с Джеймсом Эстер расценивала как подарок судьбы. С ним она отдыхала, забывала о семейных неурядицах и напряженной рабочей атмосфере мастерской. Часто появляясь в Лондоне, то обсудить эскизы на заказ, то еще по каким-нибудь делам, требовавшим ее присутствия, Эстер каждый раз обедала с Джеймсом. Она тщательно готовилась к таким поездкам. Одевалась всегда по моде. Вместо кринолина — широкой юбки на тонких стальных обручах, вставлявшихся каркасом у бедер, пришли простенькие платьица, форму которым придавали нижние юбки. Этот стиль считался теперь более женственным, что, впрочем, было не так далеко от истины — плавные линии, обтекаемые формы, еще более подчеркиваемые кружевными оборочками. Эстер предпочитала ткани цвета морской волны, они ей были к лицу, выгодно оттеняя ее роскошные волосы. Нужно заметить, что Эстер всегда гордилась ими. Правда, теперь уже никакие настои не помогали скрыть две широкие седые пряди. Даже когда Эстер собирала волосы в пучок, седина заметно пробивалась, и только модная шляпка с кружевами до некоторой степени скрадывала этот недостаток. Впрочем, Джеймс, казалось, его совсем не замечал. Для него Эстер оставалась все такой же прелестной женщиной тридцати семи лет, которую он когда-то увидел в садике меж грядок с лекарственными травами. И его совершенно не интересовало, что это «когда-то» произошло ровно двадцать один год назад. Джеймс и сам здорово переменился. Пополнел, она все смеялась: «вширь пошел», стал как-то представительнее. На этом, пожалуй, его перемены и заканчиваются, потому что все остальное ему удалось сохранить в целости и сохранности, а именно хорошее здоровье и искрометное чувство юмора. Джеймс, как и Эстер, очень редко болел, если он вообще когда-нибудь болел, и даже обычная простуда была не частой гостьей. Эстер знала, что волос у Джеймса поредел, появились залысины, но это ее мало волновало, да и незаметно было, так как с некоторых пор он начал носить белые парики с завивкой, которые ему очень шли. Одну из их встреч погожим октябрьским днем Эстер всегда вспоминала с особенно теплым чувством. Фортуна улыбнулась Джеймсу, и Эстер поспешила его поздравить. Они встретились в отдельном кабинете шикарного ресторана с восхитительной кухней и огромными запасами вина в погребах.