С тех пор как Эстер получила разрешение ставить личное клеймо на свои работы, в ее мастерскую зачастили проверяющие из Инспекции пробирного надзора. Впрочем, определение массы, опробирование и прочие многочисленные операции входили в их обязанности, ведь именно инспекция пробирного надзора должна следить за тем, чтобы все ювелирные украшения из драгоценных металлов, предназначенные для продажи, соответствовали действующим в стране пробам и имели клеймо. Эстер всегда работала честно — никогда не соблазняли ее нечистые дела, поэтому неожиданные визиты инспекторов не очень ее беспокоили, вот только отрывали от работы. Ее мастерскую контролировали двое: насколько один был приятен и обходителен, настолько другой угрюм и неуклюж, — полная противоположность друг другу.

Одного из них, того, что был более приятным, звали господин Коккерил. Ему шел уже шестой десяток. Жена его умерла, он так и остался холостяком. Детей у него не было, зато все его любили, несмотря на строгость. Весь его облик (одни выступающие скулы чего стоили) говорил о том, что господин Коккерил может быть беспощаден, особенно с теми, кто пускается на обман, кого не отличает высокий уровень мастерства, к которому обязывают работы по золоту и серебру. Господин Коккерил терпеть не мог шарлатанов, которые снижали количество частей драгоценных металлов в смеси. Краток и суров был его разговор с мошенниками, ставящими свое клеймо на работы добросовестных и искусных мастеров.

— Чрезвычайно приятно было с вами повидаться, госпожа Бэйтмен, — обычно говорил господин Коккерил, прощаясь. Затем он благодарил Энн за восхитительный чай. А вот его коллега никогда не принимал приглашения выпить чашечку чая, и, когда он уходил, все чувствовали облегчение. Эстер, вечно занятая в мастерской, ни разу не присутствовала при чаепитии господина Коккерила, поэтому она и не сразу узнала, что для Коккерила Энн ставит на стол лучшую посуду: серебряный чайный сервиз, который Эстер не так давно позволила себе завести, дорогие фарфоровые чашечки и блюдца. Эстер начала приглядываться и вскоре заметила, как после визитов Коккерила меняется выражение лица Энн, оно становится добрее, разглаживаются складки на лбу. Но время шло, а Энн и Коккерил так и встречались лишь за чашкой чая, и Эстер решила, что все ей привиделось, и нет между ними ничего, кроме дружеских отношений.

Оборудование мастерской, купленное ко времени женитьбы Питера, позволяло справляться со всеми заказами. Мастерство Эстер и качество ее работ заслужили уважение как деловых людей, так и рядовых покупателей. Мастерская Эстер была признана ювелирным миром, а это в свою очередь привело к увеличению спроса на ее товар. Торговцы серебром начали поставлять ей не только листовой прокат, но и отливки. Работа пошла быстрее, так как при получении готовых отливок Эстер экономила много времени на всякие подготовительные работы. Не приходилось уже ковать и плющить металл перед обработкой.

Вскоре в мастерской появился и первый ученик, сообразительный и расторопный парнишка по имени Линни. Он так привязался к мастерской, что собирался остаться после получения звания мастера.

— Должно быть, это место притягивает, — с улыбкой говорила Эстер.

Линни был способным пареньком. Он как-то нарисовал новую эмблему для мастерской Бэйтмен, а Питер сделал ее для Эстер. Место для эмблемы уже было. Хотели повесить ее над входом вместо старой, оставшейся еще от Джона Бэйтмена. Ее давно уже сняли за негодностью, так как и люди были другие, да и работа уже не та. С тех пор старый знак мастерской так и стоял у ворот соседнего дома, пока Эстер не унесла его в свою новую мастерскую.

Однажды утром в мастерскую примчался Линни и громогласно объявил:

— Новая эмблема готова, госпожа Бэйтмен.

Питер, стоя на лестнице, вколачивал последний гвоздь, когда Эстер вышла посмотреть. Наконец Питер закончил работу, проверил, надежно ли прибито, и спустился вниз. Лестницу убрали. Подперев руками бока, Эстер долго стояла и глядела вверх на новую вывеску мастерской. Ветер вздымал полы ее рабочего фартука и теребил тесемки на шляпе, но она, казалось, ничего не замечала.

— Да, замечательно. Просто замечательно, — наконец сказала она с нотками недовольства в голосе. Сама-то Эстер совсем не хотела менять вывеску, но рано или поздно это должно было случиться. Да и новая эмблема неплохо смотрелась. На ней был изображен один из изящных кофейников работы Эстер. Рисунок был сделан умелой рукой, а насыщенный глубокий цвет создавал иллюзию материальности и объемности. Сверху было что-то написано. Эстер догадалась, что это должно быть: Эстер Бэйтмен, мастерская по изготовлению изделий из серебра. Эстер выбрала нелегкий путь. Долгое время в ювелирном деле не существовало деления. Мастера-ювелиры брались за любую работу, по любому металлу. Для Эстер такая специализация была чревата последствиями, но это ее не страшило. Эстер хоть сейчас готова была дать бой традиционалистам. Порой она задумывалась, не сродни ли ее постоянная готовность рисковать, когда дело касалось бизнеса, тому, что проявилось сейчас в характере Уильяма. Может быть, она, Эстер, и передала ему эту тягу ко всему новому, и он, сам того не ведая, словно по зову сердца, начал искать и нашел свое призвание. Сколько она помнила Уильяма, он всегда питал особый интерес к работам по золоту.

С улицы донесся стук копыт. Эстер оторвала взгляд от новой вывески и посмотрела на дорогу. Это был господин Коккерил. У ворог он слез с лошади и поздоровался. Как радушная хозяйка, Эстер сразу пригласила его в дом, и они прошли в гостиную.

— Сегодня я последний раз проверяю вашу мастерскую, госпожа Бэйтмен. Мне дали новый район в Йорке. Я, знаете ли, там родился и вырос, и мне всегда хотелось туда вернуться. Так вот, я и приехал, собственно, чтобы поговорить об этом, если у вас, конечно, найдется для меня несколько минут.

— Конечно, конечно. — Эстер жестом пригласила его в кабинет, где сейчас обосновался Питер, у которого теперь было много работы. Он немножко разгрузил Джосса, взяв на себя деловые поездки. Такое перераспределение обязанностей устраивало обоих братьев: у Питера не оставалось времени на мрачные мысли, и Джосс больше бывал дома с семьей.

— Мы будем скучать без вас, господин Коккерил.

— Я надеюсь, не все, — он поерзал в кресле. — Я… приехал просить руки вашей дочери и хочу, чтобы вы благословили наш брак. Я понимаю, что у нас с Энн значительная разница в возрасте, но общность наших интересов дает мне повод надеяться на взаимность со стороны вашей дочери, к которой я искренне привязан.

Эстер совсем не ожидала такого оборота, но все равно несказанно обрадовалась. Конечно, необычно, что зять одного с ней возраста, но что ж, Коккерил человек добрый… Эстер благодарила судьбу за то, что в жизнь ее дочери вошла любовь — ведь это самое главное.

— Я благословляю вас.

Коккерил ушел за Энн. Чуть погодя они вместе вернулись в гостиную. Эстер не могла припомнить, чтобы видела Энн такой счастливой. К этому времени все уже были оповещены, работы прекратились, и вся семья собралась в большой комнате за столом, чтобы выпить чашку чая в честь такого знаменательного события. Странно, думала Эстер, они и благословение получили в той же гостиной, где встретились и полюбили друг друга.

Через месяц сыграли свадьбу, тихую и пристойную, как и хотели Дик и Энн. Гостей было немного: собралась вся семья Бэйтменов и несколько близких друзей Коккерила. Энн была в голубом. Этот цвет шел ей больше всего. Когда пришло время расставаться, Эстер и Энн обнялись. На секунду обе они растерялись, не зная, что сказать друг другу на прощанье. Смерть Джона настолько тесно сблизила их, что теперь они даже не представляли, как будут жить вдали друг от друга. Расстояние до Йорка приличное, не очень-то разъездишься в гости друг к другу.

— Всего тебе самого наилучшего, Энн. Будь счастлива! — сказала Эстер и махнула рукой.

— Спасибо, мама. — Энн в последний раз оглядела всех собравшихся и села в коляску, запряженную парой лошадей. Вскоре экипаж скрылся из виду.