С каждой новой встречей Джону становилось все труднее и труднее сдерживать в себе рвущиеся наружу слова любви к Эстер. Он знал, что девушка прекрасно понимает его состояние и каждый раз надеется, что Джон все же произнесет эти слова, в особенности после их поцелуев, во время которых она так искренне и чувственно прижималась к нему и изгибалась от страсти в его объятиях. Но Джон каждый раз заталкивал эти слова внутрь, в последний момент призывая на помощь рассудок. А он говорил Джону, что стоит только ему сказать это, как оба они, Джон и Эстер, могут быть ввергнуты в такую пропасть, из которой невозможно выбраться…

Как-то субботним днем они прогуливались по Пэлл-Мэлл. Как и везде в стране, в Лондоне бедный люд имел свободный доступ во все общественные места наравне с богатыми, а на Пэлл-Мэлл располагались самые дорогие и модные магазины в городе. Поэтому Эстер особенно любила ходить по этой улице. В тот день погода была прохладной, поэтому состоятельная публика была одета в плащи и накидки. Эстер с восторгом рассматривала меха, украшения из перьев и бархатные пальто богатых дам. Вдруг с потемневшего неба закапали тяжелые крупные капли дождя. Эстер и Джон, как, впрочем, и все остальные, бросились искать укрытие, и не нашли ничего лучшего, чем могучий развесистый дуб, под которым они случайно оказались совсем одни. Прижавшись друг к другу и одновременно к шершавой коре дерева, Джон и Эстер молча стояли, пережидая ливень.

Он снял с себя плащ и натянул его на плечи Эстер. Она подняла голову и внимательно посмотрела на него. И тут, глядя на ее мокрое от дождевых капель лицо, влажные рыжие волосы, Джон не выдержал и сказал те самые слова, которые вырвались наконец из его измученного сердца:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя, Эстер, и буду любить всю жизнь!

Она побледнела от волнения.

— Я тоже люблю тебя, Джон, — прошептала она в ответ, — люблю со дня нашей первой встречи.

Джон обнял Эстер еще крепче, она обвила руками его шею, и они поцеловались. Так, как не целовались еще никогда, не обращая внимания на обрушивающиеся с неба потоки воды.

В тот же самый день Марта, которая подслушивала у дверей кухни, выяснила наконец-то имя человека, с которым встречалась Эстер. И сразу же побежала к Джеку.

— Нет, этого нельзя допустить! — с порога заявила она. — Ты обязан положить конец этим шашням, и немедленно! Иначе мы потеряем Харвуда, а с ним и лучшую клиентуру!

— Это почему же? — удивился Джек.

— Господи, иногда ты становишься просто тупицей! Харвуду не понравится, это уж как пить дать, что твоя сестрица гуляет с парнем, обрученным с его дочерью. Ты только представь себе, что может случиться, если мастер Харвуд перестанет ходить к нам! И если рассердится на тебя! Ты ведь сам как-то раз сказал, что не хотел бы иметь его в числе своих врагов.

Джек старался понять и принять благоразумие рассуждений Марты, и в то же время с тревогой думал об Эстер. Поэтому вечером позвал ее для серьезного разговора. Эстер была к нему готова. Она знала, что рано или поздно, но ей придется отвечать, поэтому говорила с Джеком прямо и решительно.

— Да, я встречаюсь с Джоном Бэйтменом. И что теперь? Вы его прогоните только потому, что Харвуды могут предъявить ему какие-то претензии? Вы же сами говорили, что официально ничего решено не было.

— Сейчас не об этом. Я не позволю никому играть твоими чувствами, если мужчина связан обязательствами с другой, официально или неофициально! Эстер, ты должна прекратить эти встречи. Из них ничего хорошего не выйдет.

Джек явно был раздражен такой неловкой ситуацией.

— В Лондоне полно молодых людей, и ты не должна водить дружбу с Бэйтменом! Я говорю это тебе совершенно серьезно! Ты больше не увидишь его!

Однако Эстер не остановили слова Джека, и она снова пошла на свидание со своим возлюбленным, как они и договаривались. И все ему рассказала.

Они сидели на деревянной скамеечке на берегу реки. Небо было покрыто свинцово-серыми, низкими тучами. Холодный осенний ветер гонял по улицам опавшую листву.

— Случилось то, чего я и боялась, — говорила Эстер. — До тех пор, пока ты не освободишься от данных тобой Харвудам обязательств, Джек будет против наших встреч. Ты рассказал обо мне Каролине?

В первый раз за время их знакомства было произнесено открыто имя Каролины. До этого оба пытались забыть о ней, вычеркнуть ее из жизни своей любовью.

— Нет, еще нет, — хрипло ответил Джон.

Он сидел, сгорбившись, опершись локтями о колени, нервно потирая руки.

— Это, знаешь ли, не так просто.

Эстер расстроилась, что Джон упустил шанс рассказать все Каролине во время их воскресного обеда.

— Может быть, будет лучше если мы перестанем некоторое время встречаться, — решила она исподволь проверить его чувства.

— Нет! — вскричал Джон и схватил ее ладони. — Я не знаю, не могу сказать, сколько пройдет времени, пока все образуется. Как я смогу прожить два, три месяца, может даже полгода, не видя тебя?

— Полгода! Да ты в своем уме? — воскликнула Эстер, вырывая у него свои руки.

Напряжение в их разговоре все увеличивалось. Джон почувствовал себя загнанным в угол и попытался возмутиться.

— Все, о чем я тебя прошу, это немного терпения!

— Ты хочешь, чтобы я полгода ходила по лезвию бритвы?

— Пожалуйста, не пытайся свалить на меня ответственность за то, сколько времени на это понадобится.

Джон был буквально доведен до отчаяния и остро чувствовал свою вину, поэтому приготовился выдвинуть Эстер встречные обвинения.

— Я ведь сказал «полгода» не в буквальном смысле.

Лицо Эстер порозовело от гнева. Внезапно она почувствовала приступ ревности к Каролине. Глаза ее заметали молнии.

— Буквально или не буквально, но в любом случае тебе следовало бы говорить о днях, а не месяцах!

— Как тебе заблагорассудится.

Джон сделал попытку подавить в себе первый росток ярости, уже пробивающийся наружу. Ему всегда становилось страшно, когда он чувствовал это, поскольку очень не любил себя в эти редкие, но бурные моменты злобы и гнева.

Эстер, однако, не успокоилась.

— Это не мне заблагорассудилось считать, а тебе! Все, что от тебя требуется — это сказать Каролине, чтобы она освободила тебя от негласных обязательств, связывающих вас! Ни одна уважающая себя женщина не захочет удерживать возле себя, а тем более выходить замуж за мужчину, который больше не любит ее!

Слова Эстер будто разрывали ему душу, и он, не выдержав боли, закричал:

— Ты ничего не понимаешь! В их обществе браки заключаются по расчету, а любовь — приложение к нему! Я обязан ждать до тех пор, пока Каролина сама не отвергнет меня. Это вопрос чести…

— Чести! — вскричала Эстер и резко поднялась со скамейки, гордо выпрямившись. Что же ты не говоришь о чести по отношению ко мне?

Джон вскочил как ужаленный. Лицо его побелело.

— Мне не следовало бы говорить тебе о любви, пока я не стал свободным!

Признав, наконец, свою вину, он ощутил, как кровь в его венах закипает от ярости. Джон знал, что еще чуть-чуть — и он не сможет управлять собой.

— Да, это была моя большая ошибка!

— Ах, ты уже жалеешь? — воскликнула Эстер, не в силах удерживаться от оскорблений, будучи сама униженной. — Я, может быть, тоже жалею! Теперь я вижу, что ошибалась в тебе во всех отношениях! Ты все еще влюблен в Каролину, и гораздо сильнее, чем пытаешься убедить меня!

У Джона окончательно лопнуло терпение, он уже не контролировал себя.

— А что с того, если это действительно так? Что? Каролина не изменилась, она по-прежнему остается той самой девушкой, чьей внешностью, манерами, культурой поведения и образованностью я всегда восхищался!

Это уже было слишком. Пусть в приступе гнева, не отдавая себе отчет в словах, но Джон не мог более сильно обидеть и оскорбить Эстер.

— Ну, и оставайся с ней! — взбешенно прокричала она, делая шаг назад. — Это как раз то, чего ты хотел больше всего и всегда, только сам себе не решаешься признаться в этом. Для тебя я, а не она, всегда была на втором плане! Теперь женись на Каролине! До конца твоих дней она будет рядом с тобой, а я не желаю тебя больше видеть!